Вероника Кузнецова - Старая легенда

• Название: Старая легенда
• Автор: Вероника Кузнецова
• Жанр: Мистика

Гонкур, молодой человек, археолог по профессии, приезжает в дом госпожи Кенидес, чтобы навестить своего старого друга и коллегу господина Вандесароса, парализованного старика. Там он знакомится с хозяевами и гостями хозяйки. Чтобы приятно провести время и занять гостей интересным разговором, хозяйка рассказывает старую легенду о проклятии, тяготевшим над её родом. Потом начинают происходить странные события…

---

— Да-да, о Нигейросе! — подхватил господин Кенидес. — Конечно же, о Нигейросе! О чём ещё можно думать в этом доме, как не о проклятии? Теперь-то вы понимаете меня, не правда ли, господин Гонкур?

Гонкур оторопело посмотрел на него и неуверенно ответил:

— Если бы я знал, что именно вы имеете в виду, то я бы понял вас лучше.

Господин Кенидес свободнее развалился в кресле и тихо заговорил:

— Если вы помните нашу прошлую беседу, то мы говорили о счастье не принадлежать к древнему знатному роду, над которым нависло проклятие…

"Я-то об этом не говорил", — лениво подумал Гонкур.

— … и в то же время о счастье быть связанным с этим родом и иметь возможность наблюдать…

"Здесь все наблюдают, — сквозь сон рассуждал Гонкур. — Дед Вандесарос наблюдает за человеческой натурой, этот — за действием проклятия, Каремас ловит каждое слово Ренаты, Чорада, оказывается, — моё, а Клодия, как я теперь понимаю, наблюдает за нами обоими, мы же с Витасом будем всю следующую ночь подглядывать за Нигейросом, а сегодня примерно тем же самым мы будем заниматься с Медасом…"

Гонкур ясно представил, как они входят в комнату. Как приближаются к зеркалу и видят там изображение Нигейроса. Вдруг это изображение начинает дрожать, колебаться… "Где же я слышал о колеблющемся изображении?" — начал вспоминать Гонкур. И сразу же перед его глазами встала яркая картина: маленький мальчик заглядывает в замочную скважину и видит объятую пламенем комнату, вспыхивающую кровать, столб огня, озаряющий тёмную фигуру. "Да ведь портрет отражался в зеркале!" — закричал Гонкур и проснулся от звука своего голоса.

— Вы думаете, что в зеркале? — переспросил господин Кенидес. — Признаться, никому из нас не приходило на ум такое объяснение. Впрочем, весьма возможно, весьма возможно… Но это ни в коем случае не исключает самого существования страшного призрака.

Гонкур глядел на господина Кенидеса во все глаза. Видно, его сон совпал с рассуждениями хозяина дома, и нечаянный возглас по странной случайности послужил ответом на какой-нибудь его вопрос.

Молодой человек окончательно пришёл в себя и непринуждённо заметил:

— Я считаю это единственно возможным объяснением появления портрета там, где его быть не могло. Я не любитель мистики и предпочитаю естественные толкования.

Господин Кенидес томно возвёл глаза к потолку и монотонно загудел:

— Вы ещё очень молоды и мало испытали, господин Гонкур. Вам надо попутешествовать, повидать свет…

— Это моя профессия, — напомнил Гонкур. — Я постоянно вижу свет… современный, если можно так выразиться, и древний.

"Уж не сержусь ли я на этого дурака?" — удивился он.

— Да-да, конечно, это ваша профессия, — сразу же согласился сбитый с толку господин Кенидес и замолчал.

— Мне кажется, что вы придаёте этой легенде слишком большое значение, — заговорил Гонкур. — Господин Вандесарос правильно заметил, что, если постараться, то каждую смерть можно приписать мщению Нигейроса. Существует лишь замечательно выполненный портрет, а его оживление — это фантазия, дань уважения мастерству художника. Я допускаю, что перед смертью Нигейрос проклял свою жену, но не поверю, что портрет, то есть холст и удачно положенные краски, может оживать, изображение — отделяться от полотна, становиться объёмным, ходить по комнатам, играя на гитаре, да ещё убивать людей. Ведь убийство Тейнороса считается делом рук призрака? Неужели, господин Кенидес, вы сами в это верите?

Хозяин дома беспокойно заёрзал в кресле, часто замигал и растерянно проговорил:

— Да-да, конечно. Это выглядит очень странно, но всё-таки смерти наступают одна за другой и всегда по пять. Перед многими несчастьями бушевала буря. Принимать у себя гостей в роду Вандесаросов долгое время избегали, а потом, когда подобная предосторожность стала неудобной и ею пренебрегли, многие гости несли с собой смерть.

— Как это? — спросил Гонкур.

— Были случаи, когда девушки убегали из дому, влюбившись в какого-нибудь гостя, а потом, когда их бросали или когда они сами убеждались, что допустили ошибку, кончали с собой.

— Эти случаи происходили не только в вашем семействе, так что призраки тут не при чём.

— Не в моём! Не в моём! — Господин Кенидес даже руками замахал. — Я рассказываю о Вандесаросах.

— А какие ещё случаи? — поинтересовался Гонкур.

— Некоторые гости грабили дом. Иногда при этом были жертвы.

— Ну, таких «гостей» вряд ли кто-нибудь приглашает! — засмеялся Гонкур.

— А откуда вы можете знать, кого приглашаете в гости? — глубокомысленно спросил хозяин дома.

"Уж не намекает ли он на то, что не уверен во мне?" — пронеслось в голове обеспокоенного археолога. Бьющее всем в глаза расположение к нему Ренаты тоже могло вызвать подозрения странного господина Кенидеса. Не считает ли он, что Гонкур соблазнит эту девицу, обесчестит и бросит?

— Допустим, — согласился он осторожно.

— Какая-то связь между проклятием и этими случаями есть, потому что смерти от несчастной любви и от руки преступника входили в число пяти смертей, — заключил господин Кенидес. — И потом…

Он замялся, а археолог насторожился, предчувствуя необычное продолжение.

— Я очень хочу, чтобы связь была.

Гонкур решил, что сейчас услышит что-нибудь крайне неприятное, однако спросил:

— Почему?

— Пусть это семейство расплачивается за свою гордость, за своих знаменитых предков, за тщеславие, за…

Догадка Гонкура подтвердилась, и ему стало до отвращения противно видеть этого тихого, незаметного и такого озлобленного человека. Чтобы сократить визит, он закрыл глаза и сделал вид, что засыпает.

Хозяин дома перечислял грехи семейства Вандесаросов ещё долго, и голос его, почти утратив монотонное звучание, выдавал, насколько он ненавидит родственников своей жены и её саму в придачу.

— Да вы спите, господин Гонкур?! — воскликнул гость.

Не слишком-то любезно притворяться спящим в ответ на страстные речи, пусть и тошнотворные, но глубоко выстраданные, однако этому можно было найти оправдание, а вот погрузиться в неподдельную дремоту и вовсе показалось молодому человеку непростительным поступком, обличающим душевную чёрствость.

— Нет-нет, — запротестовал он, с трудом отрывая глаза. — Мне очень приятно с вами разговаривать. — И тут же, испугавшись, что господин Кенидес поверит ему и задержится подольше, добавил. — Я почти не спал прошлую ночь, а перед этим устал в дороге. Извините, если у меня утомлённый вид.

— Что вы! Что вы! — господин Кенидес заулыбался. — Не извиняйтесь. Это я должен извиниться перед вами за то, что не даю вам отдохнуть. Я пойду. Доброй ночи.

— Доброй ночи, господин Кенидес. Заходите поговорить, — облегчённо вздохнув, пригласил Гонкур.

Не успела дверь закрыться, как он упал головой на валик дивана и погрузился в крепкий сон, уже забыв о своих покаянных мыслях и так и не попытавшись решить вопрос, питает ли хозяин дома чувство симпатии к нему ради него самого или как к потенциальному орудию Нигейроса, а может, испытывает к нему ненависть такую же, как к остальным, и лишь пользуется редко представляющейся возможностью поговорить.

23

— И красиво же вы спите, Гонкур! — разбудил его весёлый возглас.

Молодой археолог встрепенулся и сел, недоумённо глядя на стоящего перед ним Медаса. Явь и сон настолько перепутались, что отделить одно от другого требовало времени.

— Нет, в самом деле, — продолжал Медас, дружески кивая новому товарищу, — поза у вас была живописная. Видели бы вы себя со стороны! Одна рука картинно свешивается с дивана, тело изогнуто самым фантастическим образом, ноги затерялись где-то под столом… Положительно, Гонкур, в вас есть врождённое изящество. Вы всегда так спите?

— Первый раз в жизни и только для вас.

Гонкур встал, сделал два шага в сторону от дивана и грациозно поклонился. Медас сорвал с головы воображаемую шляпу и проделал сложный ритуал средневекового раскланивания.

— Притом учтите, Гонкур, что перо от моей шляпы волочится по земле, — немного запыхавшись, пояснил Медас.

— Страусовое? — присев на корточки и устремив взгляд на ту часть пола, где должен был покоиться конец пера, спросил Гонкур. — Ну что же, весьма изящно и нарядно. Только мне жаль страуса.

Он выпрямился и вызывающе взглянул на своего гостя.

— А ну-ка, признавайтесь, Медас, какую школу танцев вы кончали? Или вы блистали на сцене?

Медас рассмеялся.

— В ранней юности мечтал стать величайшим актёром века, — сообщил он. — Выучил наизусть три десятка ролей, отрепетировал их перед зеркалом, а, когда пришло время осуществить задуманное, пошёл в физики.

— То-то я и гляжу, что театр ныне испытывает период застоя, а наука расцветает на глазах. Ура Медасу! Кстати, почему же вы скромно промолчали, когда госпожа Кенидес сразила всех рассказом о таинственном перемещении портрета из угла около двери к кровати.