Серафима Полоцкая - Роль, заметная на экране

• Название: Роль, заметная на экране
• Автор: Серафима Полоцкая
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

Эта книга рассказывает о судьбе юной балерины, получившей главную роль в кинофильме. Нелегкими оказались первые шаги в работе. Пришлось разочароваться в самых близких людях, по-разному относящихся к искусству и общей задаче — созданию кинофильма.

О своеобразных трудовых буднях киноэкспедиции, о творческой работе во время съемок и сложных взаимоотношениях людей вы узнаете, прочитав эту повесть.

---

— Поняли наконец? А то им по восемнадцать — двадцать лет, а они встретились над озером, как будто для того, чтобы совместно делать жетэ, фуэте и всякие шаж-мандепье…[8]

Мы с Анвером расхохотались.

— Трудно с ними, — заметила Анна Николаевна.

Анвер уже открыл рот для ответа, но Евгений Данилович строго сказал:

— Пастух, успокойтесь! Анна Николаевна, давайте пойдем дальше!

Дальше дело пошло неважно. Наш Евгений Данилович наморщил нос:

— Нет, нет! Как тут могут быть эти движения, когда в музыке столько светлой веселости?!

Анвер почти вдвое согнулся, чтобы шепнуть мне в самое ухо:

— Сейчас она объявит, что эта музыка известна ей с шестимесячного возраста…

Почти одновременно с ним Анна Николаевна возмущенно воскликнула:

— Эту музыку мне пришлось изучать почти двадцать лет назад, когда вы о ней и понятия не имели…

Не удержавшись, я фыркнула так громко, что невольно улыбнулась и Лена. Лукаво взглянул на меня и наш режиссер.

— А давайте еще раз прослушаем танец, — добродушно предложил он. — Хорошая музыка! Ленуша, нельзя ли…

Лена уже бежала к тонвагену, когда он обратился к ней. Ее обогнал легкий на ногу Зяма, и через минуту над Старым Куштиряком полилась звонкая, как весенняя капель, радостная музыка.

Зяма, возвращаясь к площадке, начал подпрыгивать на ходу и с неожиданной лихостью встряхивал волосами. А у сараев в «зрительном зале» старухи и дети, посмеиваясь, притопывали ногами и покачивали в такт головой. Даже бродившие рядом куры, казалось, не в поисках пищи разрывают землю, а приплясывают, не совсем попадая в такт. Музыка как будто плясала сама и заразительно приглашала плясать всех.

— Итак? — вопросительно взглянул на Анну Николаевну Евгений Данилович.

— Сейчас она начнет хвастаться, как Хлестаков! — опять пробормотал мне на ухо Анвер. — Она и есть господин Загоскин и Пушкин тоже… И танцев таких не видывали еще в столичных театрах… Хотя «мы живем, компрене ву, в деревне…».

Он копировал ее интонации и голос необыкновенно смешно, но не угадал…

— Не совсем понимаю, какое несоответствие вы нашли между музыкой и движениями, — спокойно ответила она. — Давайте проверим под музыку…

Мой партнер совсем развеселился. Увидев, что там, где он начинает танец, прыгает на одной ножке Альфия, Анвер направился к ней тоже на одной ноге. Тогда я издали послала им с Альфиюшкой цирковой воздушный поцелуй.

— Хватит, хватит фокусничать! — заметив нашу пантомиму, сказала Анна Николаевна. — Давайте работать!

— Прошу с самого начала! — воскликнул Евгений Данилович.

Какое это наслаждение — танцевать под музыку! Какое счастье ощущать движение своих послушных ног, рук, тела… Чувствовать готовность каждого мускула мгновенно выполнять то, что я хочу! Я прыгнула от Анвера, свернувшись в воздухе и сделав такое «кольцо», что подошва туфли щелкнула меня по затылку. Этот звук, говорящий о силе, раззадорил меня еще больше. И, когда Анвер умоляюще протянул ко мне руки, я, зная, как ловки эти руки, сделала вместо обыкновенной «двойную рыбку», скользнув и перевернувшись вокруг своей оси в воздухе.

— Нахалка! — беззлобно воскликнул он. — Надо предупреждать. А вдруг…

— Удержишь! — засмеялась я.

Мы дотанцевали до конца этой веселой музыки, хотя и не так ловко, как вначале.

— Конец… совсем не то! — воскликнул Евгений Данилович и сел прямо посреди площадки, напротив стула Анны Николаевны. — Понимаете, — сказал он мечтательно, — они любят друг друга с детства. Но тогда они были только товарищами в играх. Он тогда больше замечал камешки, палочки и эти самые… Ну, косточки бараньи… Как их?

— Козанки! — подсказал, просияв, Анвер.

— Вот, оказывается, и Анвер в козанки любил играть, — улыбнулся Евгений Данилович. — А потом он стал замечать красоту природы, красоту девушки… Анвер, не смущайтесь… Я говорю про пастуха! И ее по-новому влечет его ловкость и сила… Их детская любовь начинает свое превращение. И мне хочется, чтобы это превращение происходило на наших глазах…

— Я не вижу возможности воткнуть все эти тонкости в танцы таких молодых, неопытных актеров, — сказала сухо Анна Николаевна.

— Вы не правы, — ответил Евгений Данилович, вставая. — Вот вы утверждали, что Рая не сумеет исполнить сложные танцы, и предложили сокращать балет за счет ее вариаций… А теперь мы видим, как она хорошо справляется…

От возмущения я даже не разобрала ответа Анны Николаевны.

Она объявила, что я не сумею, хотя никогда не видела, как я танцую! Ее не было даже на занятиях в училище, которые посещал Евгений Данилович. Она сама об этом говорила…

Так как же она могла обо мне судить, когда видела только на кинопробе несколько наскоро состряпанных ею непонятных движений?.. Или и здесь она по-хлестаковски думала, что знает все на свете, даже и то, чего никогда не видела?..

— Зачем же вы меня взяли сниматься, если думали, что я танцевать не умею? — воскликнула я, забыв, что дала себе слово молчать, если дело будет касаться меня одной.

Но Анна Николаевна меня не слушала. Она громко спорила с нашим режиссером.

— Зачем же они меня тогда пригласили? — закричала я Анверу, дергая его за рукав. — Ну, зачем?..

Он улыбнулся:

— За голубые глаза, наверное? И за фигуру…

— А мое дело танцевать, а не демонстрировать фигуру! — резко сказала я, заподозрив иронию.

— Ну, во-от, — протянул Анвер. — Я в том смысле, что ты похожа на девочку! Трогательность — как говорит Евгений Данилович. Выглядишь очень молодо… Чего ты все колючки подняла, как ежик?

Мой задор невольно угас.

— Меня когда-то звали ежиком, — сказала я тихо.

— Я теперь так тебя и буду называть. По башкирски «ежик» — «керпе»… Запомни!

Керпе! Последнее слово, которое я услышала от своей мамы. Оно врезалось в мою память на всю жизнь. Мной завладели воспоминания.

Я опомнилась, когда услышала гневный возглас Анны Николаевны:

— Нет, нет и нет! С танцами сделано что возможно, и оставим эти разговоры…

Евгений Данилович, окинув взглядом всю съемочную площадку, сказал:

— Ленуша, быстренько пойдите на пароход и привезите Хабира. Скажите, что я очень прошу…

— Что? — Голос Анны Николаевны, наверное, услышали под горой в Новом Куштиряке. — Я запрещаю! Вы и так искалечили все танцы… Вы разбили все произведение…

Евгений Данилович молча смотрел на нее, и по лицу его поползла сдержанная улыбка. Он совсем не принимал всерьез ее крики и обвинения. Это лишило Анну Николаевну остатков сдержанности:

— Ваши бесконечные придирки мешают жить всем! Из-за ваших требований мы не можем наверстать план… Могли бы снимать так, чтобы плановый отдел студии… — Она совсем задохнулась. — Могли бы… чтобы…

Узкое лицо нашего режиссера еще никогда не становилось таким гневным.

— Чтобы что? — тихо переспросил он. — Чтобы вышла на экран еще одна заурядная кинокартина? Я считаю недопустимым отказаться от выразительности и скомкать все ради благополучной отчетности планового отдела и бухгалтерии…

— Вот как? — саркастически рассмеялась она. — Значит, по-вашему, интересы государства…

Он не дал ей досказать:

— Да, признаю: уложиться в срок, не считаясь ни с чем, очень важно для студии, ну, может быть, даже для министерства! Но фильм, который разбудит мысли, научит новому, нужен всему народу… А значит, и государству!

— Оставьте свою пышную риторику… — уже спокойно сказала Анна Николаевна. — Все равно вы не имеете права навязывать мне Хабира!

Наступило молчание. Растерявшись, мы все застыли на своих местах. Застыла и Лена, уже отбежавшая от площадки.

Я стояла столбом, понимая, что поддерживать Анну Николаевну больше не могу. Даже то, что прежде казалось мне обеднением только моей роли, моим личным делом, слишком тесно переплеталось с общей работой… Но я помнила и то, как в начале работы, заподозрив Хабира в хитрости, предупредила об этом Анну Николаевну, еще больше укрепив ее мнение о нем. И теперь, когда ее отказ от совместной работы с Хабиром угрожал успеху картины, часть вины была моей. Я запуталась, не знала, что сделать, что сказать.

— Простите, — подойдя к ней, мягко начал Вадим. — Мне кажется, что, если вы сейчас измените спорные куски танца, это будет полезнее для всех.

Она резко обернулась к нему, но сдержалась.

— Это нужно в интересах дела, а не для нашей пользы, — сухо заметил Евгений Данилович.

— Хорошо, я исполню ваши требования! — ответила Анна Николаевна еще суше и подошла к нам с Анвером. Прищурив сердитые глаза, она рассеянно сказала: — Значит, так, так, сюда…

— На сцене пастух здесь берет невесту за талию, и она щелкает пальцами и отбегает, — тихо сказал Анвер, не то забыв утверждение, что ничего не помнит, не то решив помочь, хотя бы и выдавая все свое притворство. — А пастух делает двойной тур…[9]