Максим Далин - Тракт. Дивье дитя

• Название: Тракт. Дивье дитя
• Автор: Максим Далин
• Жанр: Фэнтези

---

Игнат, вошедший в комнату, казался веселым, но Федор видел, что он зол, да не просто зол, а прямо-таки взбешен. Соньке поклонился, на Федора остро взглянул и улыбнулся иронически:

– Пока тут пьют чай, где-то что-то происходит, дамы и господа.

– Да? – усмехнулся Федор в ответ. – Лучше скажи-ка мне, как волки нынче себя чувствуют?

– Пока неплохо, – Игнат с удовольствием сел в кресло. – Завтра, завтра с волками потолкуем – мужики готовы, с собаками. Выследим – и устроим Софье Ильиничне волчью шубу, об этом не волнуйся. Лучше послушай свежие новости.

– Любопытно.

– Скажи-ка, Федор Карпыч, помнишь ли того бродягу со скрипкой, что у Силыча останавливался? Рыжего такого? Смазливая такая физиономия, а взгляд очень неприятный? Так вот, друг мой, мужики говорят, что он, представь себе, колдун!

Федор от души расхохотался, и Сонька робко к нему присоединилась. Игнат наблюдал за ними с холодным сарказмом:

– Весело?

– Уморил! – воскликнул Федор. В этот момент он был так мил, что Софья Ильинична посмотрела нежно и еле удержалась, чтоб не пригладить его волосы или не тронуть за руку. – Я до сих пор считал, – продолжал Федор весело, – что колдун должен быть старым бобылем… отставным солдатом или, там, кузнецом – но дряхлым сморчком, лет под сто. И жить в избе на отшибе, поганки там собирать, крыс варить, жаб сушить… в этом роде. Но чтобы этот щенок! Не дураки ли?!

– Представь себе. Болтали в кабаке, когда об охоте сговаривались – и говорили очень забавные вещи. Вот, к примеру. Ты помнишь, какой он субтильный? Кожа да кости – а первого деревенского силача, говорят, легко удерживает… от безрассудных поступков. И этот Битюг – громила без обмана… мы с ним побеседовали по душам нынешним утром. Честное слово, все равно, что у взбесившегося жеребца на узде висеть! И вот этот громила за рыжим теперь по пятам бегает и преданно смотрит. Многие здоровенные мужики обожают тех, кому удастся их обломать…

Федор хмыкнул.

– Сильный парень. Ничего колдовского не вижу. Да, очень неприятный, глаза как у кошки, даже, вроде бы, в сумерках светятся, но это еще не повод…

– Это не повод. Но он и сумасшедших так же унимает. Деревенского дурачка за несколько дней говорить научил. Когда один из твоих караульных с перепою сбрендил, этот рыжий ему в один момент мозги вправил – и заметь, дорогой, этот мужик у тебя на вырубке больше ни разу не появлялся. Рыжий тебя на дух не выносит; мать того полоумного говорила, что ее сынку так и внушили, чтоб на вырубку и в лес ни за что не совался.

– Игнат, это смешно…

– Выслушай меня! Прости, Карпыч, пришло время сопоставить факты, а факты таковы: как только этот рыжий появился в деревне, так начались эти бесконечные разговоры о леших. Я не суеверен, но я знаю, что на свете есть немало такого, что еще не может объяснить наука…

– Игнат, не пугай Соню…

– Софья Ильинична должна знать, что происходит вокруг – а нам, похоже, пора перестать закрывать на все глаза, – Игнат встал и прошелся по комнате. – С ума сходят по одиночке, а не всей деревней! Я не верю в нечистую силу, но я верю в магнетизм, в гипноз и в то, что некоторые люди могут излучать флюиды, еще неизвестные ученым! Это видели слишком многие и слишком разные люди, Федор. Я, к примеру, с некоторых пор совершенно уверен, что отец Василий видел что-то совершенно страшное в тот момент, когда Кузьмич умер. Это страшное – не леший, конечно, со стрелой, но, очевидно, что-то узрел наш поп…

– Я пойду распоряжусь об ужине, – пролепетала бледная Софья Ильинична в паузу и торопливо выскочила из комнаты.

– Перепугал Соньку, дуралей! – шепнул Федор с укоризной. – Зачем?

– Чтоб не мешала, если что потребуется сделать, – так же шепотом ответил Игнат, подойдя ближе и опираясь ладонями на оконные рамы. – Федя, этот рыжий может оказаться очень опасным, понимаешь? Я уверен, что это он убил Кузьмича.

– Чушь! Я видел тело. Бедняга Кузьмич умер своей смертью.

– Федя, его до смерти напугали! А может, внушили – взгляд у рыжего вполне магнетический, ты сам видел.

Федор замолчал, глядя в сгущающуюся серость за окном. Он задумался; впервые ему было очень не по себе.

– Слушай дальше, – продолжал Игнат. – Мне нынче изрядно всего рассказали, достаточно для того, чтобы принять услышанное к сведению. К примеру, этот паскудник говорил одному мужику о том, чего никак видеть не мог – а потом, показал, как утверждают, его смерть. Внушил. Ничего не напоминает? Мужик оказался моложе Кузьмича, не помер от ужаса, – Игнат усмехнулся. – И многие, чертовски многие деревенские уверяют, что в нем есть что-то ненормальное. Одно то, что он живет с этой местной шалавой… Да ладно, вспомни, как ты меня умолял с перепою «сыскать ту белобрысую ведьму» среди ночи! Она тебе тоже почудилась?

– Я был очень пьян, – буркнул Федор – и солгал. Он явственно вспомнил лунную деву с дикими горящими глазами и шелест невидимых крыльев в темноте. От одних воспоминаний вдоль спины прополз холодок. – Неважно, – сказал Федор, криво ухмыльнувшись. – Что ты предлагаешь?

– Да ничего, – сказал Игнат медленно, со странным выражением. – Тебе охота связываться? Мужики сами справятся. Сперва с волками – ты знаешь, что этот Битюг на меня буром попер, когда я предложил ему волков пострелять? Волки с ними заодно, уж не знаю, как. А после… с колдунами здесь разговор короток. Гвозди в пятки забьют, кол – между лопаток, а что останется – сожгут. И все.

Федор отвернулся к стене, сказал негромко:

– Уголовщина.

– Ну что же, – в тон отвечал Игнат. – Можно дело поднять, властям сообщить. Он в церковь не ходит, лжепророчествует, шарлатан – это дело подсудное… Но сомневаюсь, что получится быстро, и – кто знает, что ему назавтра в голову взбредет? С мужиками потом живо разберутся… а может, и замнут, так, двоих-троих по этапу отправят… Но от рыжего нам надо избавиться, иначе беды не оберешься. Гляди-ка, началось с перепуганных дураков, а пришло к тому, что Кузьмич умер. Чем кончится? Чем дальше – тем красочнее…

– Ладно, – совсем тихо сказал Федор. – Прав ты.

– Только это надо с умом, – продолжал Игнат. – Рыжий кого угодно заболтает… Да и не только заболтает – тут деревенские парни проучить его хотели… глаза отвел, говорят. А хорошо бы – миром, как тут называется, чтобы вся деревня… круговая порука – и никаких следов. Все-таки бродяга… кому он нужен!

Федор кивнул, глядя в окно. Во дворе наступили настоящие сумерки, было тяжело разобрать что-то из ярко освещенной комнаты, только его лицо отражалось в темном стекле, как в воде. Ух и гадкая же дыра эта Прогонная, хоть и золотое дно! Рыжий щенок с жутким взглядом… Деревенский дурачок с куницей за пазухой, кусающий губы, бросивший в лицо: «Уезжай!» Громадный облом с сивой гривой – который, оказывается, волков жалеет… Выживший из ума старый раскольник, считающий Федора антихристом – и его отродье, фанатичные хамы… Кошмарный конокрад, тень за спиной желанной Оленки… Хороша деревенька!

– Я тут со всеми разберусь, – шепнул Федор про себя одними губами, без звука. – Я тут всех выведу на чистую воду со временем. Дайте только срок – я всю погань отсюда выведу.

Вот тут-то и вбежала в комнату бледная Сонька, похорошевшая от ужаса.

– Федя, – кажется, хотела крикнуть, но сказала тихо, – там… сова. В окно глядит.

Нелепое это сообщение должно было рассмешить Федора, но отчего-то испугало. Даже сердце ёкнуло против воли – очевидно, после разговора с Игнатом разыгралось воображение.

– Тут же лес, Сонечка, – сказал Федор с кривой усмешкой. – Скоро уже ночь. Совы летают по ночам, но, уверяю тебя, на нашем дворе их, скорее, интересуют мыши, чем окна.

Софья опустила руки.

– Мне все время страшно, Федя, – сказала она, чуть не плача, нервно теребя оборку на платье. – Я просто взглянула в окно – а там эта ужасная сова… Я закричала бы, если бы не пропал голос… Я уже так боюсь этого леса… Федя…

Игнат кашлянул.

– Софья Ильинична, – сказал он фатовским тоном, – а покажите-ка мне эту сову! Сейчас мы ее, – и прицелился пальцем в заоконную темноту, – бабах! – а после чучело вам набьем. Для смеху, а?

Софья бледно улыбнулась и кивнула. Федор вскинул ладонь в победном жесте:

– Давай, стрелок! По волку промазал – по сове не опозорься.

Игнат рассмеялся и вышел, через минуту вернувшись с ружьем.

– Дробью, – сказал он, поглаживая ложе. – Чтоб не испортить. Сейчас мы из нее, чертовки… простите, Софья Ильинична, из совы этой пух пустим! Где вы ее видали?

Софья улыбнулась уже куда веселее, а Игнат накинул полушубок и вышел во двор – где вечерняя темнота освещалась лишь парой фонарей и желтым светом окон.

Федор потрепал Софью по щеке, как девочку, и уже собрался сказать что-то, снисходительно-ободряющее, как со двора грянул выстрел.