Юлия Вознесенская - Утоли моя печали

• Название: Утоли моя печали
• Автор: Юлия Вознесенская
• Издательство: Лепта Книга
• Жанр: Религия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91173-113-7

Неизлечимая болезнь, уход близкого человека, развод, несчастная любовь — людям часто приходится сталкиваться с тяжелыми обстоятельствами, которые кажутся непреодолимыми. Новая книга Ю.Н. Вознесенской подскажет, как с помощью веры превозмочь беду и справиться с самыми отчаянными жизненными ситуациями. Главная ценность рассказов в том, что все они созданы на основе реальных событий, содержат живой опыт людей, преодолевших несчастье и нашедших Бога. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— Как вы думаете, теть Нина, если с балкона кинуться — так уж верная смерть? Одиннадцатый этаж…

— Смерть-то верная ли? Ну, это да. Разобьешься вдребезги, сама в клочки и мозги по асфальту! Только вот толку никакого — от беды-то своей ты все равно не уйдешь, не избавишься.

— Как это не избавлюсь, если мозги в клочки?

— А у тебя разве мозги болят, а не душа?

— Душа, теть Ниночка, душа болит невыносимо!

— Так уж и невыносимо! Поболит-поболит и успокоится: все проходит, Кариночка, детка моя, время все лечит. А времени у нас — и на земле вся жизнь, и после целая вечность! Душа-то у тебя вечная. Да ведь и земная жизнь у нас длинная и уж такая непостоянная: сегодня дождь-гроза, а завтра — солнышко вышло из-за туч, и опять все хорошо!

— Мне уже никогда больше не будет хорошо,

— Ну да, если с собой покончишь, так уд хорошего ждать нечего. Ты думаешь, убьешь себя — и сразу все твои беды куда-то денутся?

— Ну да. Я ведь перестану чувствовать эту невыносимую боль.

— Да как бы не так! И боль твоя, и тоска невыносимая — все с тобой так и останется. Только если при жизни все может перемениться к лучшему, то после смерти уж фигушки!

— Это как же так, теть Нин?

— А вот так. С чем помирать станешь, с тем и останешься на всю свою вечность. Вроде как приморозишь к себе свою беду или сама в ней зацементируешься. Знаешь ли ты, девонька, что спасенные самоубийцы рассказывают о том, что с ними было, пока врачи их к жизни возвращали?

— Нет. Расскажите.

Я ей и рассказала несколько историй о том, какой ужас переживали самоубийцы в момент между смертью и жизнью, а потом другим больным, ну и нам, персоналу, рассказывали. Врагу не пожелаешь! Нет, вам я рассказывать не стану — ни к чему здоровому человеку такое и знать. А вот вы послушайте лучше, что после моих рассказов с самой Кариночкой было!

В тот вечер я ей оставила ключи, перекрестила ее на ночь и ушла. А у себя дома, само собой, встала на молитву и принялась просить у Господа помощи и вразумления для бедной девочки. И что вы думаете? Послал-таки ей Господь вразумление! Какое? А вот послушайте.

На другой день с утра пошлая в наш универсам прикупить кое-чего в дорогу. На всякий случай: я еще не решила тогда, ехать мне в деревню или остаться с Кариной. Иду я из универсама обратно по дорожке между домами и вдруг вижу издали, как что-то синее, блестящее летит с балкона одиннадцатого этажа, — с Кариночкиного балкона! — и об асфальт — бух! Мне так в голову и шарахнуло: халат это Кариночкин, синий, шелковый! Бросила я свои сумки прямо на дорожку и бежать к ней! Подбегаю — и ноги у меш так и обмякли. Опустилась я прямо на асфальт и гляжу, как в голову ушибленная, на осколки синего горшка, что стоял на балконе у Карины. И елка сухая рядом валяется, и земля рассыпалась… Ну хоть плачь, хоть смейся! Подняла я голову поглядела вверх — а там Карина стоит в синем своем блестящем халате и, кажется, на меня смотрит. Я тут поднялась, побрела назад, сумки свои подхватила — и к дому, в лифт, на одиннадцатый этаж! А Карина уж догадалась что я к ней пожалую — стоит в дверях, меня ждет. Оказывается, не остались мои молитвы о ней безответными — сон ей приснился да какой! Ну, конечно, так и расскажу, как она мне рассказала, прямо ее словами.

«Я долго вчера ваши слова вспоминала, теть Нина, а вечером легла и как-то сразу уснула, даже снотворное не понадобилось. И вдруг среди ночи я проснулась, будто меня кто-то окликнул, и чувствую, что все уже позади — покончила я с собой, бросилась с балкона. Лежу в полной тьме и ничего вокруг не вижу. А в душе у меня такая боль, такая боль, теть Ниночка, до какой наяву и не доходило ни разу! И понимаю я, что в тот момент, когда я с балкона бросилась, все мои переживания вдруг обострились с неимоверной силой — и обида, и безнадежность, и отчаянье, и невозможность все это больше терпеть, — все они стали в миллион раз острее и все раздирают мне душу. Поняла я, что надо что-то делать, невозможно терпеть такую муку! Подняла я руки и стала ощупывать темноту — а надо мной — низкий потолок какой-то, упругий, будто резиновый. Протянула руки в стороны — и там что-то такое же упругое, вроде как стены. Я попробовала подняться на ноги, но потолок не пускает. Села, ощупала все еще раз. Вокруг меня эти упругие стены, а впереди и позади — пустота. Такое ощущение, будто я внутри огромной резиновой камеры или какой-то чудовищной змеи, потому что стены эти ритмично пульсируют и подталкивают меня в одну сторону. Ну, я и поползла на четвереньках туда, куда они меня толкают: может, думаю, куда-нибудь доползу, в какое-то другое место, и мне там легче станет? Ползу, ползу, а тоска и боль душевная легче не становятся. Подвываю от боли и все-таки ползу вперед — вдруг там выход? Не знаю, сколько я так ползла внутри этого резинового коридора, но вдруг впереди показалась какая-то светлая точка. Я не обрадовалась, потому что никакой радости у меня в душе не было ни капли, но какая-то надежда на перемену вдруг у меня появилась. Я быстрей поползла. А свет становится все яснее и ярче, и вот уже вижу я перед собой какой-то светлый прямоугольник, похожий на дверь, а стены вокруг меня расширяются, и вот я уже могу встать и уже бегу вперед, все по этой же резине. А бежать трудно, ноги будто проваливаются… И знаете, теть Нина что там впереди было? Моя балконная дверь! И тупик — больше ни бежать, ни ползти некуда. Открываю я дверь и вижу свой балкон, и синий горшок с сухой елкой возле ограды балкона стоит. И вдруг моя душевная боль еще усиливается, хотя казалось, что больше-то уже и некуда ей было расти. И тут я, уже не понимая, что делаю, бегу к перилам, встаю на край горшка — и даже чувствую, как, царапая мои ноги, осыпаются сухие иголки, — и бросаюсь вниз! А потом — темнота… И вдруг я снова прихожу в себя и сразу понимаю, где я — все в том же черном резиновом коридоре, идущем по кругу. Только боль моя еще сильнее стала. Тут я решила, что мне надо ползти — да и стенки меня мягко так подталкивают, и откуда-то я знаю, что если я не поползу вперед, то они сожмутся и сами станут меня проталкивать, как пищевод проталкивает проглоченный кусок пищи. Проползла я какое-то расстояние и снова увидела впереди свет, а потом поднялась на ноги и побрела, опираясь на резиновые стены, к своему балкону. Сяду на нем, думаю, и буду сидеть и терпеть, пока что-нибудь не изменится, а вниз кидаться ни за что не стану. Ага, как бы не так! Только я выползла на балкон, как боль моя душевная еще на градус невыносимей стала, и какая-то сила толкает меня к перилам и шепчет: «Бросайся вниз, покончи с этой болью!» Я уже понимаю, что, сколько бы я ни кидалась вниз, все равно после падения окажусь все в том же резиновом коридоре и все начнется сначала. Я обняла ногами горшок, ухватилась руками за сухую елку — держусь изо всех сил! Но тут моя боль стала нестерпимой, а голос тот, что меня к перилам толкал, прямо загрохотал у меня в голове: «Бросайся вниз! Скорей, скорее!» — и я снова встала на край горшка — и бросилась!

Теть Нина, так было еще много раз, я уже не сосчитаю сколько. И поняла, что это движение по круглому черному резиновому коридору с балконом в конце будет продолжаться бесконечно, а моя душевная боль, моя мука будет с каждым разом все усиливаться… Тут я вдруг заголосила: «Господи, прости! Господи, спаси!» — и тут же проснулась. Ну а дальше вы знаете: встала я, выбежала на балкон и сдуру, откуда только силы взялись, подняла горшок с сухой елкой и выбросила его с балкона! Чтобы мне про дурь мою не напоминал, чтобы мне встать не на что было, если вдруг… Тем более что елку в горшке мне на Новый год подарил мой сбежавший возлюбленный».

Вот что мне Кариночка рассказала. Ну, оделась она, спустились мы с нею вниз и убрали все следы: землю по снегу раскидали, елку в мусорку выбросили, а синие осколки аккуратно собрали и выложили вокруг куста белой сирени. На всякий случай. Если что — Кариночка сверху, с одиннадцатого этажа, посмотрит вниз, увидит синий круг на земле и опомнится.

В общем, не поехала я в тот раз за город, осталась с Кариной. А она стала меня слушаться, в церковь со мной начала похаживать, на Пасху поговела и причастилась… Так у нас больше двух месяцев прошло. И вот решила я, что теперь уж можно и мне к друзьям моим в деревню ехать… Угадали вы, вместо себя хочу вас оставить. Так, на всякий случай. Ключи свои я Карине оставила, а вы хотя бы два раза в недельку заходите к ней за ними: цветы, мол, у тети Нины полить надо… И если заметите что-то неладное, то сразу мне телеграмму шлите. Я вот вам адресок и деньги оставляю. Думаю, что все с нею теперь в порядке будет, после такого-то вразумления, но на всякий случай… Так присмотрите за нею? Ну, вот и хорошо.

ШНУРОЧКИ БАНТИКОМ

Рассказ бывшей актрисы

Это случилось лет десять тому назад, когда я еще работала в театре, но уже успела в какой-то степени воцерковиться: молилась дома перед иконами, более-менее регулярно ходила в храм, причащалась, имела замечательного духовника, ездила в паломничества и, как почти все новоначальные, читала много православной литературы. Мои подруги-актрисы весьма преувеличивали степень моей воцерковленности; они совершенно серьезно между собой называли меня «высокодуховным человеком» и донимали меня вопросами на церковные темы. У всех почему-то при встрече со мной немедленно находились разного рода «духовные вопросы», а также собственные мысли по поводу Писания или порядков в РПЦ. Ну вы же понимаете — актеры! Вся жизнь — театр! Но вот моя подруга Ирина обратилась ко мне и вправду с серьезным вопросом, и я су мела ей дать правильный ответ. Не иначе Ангел мой подсказал.