Кристофер Бакли - Верховные судороги

• Название: Верховные судороги
• Автор: Кристофер Бакли
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-00649-2

Американский сатирик Кристофер Бакли, автор популярных в России романов «Здесь курят», «Зеленые человечки», «Господь — мой брокер», на сей раз поведал о том, что происходит в высших кругах законодателей США, как всегда, с блистательным остроумием. Среди действующих лиц — и телевизионщики, и политики, и чиновники, то надменные и привычно лицемерные, то уязвленные и страдающие (когда им изменяет удача). Имеются и очень симпатичные персонажи, но, безусловно, читателям больше всех понравится главная героиня романа, судья Картрайт, которая благодаря своему уму, жизнелюбию и фантастическому обаянию одерживает верх над высокопоставленными скептиками, не желающими принимать ее всерьез.

В романе «Верховные судороги» Бакли беспощадно высмеивает не только представителей всех трех ветвей федеральной власти, но и телевидение вместе с оболваненной им зрительской аудиторией.

---

— Но почему вы не можете просто-напросто официально осудить их действия, да на том и закончить?

— Я только и делаю, что осуждаю действия конгресса. Если я не стану баллотироваться на второй срок, все решат, что я испугался и сдался. А я этого не хочу. Потому что это неправда.

— Ладно. В таком случае, баллотируйтесь.

— Грейдон, — сказал президент, — перестаньте изображать тупицу. Я не хочу баллотироваться. Все, что я пытался сделать, основывалось на том, что я занимаю мой пост всего на один срок. Теперь же это стало вопросом принципа.

Сколько раз слышал Грейдон на протяжении своей жизни это заезженное торжественное заявление.

— Ну так не баллотируйтесь, — не без легкого раздражения посоветовал он.

— Хейден, — сказал президент, — вы не могли бы позвонить в Эндрюс и попросить заправить топливом самолет, на котором мистер Кленнденнинн возвратится в Москву?

— Дональд, — сказал Грейдон, — бывают времена, в которые лидеру приходится выбирать…

— Если вы вознамерились прочитать мне еще одну из ваших лекций на тему «как поступил бы Уинстон», — сказал президент, — так я ее слушать не желаю. Я нынче не в том настроении, чтобы упиваться мудростью Черчилля, большое спасибо.

— …нечто промежуточное между несъедобным и ядовитым. Ну хорошо. Эта поправка — оскорбление, пощечина, нанесенная вам шайкой своекорыстных прохвостов. Но что же тут нового? Вы воевали с конгрессом с самого первого дня. А по сути дела я могу сказать лишь одно — вы совершенно правы. Если вы не пойдете теперь на второй срок, это будет выглядеть… трусостью. Вы просто-напросто признаете себя побежденным.

— То есть куда ни кинь, везде клин. Так?

— Ничего не попишешь, — подтвердил Грейдон. — Послушайте, если у вас воротит с души от перспективы застрять здесь на второй срок, так я бы на вашем месте на этот счет не волновался. Мой-то голос вы получите наверняка. Однако, добираясь сюда от Эндрюса, я что-то не заметил народных толп, скандировавших: «Еще четыре года». Что там у нас с популярностью, Хейден?

— Ниже тридцати, — ответил Хейден. — Картрайт дала нам определенный прирост, однако «Суэйл» его уничтожил.

— И как только суд мог проголосовать за этого… А, ладно.

Грейдон вздохнул:

— Верховный суд почти всегда чреват разочарованиями. Помните, что ответил Трумэн на вопрос о том, пришлось ли ему столкнуться с разочарованиями? «Да, и оба заседают в Верховном суде». Ну хорошо. Что сделано, то сделано. Суть в том, сэр, что, на мой взгляд, вы можете спокойно пойти на перевыборы и уверенно рассчитывать на то, что встретите следующее 21 января[75] на веранде вашего дома в Вапа… как бы ни произносилось название этого города.

— Январи в Вапаконете слишком холодны для сидения на веранде, — сказал президент, — но в остальном вы совершенно правы. Что же, нас ожидает чертовски странная избирательная кампания.

На следующий день сенат семьюдесятью восемью голосами против двадцати двух одобрил Поправку об ограничении срока президентского правления. Теперь, пройдя через палату представителей и сенат, она поступила на ратификацию штатами. На то, чтобы получить согласие трех четвертей законодательных собраний штатов, уходило, как правило, время достаточно долгое. Для ратификации поправки об ограничении президентства двумя сроками потребовалось четыре года (с 1947 по 1951); с другой стороны, возраст, дающий право голоса, был понижен до восемнадцати лет (во время вьетнамской войны) всего за сто дней. Пандитариат[76] предсказал, что, вследствие непопулярности президента Вандердампа, данная поправка имеет все шансы на быструю ратификацию. Было также с уверенностью предречено, что на следующие выборы Вандердамп не пойдет. Человек он, быть может, и политически безграмотный, заявили мудрецы, но не дурак и искать новых унижений не станет. Отбудет первый срок и, поджав хвост, улепетнет в свою Вапакакенетам.

А затем на экранах телевизоров появился редкий гость — торжественноликий Хейден Корк, объявивший, что в скором времени президент обратится к нации из Овального кабинета.

Глава 19

Судя по виду президента, все заботы и горести нашей планеты обременяли теперь его и только его плечи.

— Этому не бывать, — обращаясь к сидевшим за круглым столом людям с пасмурными лицами, сказал он. — Они не станут ядерной державой, пока у руля стою я.

Все молчали.

— Вы меня поняли? — угрожающе спросил президент. — Или у кого-то имеются другие мнения?

Присутствующие отрицательно покачали головами.

— Ну хорошо, — сказал президент. — В таком случае довольно заниматься херней. Отправьте туда «Нимиц».

— Стоп.

— Что-то не так? — спросил Декстер.

— В сценарии стоит «Довольно заниматься ерундой», — ответил режиссер. — «Херню» мы себе позволить не можем. Федеральная комиссия по связи нас попросту оштрафует.

— На этот счет не волнуйтесь. Я знаком с председателем ФКС. Он даже обедал в моем доме. Мы с ним приятели.

— Это хорошо. Всегда полезно иметь высокопоставленных друзей. И все-таки давайте придерживаться сценария. И кстати, сенатор, вы излучаете в этой сцене такую энергию — блеск. Поразительно. Меня чуть со стула не снесло. А тебя?

Помощник режиссера закивал:

— Еще бы.

Президент Митчелл Любшторм удовлетворенно хмыкнул. Сцену пересняли. Послали за ланчем.

Актеры направились к столу с закусками, однако ушедший в свои мысли Декстер остался сидеть за круглым столом. Ему становилось все труднее и труднее входить в свою роль, а потом выходить из нее. Как-то раз он поговорил об этом с гримершей, и та сказала, что существует такая штука, «вживание в образ», — это когда ты входишь в исполняемую тобой роль и больше из нее не выходишь. Декстер попробовал — сработало. Его жена, Терри, не вполне разобралась в происходящем и здорово разозлилась, когда он попросил ее «не занимать горячую линию», но в общем и целом эта штука сработала хорошо.

Декстер обвел взглядом большие экраны оперативного центра. На них изображались траектории ракет, приближавшихся к стране. А также удалявшихся от нее. О да. Да. После ланча будет сниматься сцена, в которой начальник штаба ВМС проинформирует его о том, что группа авианосцев «Нимиц», посланная для уничтожения президентского дворца Мумдука бин Шамирца — «Полоумного Али», как все его называли, ненавидящего Америку правителя Гадганистана, — дала залп крылатыми ракетами. «Нашего друга Полоумного Али ожидает приятный, теплый сюрпризик. О да. Да». Декстер живо представил себе две крылатые ракеты, тандемом несущиеся к цели, поднимаясь и опускаясь в согласии с неровным рельефом невозделанных земель Гадганистана, представил, как они пролетают мимо минарета, как выхлопы их ракетных двигателей опаляют призывающего правоверных к молитве муэдзина. Муэдзин, вопя, летит, точно живой факел, на землю. «Хороший штрих. Ушлые ребята эти сценаристы. Берут много, но ребята толковые». Что же, это следовало сделать, не так ли? Другого выбора Полоумный Али ему не оставил. Он пытался урезонить идиота — снова, и снова, и снова. Обращался к ООН. Предлагал концессии. Торговые соглашения. Лекарства в обмен на нефть. Заключение дипломатических отношений. И получал одни отказы. «Ну, ничего не поделаешь, друг мой Али. Будь по-твоему. Этот президент больше херней… ерундой заниматься не будет». Митчелл Любшторм не собирается тихо сидеть на месте и ждать, когда его оружие морально устареет, а какой-то козел с обмотанной полотенцем башкой обзаведется ядерной мощью. Адские колокола, да на этот раз даже французы и те на его стороне. «Allons, enfants de la Patrie…»[77]

И все же… как ему одиноко. В такие минуты только президент, на плечи которого ложится ответственность за принятие окончательного решения, способен полностью понять, сколь ужасно одиночество власти, изоля…

— Декс.

— Мм? А. Да, Бадди. Что?

— Ты выглядишь, точно «Вояджер», только что миновавший орбиту Плутона. Все нормально?

— Да. Да. Просто… обдумываю ситуацию. Повторяю мои реплики.

— Одиночество власти, а? Поганая штука, верно?

Декстер уставился на Бадди. «Ты об этом и понятия не имеешь. Да и откуда тебе его взять?»

— Может, съешь чего-нибудь?

— Я не голоден, — ответил Декстер.

— Нам до вечера еще кучу сцен надо снять. Так что держи уровень сахара в крови на высоте. Ты должен быть в форме, малыш.

«Малыш? Разве так обращаются к президенту?»

— У меня появилась одна мысль, Бадди, — сказал он. — Обсудим?

— Давай.

— Насчет первой леди.

— А что такое? — опасливо спросил Бадди. Рамона Альвилар творила в роли иронически прозванной Констанцией супруги президента настоящие чудеса. По окончании сцены ее пылкого флирта с директором Совета национальной безопасности Милтоном Суоном даже техники съемочной группы покрылись испариной и то и дело поправляли на себе штаны. — Она отлично работает, разве нет?