Персиваль Эверетт - Американская пустыня

• Название: Американская пустыня
• Автор: Персиваль Эверетт
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-033184-3

Неудавшееся самоубийство незадачливого преподавателя колледжа приводит к скандалу, какого не было со времен воскрешения Лазаря!

Авантюристы от христианства потирают ручки и готовятся приобщиться к сенсации…

Сюжет, достойный Тома Роббинса или Тома Шарпа, принимает в исполнении Эверетта весьма неожиданное направление!

---

– Это из Второй книги Царств, – отозвался Большой Папа. Возможно, он и воспринимал тексты буквально, однако Библию знал как свои пять пальцев и полагал, что Тедово знание Библии лишний раз подтверждает то, что он в союзе с Сатаной – ведь только дьявол способен помнить Священное Писание настолько хорошо. Большой Папа воззрился на Теда с удвоенным пылом во власти вновь накатившего ужаса, недоверия и ненависти.

– Ты знаешь Книгу пророка Исайи?

Образованность сослужила Теду хорошую службу – на сей раз не к его пользе, а скорее, ему же во вред.

– Да.

– Разумеется, – сказал Большой Папа. – Ну, разумеется.

Большой Папа первым вышел за дверь и зашагал сквозь бурую пыль и зной; Тед – за ним. Черные сапоги Большого Папы с каждым шагом белели все больше, пока не стали того же цвета, как и ноги. Джеральд шел за ними, стараясь держаться на почтительном расстоянии, хотя Тед отчетливо слышал его дыхание.

Детка Большого Папы именем Джеральд в возрасте двадцати трех лет съездил в Израиль – после того как выбыл из двухгодичного колледжа, не доучившись, два года вкалывал помощником сварщика, а затем работал на регулировке схода-развала в автосервисе «Мидас» в Эль-Пасо. Сойдя с самолета в Израиле, он тревожился лишь насчет еды – боялся, что впадет в грех чревоугодия; и то голодал, целыми днями не беря в рот ни крошки, а то жадно сжирал все, что подворачивалось под руку. Джеральд тоже считал себя «орлом от востока», тоже мыслил буквально и считал себя голубем Господним. Он никак не мог примириться с фактом, что гора Сион оказалась этаким неказистым холмиком, и предрекал, что, когда пробьет час и настанет Судный день, Господь непременно вызовет какой-нибудь геологический катаклизм и изменит размеры горы.

Живя в палатке под тем самым небом, что младенец Иисус встарь узрел из яслей, Джеральд увидел сон: он беседовал с Эллен Уайт,[xxiv] причем сестра была одета в тончайшие, белейшие монашеские одежды девятнадцатого века.

– Я побывала в мире, где светят семь лун, – сообщила сестра Уайт и коснулась лица Джеральда.

– Ты – ангел, – сказал Джеральд. – Но где твои крылья?

– У ангелов нет крыльев, милое дитя, – поведала она. – То, что люди принимают за крылья, на самом деле лишь отсвет космических кораблей. Корабль летает посредством преломления света. «Колесниц Божиих тьмы, тысячи тысяч ангелов».[xxv]

– О, – сказал Джеральд.

– Прочти Книгу пророка Исайи, главу шестую, стихи с первого по четвертый, – велела сестра Уайт.

– Да, мэм, – ответствовал Джеральд, а открыв глаза, почувствовал лютый голод. Он ел и ел всю дорогу назад до Тель-Авива, и на борту самолета, и дома, в Штатах, и вот однажды, в уличной церквушке в Креншо, в Лос-Анджелесе, он повстречал Большого Папу. Большой Папа объяснил Джеральду, что есть – это ничего, это дозволяется, и бояться – тоже дозволяется, и что денег у Джеральда нет, потому что дьявол не хочет, чтобы у него были деньги, и что Господа-Иисуса-Бога-Всемогущего не волнует, есть у него деньги или нет, и что он, Большой Папа, направит Господню любовь с небес через свое упитанное тело и благоуханные ноги прямиком в богобоязненную душу Джеральда Мандера, заблудшего и растерянного Джеральда Мандера.

– Это бункер номер один, – сообщил Большой Папа, остановившись перед входом в нечто похожее на убежище от торнадо: двойные двери располагались на высоте футов этак трех и под углом в тридцать градусов к земле.

Джеральд вышел вперед и потянул двери на себя – изнутри повеяло затхлым холодом.

– Ты первый, – приказал Большой Папа, жестом приглашая Теда вниз.

Тед повиновался. Ступеньки были бетонные, внутри уже горел свет – возможно, он зажигался автоматически, когда открывались двери, вроде как в холодильнике.

– Я бы сказал тебе, «осторожнее, не споткнись», – заявил Большой Папа, – но вообще-то мне плевать, упадешь ты или нет. – Он рассмеялся и многозначительно поглядел на Джеральда.

Тед посмеялся вместе с ними – и те примолкли.

Убежище оказалось весьма просторным; освещали его длинные ряды флюоресцирующих ламп, свисающих с железобетонных плит потолка. Тед прикинул про себя, что до противоположной стены футов этак сто, а в ширину комната наверняка будет сорок; но самая примечательная черта заключалась в том, что все пространство было заполнено пушками – старыми пушками, вычищенными пушками, пушками толстыми и тощими. Тед вскинул глаза на Большого Папу, словно спрашивая: «И что дальше?»

– Ну, как тебе? – полюбопытствовал Большой Папа. – Пушки, однако, – отозвался Тед.

– Много пушек, – подтвердил Большой Папа, любовно оглядывая свой арсенал. Он шагнул к группе из четырех одинаковых орудий. – Немецкая осадная пятидюймовая пушка. На полевом лафете, не корабельном, но так тоже хороша. – Он прошел вдоль ряда. – А вот 57-миллиметровая пушка времен Гражданской войны в США, гладкоствольная. Красавица, верно?

– Зачем они вам? – спросил Тед.

– Затем, что они в полной исправности и по сей день, и затем, что никто не знает, что они у меня есть. Я собирал их многие годы, и ни одна живая душа не сыщет след ни единого орудия, ни единого ядра и ни единого снаряда. Они как в воду канули. Вот эта – самая старая; позже 1920 года ничего нет. Блеск, правда? Сама идея, я хочу сказать.

Тед следовал по проходу за своим провожатым.

– Таких у меня двенадцать, – похвастался Большой Папа, снимая чехол с блестящего орудия потоньше. – Это скорострельная пушка Лоуэлла сорок пятого калибра на полевом лафете. Разумеется, управляется посредством кривошипа.

– Зачем они вам? – повторил Тед.

– Для грядущей войны, войны против зла, против тебя, против правительства, против черных вертолетов. – Большой Папа резко крутнулся всей своей жирной тушей, словно при виде любимых игрушек у него голова закружилась от радости. – А еще у меня есть пятиствольные скорострелки Гочкиса с вращающимся блоком, и скорострелки Гатлинга, и стальные трехдюймовые нарезные орудия… Они ухлопают тебя так же надежно, как М-16. И будешь ты мертвее мертвого, верно, Джеральд?

– Верно, Большой Папа, – отозвался Джеральд.

– Умер – значит, умер, – сказал Большой Папа.

Черный, медный и хромированный блеск орудий заключал в себе своеобразную красоту – может статься, именно из-за своей старомодности все эти пушки выглядели менее вредоносными и даже по-своему причудливыми, – но, как верно заметил Большой Папа, впечатление было обманчивым. Тед представил себе, как расхохотались бы ребята из ДОС[xxvi] и Национальной гвардии[xxvii] при виде всего этого антиквариата, расставленного в ряд вдоль гребня перед лагерем, – а в следующий миг на собственной шкуре испытали бы кордит, или баллазит, или каким бы уж там древним взрывчатым желатином ни начинялись эти снаряды.

– Где вы это раздобыли? – Тед почесал в затылке.

– Это ж все артиллерия, – сообщил Большой Папа так, словно в сотый раз повторял прописные истины. – Орудиями разжиться нетрудно. Особенно старьем – кому оно нужно? Но я пушки просто обожаю. Обожаю их за простоту. Обожаю за тонкость работы. Ты только глянь, какое тиснение на стволе! – Он ласково провел рукой по всей длине нарезного орудия.

– А какой с них прок здесь, под землей? – спросил Тед.

– О, мы вытащим их наверх, вытащим загодя, – заверил Большой Папа. – Я узнаю, что враги надвигаются, еще до того, как они сами это поймут. – Он раскачивался на каблуках взад-вперед. – А еще у меня есть двести пятьдесят флотских револьверов Уитни и семьдесят два армейских револьвера Петтингилла.

– Какого времени? – полюбопытствовал Тед.

– Тысяча восемьсот шестидесятых. У меня есть даже семнадцать ящиков конфедератских карабинов Перри.

– А из них еще можно стрелять?

– О да, – заверил Большой Папа. – Оружие, что некогда раскололо эту землю надвое, готово к действию. Но у нас есть боевые средства и поновее. Есть английские винтовки «Энфилд-Маузер» и австрийские винтовки Манлихера. Убиваешь – значит, убиваешь, все равно, медленно или быстро. На самом-то деле, чем медленнее, тем лучше; ты даешь язычникам шанс обрести Господа-Иисуса-Бога-Всемогущего и раскаяться. Как знать, вдруг кто-нибудь, стоя рядом с умирающим, что шепчет слова молитвы, услышит его обращение к Господу, – и тогда, может статься, это сподвигнет язычника сложить оружие и обрести Свет. Ибо Господу ведомо: мы-то оружия не сложим. Мы – солдаты Его армии до тех пор, пока космические корабли не прилетят забрать нас в Священный Град. Ты понимаешь, что я тебе втолковываю, или нет?

Тед кивнул. Понимал Тед то, что этот человек Божий, сам изрядно смахивающий на демона, отчего-то считает его, Теда, дьяволом. Этот фанатик испытывал настоятельную потребность убивать – того ради, чтобы утвердиться в собственной жизни и придать смысл своему существованию. Так что Тед вновь сделал то единственное, что пришло ему в голову и что казалось хоть сколько-то разумным. Он кивнул.