Пааво Ринтала - Слуги в седлах

• Название: Слуги в седлах
• Автор: Пааво Ринтала
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1976

Повесть опубликована в составе сборника "Современная финская повесть". В этой книге представлены три повести, характерные для современной демократической литературы Финляндии, резко отличающиеся друг от друга своеобразием художественной формы. Повесть С. Кекконен рассказывает о постепенном разрушении когда-то крепкого хуторского хозяйства, о нелегкой судьбе крестьянки, осознавшей необратимость этого процесса. Герой повести П. Ринтала убеждается, что всю прошлую жизнь он шел на компромиссы с собственной совестью, поощряя своим авторитетом и знаниями крупных предпринимателей — разрушителей природных богатств страны. В. Мери в своей повести дает социально заостренную оценку пустой, бессодержательной жизни финской молодежи и рисует сатирический портрет незадачливого вояки в полковничьем мундире.

---

— Правление не вмешивается в принципиальные вопросы, — заметил председатель.

— Оно и не должно вмешиваться. Я обвиняю только комиссию, — настаивал директор.

Голос звучал уверенно и твердо.

Он младше всех в этой компании. Хейкки Окса посмотрел на него. Похоже, что этот человек далеко пойдет.

— Обвиняете? В чем?

— В отсутствии широты, в незнании дела, в некомпетентности.

— На каком основании?

Это председатель. В правлении сидят два члена комиссии.

— Я ясно сказал, что имею в виду.

— А основания?

— Те же, которые представил и доктор Окса. Все, начиная с того, что испортится пляж и погибнет рыба.

— Можно ли за это поручиться? — прервал его председатель. Он держал сторону двух членов комиссии из правления. Они торопили с осуществлением проекта. Они заранее уже обо всем договорились с другими правлениями. Заключили новые договоры, осушили бокалы, обещали кому-то завод и пристань и получили от них обещания на другие заказы.

— Прошу меня не перебивать, — сказал директор, в упор глядя на председателя. — Я как специалист считаю, что доктор Окса действовал правильно, тогда как другие члены руководства позволили ослепить себя конъюнктурными расчетами и, может быть, политическими соображениями. Я поддерживаю предложение доктора Окса.

— Поддерживаем.

Это министр Колвонен.

— Может быть, лучше проголосовать? Или господа желают задать еще какие-нибудь вопросы?

Молчание.

— Могу ли я попросить доктора Окса на минутку покинуть нас, пока мы проголосуем?

Это председатель.

Он пошел к двери, открыл ее, потом закрыл и подумал, что находится здесь в последний раз. Председатель и оба члена комиссии против него. Хурскайнен, Няятялампи и министр Колвонен на его стороне. Седьмого члена — министра Мухола — он не знает. Этот человек решит дело. Когда-то он был министром, потом стал просиживать штаны во всяких комитетах, комиссиях, правлениях и бюро.

Секретарь не имеет права голоса. Этот был бы на его стороне.

Он поднес спичку к сигаре, спичка потухла. Он долго держал ее в руке, а когда чиркнул снова, секретарь открыл дверь, поклонился,и попросил войти. Через руку секретаря, придерживающего дверь, он бросил взгляд в зал. Этого было достаточно, чтобы понять, чью сторону занял министр Мухола. Лицо Хурскайнена было угрюмо, Няятялампи покусывал губы.

Он прошел к своему месту и сел.

Председатель встал, посмотрел на него и помедлил.

Значит ли это, что мне тоже следует встать? Пусть значит.

— Доктор Окса.

— Да?

— Доктор Окса, — повторил председатель.

Он встал.

— Доктор Окса, разрешите мне как председателю правления сообщить вам, что в результате голосования четырьмя голосами против трех вы освобождены от должности.

Раздался удар молотка. Потом председатель продолжал, но голос его уже утратил прежнюю торжественность:

— Генерал Хурскайнен, министр Колвонен и директор Няятялампи выразили свое несогласие с решением. Это внесено в протокол.

Председатель сделал паузу.

— Доктор Окса имеет право выразить протест. Он также будет отражен в протоколе.

— Не надо.

— Должен ли я понять ваши слова таким образом, что вы не желаете высказать свое мнение?

— Да. К чему это теперь?

— В таком случае считаю настоящее заседание правления закрытым.

Потом председатель подошел к нему и протянул руку.

— Я искренне огорчен, — сказал председатель.

— Что же делать.

Это он. Во всяком случае, его голос. Он не владеет ни собой, ни голосом. Кажется, будто находишься где-то вне себя. Он увидел, что Хейкки Окса рассержен. Особенно тем, что этот человек подходит к нему с изъявлением сочувствия, хотя все время добивался его увольнения. Он увидел, как Хейкки Окса измеряет взглядом председателя. Это маленький упитанный человечек с серьезными глазами. Очки в светлой оправе, дряблое, но вместе с тем решительное лицо. Если бы Хейкки Окса протянул свою раскрытую ладонь, которую он направляет к маленькой ручке председателя, да, если бы этому Хейкки Окса вздумалось протянуть ладонь к горлу председателя... Ему на ум пришли клещи.

— Разрешите выразить уважение к тому, как выдержались. Теперь так редко встречаются принципиальные финны, особенно среди противников, — сказал председатель и коснулся его ладони мягкой ручкой.

Потом она исчезла, и ему стали пожимать руку оба члена комиссии. При этом они что-то бормотали, чего он не мог разобрать, но что истолковал как изъявление крайнего сожаления.

Потом подошел Мухола:

— Ну ладно, до свиданья. И если доктор Окса хочет посоветоваться о новом месте работы, то пусть только позвонит мне... Это вот, как вы, господа, заняты ли сегодня вечером?.. А то, может...

— К сожалению, заняты, — отрезал Няятялампи.

Они ждали, чтобы Мухола ушел. Потом встал Хурскайнен, подошел к нему и кивнул в сторону двери.

— Давай катись вперед... Так я сказал своему полку, когда он в июне сорок четвертого начал... Солдатня драпала друг за дружкой к дому хвост трубой... Тут подбежал один козел с капитанскими нашивками, его батальон взлетел в воздух, грохнулся оттуда на землю и снова взлетел в воздух под пушечным огнем. Эта чехарда продолжалась до тех пор, пока не помешались и не дали деру все оставшиеся в живых... Капитан орет мне, что, мол, ему делать с солдатами, коли те его не слушаются, стрелять, мол, ему, что ли... Я как раз сидел перед своим командным пунктом, ковырял между пальцами и глядел, как люди драпают... Все утро они топали мимо меня... А я знай себе ковыряю между пальцами и размышляю о превратностях военной славы... Давай катись вперед... Так я сказал тому капитану, закинул мешок за плечо и потопал следом за компанией... Не знаю, о чем старик подумал... Может, хотел и меня пристрелить, да так обалдел, что не мог и курок спустить.

5

Сначала об этом сказали Няятялампи и Хурскайнен — еще в тот вечер после заседания, потом заговорил собственный сын, потом опять Няятялампи и Хурскайнен; даже Кристина сказала, что именно так следует поступить... Все его уговаривали, и вот он теперь тут.

Та же комната, те же стулья, тот же стол, тот же ковер, на стенах те же значительные персоны. А ведь когда он отсюда уходил, он в самом деле думал, что уходит в последний раз.

— Садитесь, доктор Окса.

Это председатель правления.

Няятялампи стоит рядом с ним и поглядывает на него. Будто спрашивает взглядом: почему же ты не сядешь, Хейкки Окса? Он сел. Няятялампи устроился рядом с ним на диване.

— Но вы понимаете, доктор Окса, что эта формальность необходима? Я полагаю, директор Няятялампи все объяснил вам.

Это председатель.

Он, конечно, понимает. С их точки зрения. Да, Няятялампи исполнил свой долг и все объяснил. Совершенно точно. А потом Хурскайнен, а потом Пентти и Кристина тоже заладили одно: ты должен сделать так, как все делают, пойми же ты, дорогой Хейкки, что... Он понимает. Речь идет о формальной просьбе уволить его по собственному желанию. Для этого он и пришел сюда с Няятялампи.

— Разве мало того, что меня уволили? Почему я еще должен сам просить об увольнении?

Это он, его голос.

Ему все равно — уволен или уволился.

— Но ведь это чистая формальность, доктор Окса.

Это председатель.

— И что же?

— Это не потребует от доктора Окса никаких дополнительных хлопот, если он согласится подписать заявление об увольнении.

Это председатель. Он говорит, обращаясь к Няятялампи. Весь разговор ведется как-то неопределенно: «...это не потребует... никаких дополнительных... если он». Он все знает. Няятялампи представил ему бумаги. Ему остается только поставить под ними свою подпись. Потом об этом объявят в вечерних известиях: «ЗАВЕДУЮЩИЙ ОТДЕЛОМ ДОКТОР ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК ОКСА ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ ОСВОБОЖДЕН ОТ ДОЛЖНОСТИ». Так всегда делается в наше время, если дела улаживаются по-товарищески. Сколько раз он слышал такое по радио в последних известиях. Или читал в газетах: «ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ УВОЛЕН... И НА ЕГО МЕСТО НАЗНАЧЕН...»

— Пусть обнародуют так, как было на самом деле. Раз меня вышвырнули, так прямо и надо сказать.

— Но, учитывая вашу ответственную должность, доктор Окса, это невозможно. Это могло бы сойти в какой-нибудь частной лавочке, а не в большом учреждении, — говорит председатель.

Он слышит такие речи уже целую неделю.

— Ничего не выйдет. Я не подпишу.

— В таком случае вы ставите нас в затруднительное положение. Мы в любом случае должны объявить о замене. Может быть, форма «освобожден от должности в связи с болезнью» для вас приемлемее?

— Если о моем изгнании будет объявлено в такой форме, я предупреждаю, что подниму дело против правления. Я не болен. Этого не посмел сказать даже врач вашего учреждения.