Персиваль Эверетт - Американская пустыня

• Название: Американская пустыня
• Автор: Персиваль Эверетт
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033184-3

Неудавшееся самоубийство незадачливого преподавателя колледжа приводит к скандалу, какого не было со времен воскрешения Лазаря!

Авантюристы от христианства потирают ручки и готовятся приобщиться к сенсации…

Сюжет, достойный Тома Роббинса или Тома Шарпа, принимает в исполнении Эверетта весьма неожиданное направление!

---

– Долго ли, коротко. Буду платить по счетам, пока ты не вернешься.

– На два года. Задание секретное. Я не смогу ни звонить, ни писать.

– Дети будут скучать по тебе.

Эйвери откусил кусочек остывшей яичницы и глянул в окно на холодное небо Новой Англии.

– Ты когда-нибудь задумывалась, а стоит ли жить вообще?

– Каждый день, – отозвалась жена.

– Правда?

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что нынче утром я задумался об этом впервые. – Эйвери подцепил вилкой еще яичницы и внезапно смутился, почувствовал себя полным идиотом. На вкус яичница казалась чуть эластичной, и Эйвери вдруг осознал, что не в силах посмотреть жене в глаза. Он внимательно изучил один из желтков на своей тарелке – почти не жидкий (у жены они всегда прожаривались ровно настолько – почти не жидкие) и попытался отвлечься на размышления о том, что было раньше, эмбрион или курица, и сам же первый позабавился своим мыслям. Должно быть, даже жуя, он умудрился каким-то образом улыбнуться.

– Что такое? – спросила жена.

– А дети будут скучать по мне, если я умру?

– Что еще за дурацкие вопросы? – отрезала она.

Эйвери подумал, что такой отклик вполне уместен, при том, что на его вопрос жена так и не ответила – и засчитал услышанное за ответ сам по себе.

– Извини, – сказал он.

– Хорошо. – Жена была явно озадачена, но объяснений требовать не стала, а вместо того с головой ушла в газету.

– Извини, пожалуйста, – повторил он.

– Не скажу, что работать здесь мне не нравилось, – обронил Эйвери, крутя в пальцах «съеденную» пешку. – Нигде больше подобных опытов ставить бы просто не дали. Клонировать овцу или там мартышку, это пожалуйста, но человека… – Он прикрыл глаза и ущипнул себя за переносицу, словно отгоняя сон.

– А что, кто-нибудь из этих ваших клонов Христа… – Тед замялся, подбирая слова. – …ну, проявлял хоть какие-либо признаки божественности?

– Не вполне понимаю, что под этим подразумевать, – отозвался Эйвери, покусывая мундштук трубки и пристально глядя на доску. – Они все по большей части слабоумные, если вы не заметили. Штуки две удались просто милашками – на свой лад. Один был идиот-савант,[xliv] умел за пару секунд сосчитать количество зубочисток в запечатанной коробке, но в целом был туп как фонарный столб. Да вы, похоже, нацелились на моего коня, мистер Франкенштейн?

Замечание насчет Франкенштейна оглушило Теда словно удар кирпичом. Он вдруг осознал, что он и впрямь чудовище, внушающее страх любому, кто встретится ему на пути – будь то родная дочь, или сектанты, или доктор Лайонз, или охранники, словом, всем, кроме этого человека, которого он вот-вот обыграет в шахматы. Единственным, кто не испытывал перед ним страха, был ученый, сам создающий монстров; тот, кто взял спасителя столь многих в этом мире и изрезал его на ошметки плоти и отходы тканей.

Тед передвинул ферзя на клетку, защищенную слоном, напротив чужого короля.

– Мат, – объявил он.

– Чисто сработано, – похвалил Эйвери.

Глава 4

Освальд Эйвери отнюдь не торопился объяснять Теду, как именно поможет ему бежать. Он сидел над кладбищем шахматной доски, заново проигрывая в уме вымышленную кровавую бойню и оплакивая своих обожаемых коней.

– Вот здесь вы убили первого, – сетовал он, удрученно кивая. И, размышляя над ходами, приведшими к этой невосполнимой потере, отметил: – Возможно, вся проблема в эукариотических генах. Тьма-тьмущая повторяющихся нуклеотидных цепочек – и при этом мы толком не понимаем, почему и зачем. Две сотни пар повторяются миллионы раз. То есть невообразимо много. Некоторые называют эту штуку «эгоистичная» ДНК и говорят, что она нам на фиг не нужна, они просто так, болтаются себе в хромосомах. Может, это все от вирусов. Может, никакой они не мусор. – Эйвери покачал головой и в живую разыграл «съедение» коня. – Может, только эти гены и имеют значение.

– Так как вы меня отсюда выведете? – не отступался Тед.

– А я решил, что все-таки пойду с вами. – Эйвери вновь принялся сосредоточенно изучать деревянную конскую голову у себя на ладони. – Какая, в сущности, разница, убьют меня там, наверху, или тут, внизу, в здешнем аду. – Он поглядел на Теда – глаза в глаза. – Жалкий я был человечишка. И не потому, что помешался на работе, а потому, что боялся – боялся жить, боялся столкновений, всего боялся. Я в сущности и не жил никогда, не знал, каково это – жить. Как я мог научить жизни своих детей, если сам не знал, как это делается?

– Хорошо, так как мы отсюда выберемся? – спросил Тед. Он прикинул, что за последнее время задавался этим вопросом не раз и не два, хотя и не в смерти, не тогда, когда за ним захлопнулась последняя дверь. Интересно, а если бы он знал загодя, что умрет, если бы увидел со стороны распростертое на асфальте безглавое тело – попытался бы он отыскать путь к выходу? Да, предполагается, что он целенаправленно ехал кончать с собой, но даже сам Тед сомневался, так ли он был тверд в своем намерении, ведь ему еще ни разу не удавалось довести хоть один малоприятный план действий до конца.

– Сперва я кое-какие вещички соберу, – отозвался Эйвери. – А вы подождите тут, в компании Иисусов.

От перспективы остаться в одной комнате с двадцатью семью Иисусами Тед почувствовал себя крайне неуютно, отчасти потому, что, невзирая на весь свой атеизм, опасался – а вдруг в этом числе и впрямь заключено что-то божественное; вдруг, как в пари Паскаля,[xlv] один из Иисусов, чего доброго, увидит и разоблачит его истинную суть, уж какова бы она ни была. Кроме того, возможно ли, что он сам разгадает свою тайну, обнаружит некое сходство между собою и этими клонами? Если есть одна сходная черта, то, вероятно, есть и другие, так что вдруг он возьмет да вознесется в небеса и будет сидеть одесную того, в кого не верил вовеки и сейчас не верит?

Тед проследовал за Эйвери в комнату и опустился на пластмассовый стул подобно всем прочим клонам; настрой Теда повлиял на его позу, так что, когда он рассмотрел тени на полу, его тень была в точности такая же, как и все прочие, сгорбленная и удрученная. Тед заставил себя выпрямиться и внимательно вгляделся в каждое слюнявое лицо по очереди: глубоко посаженные карие глаза, темные жесткие волосы, уродливые черты, лишние части тела, недостающие части тела, бессмысленный взор. Однако ж был среди них один, в противоположном конце комнаты, что сидел самую малость прямее прочих, сложив руки на коленях. Взгляд его был мягок, но не настолько пуст, нос – велик, рот отсутствовал вовсе. Тед неотрывно пялился на него несколько минут, но тот обернулся не сразу. Со временем, однако, он встретился с Тедом глазами, и Тед растрогался – не в силу какой-то особенной магии, и не потому, что ощутил какую-никакую теплоту или интеллектуальную осмысленность, – растрогал его просто-напросто сам факт отклика.

Ханна притворялась, что заснула, но Глория на хитрость не купилась.

– Ты не спишь, – сказала она.

– Откуда ты знаешь?

– Слишком уж усердно удерживаешь палец на нужной странице своей мерзкой книжонки, – объяснила Глория, усаживаясь на край постели и нагибаясь развязать кроссовки. – Ну и что там происходит? Барон грозится оставить жену ради сексапильной гувернанточки, или стареющая актриса узнает, что ее муж-режиссер, хронический алкоголик, спит с героем-любовником?

– Как там на улице, хорошо? – полюбопытствовала Ханна.

– Чуточку прохладно.

– Народу много?

– Ну, не без того. Собственно говоря, многовато. В баре на углу шум стоит страшный. – Несколько секунд Глория созерцала собственный кроссовок – и, наконец, швырнула его на пол. – Ты к детям заглядывала?

– Ага, и дверь оставила чуть приоткрытой. Перри просил, чтобы свет не выключали. С ними все тип-топ. – Ханна села прямее и подложила под спину подушку. – Что-то не так?

– Все так. – Глория стянула второй кроссовок, подошла к двери, разделяющей их спальню и детскую. Распахнула дверь, поглядела на дочь с сыном. Вернулась обратно к кровати, села, стянула свитер, принялась расстегивать блузку. Пальцы с трудом ее слушались. Глории частенько казалось, что у нее артрит: ишь, все суставы словно деревянные и тупо ноют.

– Что-то не так, – отметила Ханна.

– Руки болят.

– Что-то еще, – не отступалась Ханна.

– Я с ним целовалась.

– С каким ты целовалась?

– С кем.

– Да ладно, не суть важно, ты давай выкладывай, – потребовала Ханна.

– С Ричардом.

– Да ну!

– Ну да. – Глория сама не верила, что говорит такие вещи, причем вслух – верила не больше, чем в то, что на самом деле этакое вытворяла. Сердце неистово колотилось в груди, а где-то в глубине живота резануло холодом.

– Это ж здорово! – просияла Ханна. Голос ее звучал неуверенно, словно нужные слова приходили на ум не сразу.

– Все не так, как ты себе представляешь, – проговорила Глория со вздохом. Внутри затаилась глухая тоска – не по Теду и не по губам, которых она еще недавно касалась, но – тоска. – И я сама не знаю, зачем я это сделала. Сделала – и все.