Андерс Рослунд - Изверг

• Название: Изверг
• Автор: Андерс Рослунд
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00978-3

Жестокий насильник, осужденный за убийство двух маленьких девочек, ухитряется совершить побег из тюрьмы. Эверт Гренс, занимающийся его делом, уверен: рецидив безумия неизбежен. Вся полиция округи поднята на ноги, но извращенец убивает и насилует еще одного ребенка. В городке, где совершено преступление, начинается истерия, нагнетаемая прессой. В числе тех, кто решает взять на себя осуществление правосудия, отец погибшей девочки, и последствия его действий катастрофичны.

---

— Смотри-ка. Так быстро еще никогда не получалось. Мари уже про тебя забыла. — Она шагнула к нему. — А я нет.

Легкий поцелуй в щеку — и она тоже ушла. Фредрик стоял в нерешительности, глядя вслед Микаэле и Мари. Приоткрыл дверь в игровую комнату. Мари с Давидом и еще трое их сверстников, сгрудившись на полу, малевали друг другу лица, индейцы сиу или вроде того. Фредрик помахал Мари, она помахала в ответ. Он пошел прочь, боевой индейский клич настиг его, когда он открывал парадную дверь.

Солнце ударило в лицо. Перекусить, что ли, в теньке? Купить газету на площади? Он решил поехать на остров Арнё, в писательскую берлогу. Будет сидеть там и ждать. Скорее всего, не напишет ни слова, но хотя бы приготовится, включит компьютер, перечитает свои заметки.

Он открыл калитку, снова кивнул папаше, ожидавшему на скамейке, и пошел к машине.

•

Ему нравился этот детский сад. С виду такой же, как и четыре года назад. Маленькая калитка, белые деревянные планки, голубые ставни. Он сидел у входа уже четыре часа. Детей там наверняка не меньше двух десятков. Он видел детей с папами и детей с мамами, которые приходили и уходили. Одиноких детей нет. А жаль. Куда проще, когда они приходили и уходили одни.

Три девчонки в гимнастических кедах. Две — в сандалиях, с длинными кожаными ремешками, которые надо обматывать вокруг ноги. Некоторые пришли босиком. Жарища, конечно, несусветная, но ходить босиком ему не нравилось. Одна в красных лакированных туфельках с металлическими пряжками. Очень красиво. Она пришла поздно, почти в половине второго, вместе с отцом. Светловолосая маленькая шлюшка, вдобавок кудрявая от природы, она откидывала голову, когда говорила с отцом. Одежды немного — шорты да простая майка, наверное, сама одевалась. Похоже, радовалась, шлюхи почти всегда радуются, всю дорогу до входной двери скакала, то на двух ногах, то на одной, по очереди. Отец кивнул ему, поздоровался.

Он тоже поздоровался в ответ, из вежливости. Выходя на улицу — он проторчал там немного дольше остальных, — снова поздоровался, чудной тип.

Он старался высмотреть шлюшку в окно. За стеклом мелькало много голов, но не светленькая с кудрями. Небось искала член. Шлюхи получат член что надо. Она пряталась там, в помещении, в майке своей, в шортах, в красных лакированных туфлях с металлическими пряжками, голоногая, шлюхи должны показывать кожу.

•

Малосрочник сидел в телеуголке отделения X. Он устал, как всегда после этого дела: чем лучше курево, тем больше он уставал, и сильнее всего уставал от «турецкого стекла». А это оказалось высший сорт, грек-поставщик сдержал слово, не зря говорил, что лучшей дури никогда еще не продавал, и теперь, после курева, у Малосрочника не было причин катить баллоны, редко когда ему доводилось курить зелье получше, а уж опыта у него хватало с избытком. Он посмотрел на Хильдинга, еще недавно Хильдинга-Задиринга — теперь он лежал да кемарил. Давненько его физиономия не выглядела такой мирной, он даже болячку свою не чесал, рука, обычно мельтешившая возле носа, спокойно лежала на колене. Малосрочник нагнулся, хлопнул Хильдинга по плечу, тот проснулся, а Малосрочник поднял большой палец. Большой палец вверх, а указательный в сторону душевой. Там, под потолочной плитой возле лампы, кое-что осталось. Как минимум еще на два раза. Хильдинг понял, просиял, тоже поднял вверх большой палец и снова обмяк в кресле.

В отделении нынче сплошная суета. Сперва бритоголовый новичок, который не волочет насчет здешних правил. Стоял тут, лыбился, пялил глазенки, ровно чемпион по боксу. Он после разведал, как этого хмыря зовут, один из молодых вертухаев сообщил, по его просьбе. Йохум Ланг. Отстойное имечко. Ишь, крутой выискался, амбал вонючий. Насилия и убийств за ним немерено, а сроки короткие, потому что ни одна сволочь не решается дать показания. Но в этом отделении его быстро научат смекать, что к чему. В этом отделении есть правила и все такое. Потом Гитлер. Обоссался в прямом эфире и все равно по-наглому поперся в секс-бункер через их отделение, короткой дорогой. Обоссанный Гитлер-вертухай наскочил на них, когда «турецкое стекло» аккурат раскурилось как надо, но ни словечка вякнуть не посмел, наверняка ведь унюхал запашок, но смолчал, мимо прошел, к своим сексуальным говнюкам, которых всех надо бы замочить. И наконец, Гренс. Приперся, гад, вместе с Гитлером. Приковылял, черт хромоногий. Подыхать пора, а он все пашет; у него небось до сих пор встает, как вспомнит, он же из тех стокгольмских легавых, которые в шестьдесят седьмом приезжали в Блекинге, чтоб доставить плачущего тринадцатилетнего подростка от окровавленной мошонки Пера в исправительно-воспитательное заведение для несовершеннолетних.

Бекир тасовал, снимал, раздавал. Драган положил две спички в банк и взял свои карты, Сконе положил две спички в банк и взял свои карты, Хильдинг бросил свои, встал, направился к туалету. Малосрочник подобрал карты, одну за другой, подкрался с ними к столу. Отстойные карты. Бекир мешал как баба. Они обменяли карты. Он обменял все, кроме одной, крестового короля, сохранять его бессмысленно, но он из принципа никогда не менял все. Четыре новые. Такие же никудышные. Крестовый король и четыре мелкие карты очков не принесут. Розыгрыш. Он выложил крестового короля, двойку червей, пиковую четверку, пиковую семерку. Последний ход. Драган сыграл крестовой дамой, а поскольку король и туз вышли раньше, победоносно хлопнул рукой по столу, спички и тысячекроновые купюры, которые они символизировали, теперь его. Он уже хотел забрать спички, и тут Малосрочник поднял руку:

— Ты чё делаешь, мать твою?

— Выигрыш забираю.

— Так ведь я не открыл.

— Дама старше всех.

— Не-а.

— Чё «не-а»?

— Я еще не открыл. — Он положил на стол последнюю карту. Крестовый король. — Во как.

Драган замахал руками:

— Какого черта? Король-то, блин, вышел уже!

— Я в курсе. Но вот тебе еще один.

— Блин, да не может у тебя быть два крестовых короля!

— Может, не может. Сам видишь.

Малосрочник схватил руки Драгана, оттолкнул от кона.

— Спички мои. Моя карта старше всех. Вы теперь мои должники, девки.

Он громко расхохотался и хлопнул по столу. Вертухаи в дежурке, три хмыря, которые почти всю смену болтали друг с другом, обернулись на звук, увидели, как Малосрочник подбросил к потолку кучку спичек, а потом попытался поймать их ртом, и снова отвернулись.

Хильдинг шел по коридору, возвращаясь из туалета. Двигался осторожно, уже бодрее, чем раньше, держал в руке бумажку.

— Хильдинг-Задиринг, мать твою, как думаешь, кто сорвал банк? Ну-ка, угадай, Хильдинг-Задиринг, как думаешь, кто тут сидит и ждет тысячекроновые купюры?

Хильдинг не слушал, он протягивал Малосрочнику бумажку.

— Слышь, Срочник, прочти-ка. Письмо. Милан получил сегодня. Дал мне его в сортире. Сказал, чтоб я показал тебе. Оно от Бранко.

Малосрочник собрал спички, сложил в пустой коробок.

— Заткнись, свиненок! На хрена мне читать чужие письма?

— Я считаю, не помешает. И Бранко так думает.

Он отдал бумажку Малосрочнику. Тот долго пялился на нее, вертел в руках, норовил вернуть Хильдингу.

— Нет.

— Достаточно прочесть конец. Вот отсюда.

Хильдинг указал на четвертую строчку снизу. Малосрочник проследил за его грязным пальцем.

— Я… — Он откашлялся. — Я намерен… — Он снова откашлялся. — Я надеюсь…

Малосрочник потер глаза и опять протянул письмо Хильдингу:

— Свиненок, вижу я плохо, чертовски щиплет. Прочти ты.

Хильдинг стал читать, а Малосрочник усердно тер глаза.

— «Надеюсь, мы сможем избежать лишних недоразумений. Йохум Ланг мой друг. Вот вам добрый совет: любите его».

Малосрочник слушал. Молча.

— Подписано: Бранко Миодраг. Почерк знакомый.

Малосрочник взял письмо, глянул на чернильный росчерк подписи. Юги. Вонючие юги. Он скомкал слова, предложения, вместе с коробком спичек швырнул на пол, растоптал. Затем настороженно обвел взглядом коридор, камеры, посмотрел на Хильдинга, медленно качавшего головой, на Сконе, на Драгана, на Бекира, они тоже долго качали головой. Нагнулся, хотел поднять бумажку с черными следами башмаков, как вдруг поодаль открылась дверь. Йохум будто стоял за дверью и ждал. Вышел из камеры, подошел к нагнувшемуся Малосрочнику. Тот встал, повернулся к Йохуму.

— Блин, Йохум, тебе незачем показывать мне бумаги. Блин, ты же понимаешь, мы просто оттягивались.

Йохум, не глядя на него, прошел мимо, ответил почти шепотом, но услышали все, в тишине шепот был криком.

— Получил письма, чавон?

•

Детский сад назывался «Голубка». Так его назвали в самом начале. Давным-давно. Толком не поймешь почему. Голубей там никаких не было. Во всей округе ни одного. Голуби как символы любви? Голуби как символы мира, сиречь что-то житейское? Кто знает? Никого из тех, кто работал с первого дня, уже не осталось. Одна пожилая чиновница из социального ведомства работала с той поры, и ей задавали этот вопрос, но она ничего сказать не могла, хотя присутствовала на открытии и отлично все помнила, это же был первый современный детский сад в Стренгнесе, но она представления не имела, почему выбрали такое название.