Джонатон Китс - Химеры Хемингуэя

• Название: Химеры Хемингуэя
• Автор: Джонатон Китс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Детектив
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16445-6

В недрах университетской библиотеки в твои руки нечаянно попала исчезнувшая без следа рукопись первого романа Эрнеста Хемингуэя. Как ты поступишь? Если ты прилежная студентка — опубликуешь ее и всю жизнь посвятишь кропотливому анализу, прячась в тени литературного гения. Но ты, не настолько амбициозна — и ты присвоишь манускрипт, опубликовав его под своим именем, сожжешь оригинал, оставив на память последнюю страницу, и станешь величайшей писательницей современности, любимым персонажем снобистской критики и желтой прессы, воплощением сказочного успеха. И, добившись признания, обнаружишь, что твое существование превратилось в нескончаемый кошмар, автор коего неизвестен и не важен. Вопроса «кто это сочинил?» больше не возникает — плагиат стал образом жизни, авторство переросло автора, повергнув мир в хаос и липкий ужас, а в конце возможна только смерть автора — человека и идеи.

Итак, кто это сочинил? Джонатон Китс, романист, критик и художник-концептуалист. «Химеры Хемингуэя» — впервые на русском и любом другом языке.

---

Он покачал головой, уже полностью на взводе. Потом навалился на нее. Проник в готовую влажность ее возбуждения, едва откинув подол, забившийся между ног. Она сама задрала платье до груди. И, откинувшись на супружеский матрас, вцепилась в мужа, совокупляя себя со всем его неполноценным телом.

Стэси не останавливалась, разгоряченная погоней — за ничем. Она просто трахалась дальше, пришпоривала на скользком склоне. Она перекатывалась и извивалась, щипала себе соски так, будто их сосал человек, что находился внутри нее. Он, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. Два обособленных яруса: между ними могли быть целые этажи и никакого лифта.

Выполнив поручение Анастасии, я поднимался по лестнице. С тридцатью шестью презервативами в коробке я был готов практически к любой неожиданности. Открыл дверь. Направился прямиком в спальню. Стэси отвела взгляд от мужа и закричала.

Что за этим последовало, могу лишь догадываться: я так их и оставил, не вмешиваясь не в свое дело. Отправился к Мишель. Естественно, ее не было дома. Совсем один. Что делать? Я взял ручку. Как там начинались мои романы когда-то давным-давно?

vii

Мишель хранила знакомых в обувных коробках, составляла из них укрепления на полках в шкафу. Она никогда не оглядывалась. В ее схеме прошлому отводилось место; если держать его под контролем, оно не поймает Мишель в ловушку на плавном пути в будущее.

Я нашел коробки с именем Стэси. Вытряхнул содержимое на кухонный стол. Фотографии, билеты и запоздалые открытки с днем рождения. Приглашение на ее свадьбу, на котором она попыталась нарисовать их обеих: лучшие подруги держатся за руки. И больше ничего, кроме газетных вырезок в хронологическом порядке. Я читал до вечера.

Анастасия даже не пыталась скрыть свое преступление. Зачем? На самом деле никто не слышал, что она говорила. Подозреваю, она рано это поняла: если признание не влекло за собой последствий, можно искать оправдания без приговора. Возможно, я слишком великодушен к ней, но недостаточно доброжелателен. Ну да, это лишь домысел. Но если вы не верите мне, найдите эти ранние статьи на микрофише. Перечитайте старые газеты, зная, что случилось потом. Я всегда воображал, что предзнаменования — просто литературный прием.

Сейчас я понимаю, что это орудие, заимствованное у жизни для устрашения будущего, каузальный блеф. Анастасия, моя любовница, была мастером. Такая жизнь — литературное произведение; пускай оно написано другими, но автором, несомненно, оставалась она.

И все же мне остается гадать, что бы случилось, если б я тогда оставил все как есть. Если б она застыла навеки в своем фальшивом положении, без единого слова, приняв величие, что приписывали ей все и каждый? Скорее всего, мы бы смирились, чтили бы ее за подаренное нам произведение неоспоримой значимости, а поколения читателей «Как пали сильные» в замешательстве недоумевали бы, что за обстоятельства не позволили ей писать дальше. Таково и было бы ее наследство: примитивно выдав себя за другого, облечь читателей мимолетным облыжным состраданием. Разве жизнь ее не стоила дороже? Может, обнажала больше, нежели потерю всего? Подозреваю, она сама спланировала свое поражение; видимо, я планировал обратить его в победу.

Вернувшись, Мишель застала меня за работой.

— Милый? — спросила она. — Ты пишешь?

Наличие бумаги под моей ручкой было очевидно, поэтому я кивнул:

— Так, ничего особенного.

— Включи побольше света. Ослепнешь. — Она начала включать сама: сначала гирлянду белых рождественских лампочек, круглый год висящую на вытяжке над плитой для пущей праздничности, потом верхние лампы дневного света. — Ну вот, — сказала она, — так же лучше?

Я посмотрел на нее, выбеленную фальшивым светом. Оголенное лицо прошито морщинками, в волосах седые пряди. Глядя на нее, я видел, как старею.

— Над чем ты работаешь, милый? — спросила она, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать меня в щеку. — Опять над тем романом? Ничего не говори, если хочешь сделать мне сюрприз. — Она повесила пальто на стул. — Но почему тут статьи про Стэси? С ней все в порядке? Ты же привез ее сегодня домой, да?

— Домой, к Саймону.

— Ты такой милый. Но зачем тебе мои вырезки?

— Хочу помочь ей разобраться, что привело к срыву.

— Думаешь, это хорошая идея? В смысле, врачи одобряют? С теми, у кого не в порядке с головой, надо быть осторожнее, Джонатон. Они на самом деле никогда не поправляются. Вообще говоря, я припоминаю странности в ее поведении еще до этого маленького кризиса. Это ее навязчивое желание стать ученым. Наверное, у психически больных всегда сумасшедшие идеи, оттого-то они и безумны. Ты уже поел, дорогой?

— Давай просто ляжем спать.

— Не знаю, смогу ли я уснуть.

— Прошу тебя.

— Я хочу еще узнать о Стэси. — Мишель запустила пальцы в мои волосы. — Я очень волнуюсь, они с Саймоном так друг от друга отдалились.

— По-моему, зря ты беспокоишься.

— Но ты не сможешь всегда быть рядом с ней. — Она чмокнула меня в лоб. — А вдруг мы захотим уехать, когда поженимся?

— Зачем?

— А вдруг мне предложат работу в «Таймс»?

— Или, может быть, Глория Грин уступит тебе место в «Алгонкине»? Да, случиться может что угодно.

— Между прочим, у некоторых из нас еще осталась капелька амбиций…

— …или они принимают способность грезить за самоуважение.

— Кто бы критиковал.

— Мне нечего терять.

— Ты можешь потерять меня.

— Ради кого?

— А кто говорит, что кто-то должен быть? Я самодостаточна.

— Тогда почему ты сейчас здесь?

— Это моя квартира.

— Хочешь, чтобы я ушел?

— Не уходи.

— Почему?

— Мы любим друг друга, Джонатон. Не забыл?

— Жалеешь, что я не Саймон?

— Жалеешь, что я не Стэси? — Она посмотрела на газетные вырезки у меня в руках. — Забудь. Идем спать.

— Это ты жалеешь, что ты не Стэси.

— Быть может, иногда. По крайней мере, я не свихнулась. И у меня есть свои достоинства.

— Есть, — сказал я, идя за ней в спальню.

Лежа рядом со мной на спине, Анастасия натянула простыню на голую грудь. Я высунул руку из-под одеяла и бросил на пол еще один полный презерватив.

— Пятен от спермы точно не будет? — спросила она. — Если Саймон увидит, он все поймет. — Я укусил ее за шею. Она отвернулась. — Пожалуйста, не надо.

— Почему?

— Когда я пригласила тебя, чтобы извиниться за вчерашнее, я совсем не это имела в виду.

— Пигмалиону тоже пришлось несладко.

— Кому?

— Твоему мужу, Саймону.

— Его это просто убило. Он никогда не думал, что ты застанешь его в таком виде.

— Он знал, что я вернусь.

— Как бы я ему сказала? Вспомни, за чем я тебя послала.

— Я только не понял, почему ты меня отправила. У тебя же должны быть презервативы, раз ты позволяешь ему…

— Нам просто повезло, что ты ушел, Джонатон. Представь, если бы тут застукали нас?

— Ну, было бы не так плохо, как…

— Я его жена. Давай сменим тему.

Мы не стали. Просто оба уставились в потолок. Но где-то там, в глубине, где наши тела лежали подле друг друга, ее рука нашла мою. Она провела ею вдоль своего бедра, по животу, над грудью, мимо шеи, к губам. Поцеловала костяшки, по очереди.

— Что мы будем с тобой делать? — спросила она.

— Есть у меня кое-какие идеи.

— Слишком рискованно. Тебе нужно одеться. Откуда ты знаешь, что мой муж не придет?

— Жанель сказала, что берет его с собой в…

— Так вот, значит, как это между ними.

— Все возможно.

Стэси повернулась ко мне, прижала мою руку к своей плоти.

— Он знает, что я никогда не напишу новый роман. Он уверен, что нет смысла меня содержать.

— Ты сказала ему, где взяла «Как пали сильные»?

— Нет, конечно. Но вряд ли я смогу украсть продолжение.

— Ты крепко влипла.

— Я пожертвовала ради него своей жизнью, Джонатон. Я даже колледж не окончила.

— Тебе нужна вторая книга.

— Особенно после этой премии. Все слишком многого ждут. Саймон говорит, каждый день добрая дюжина людей его спрашивает, когда выйдет мой новый роман, даже, как ни странно, его подрядчик. А мне вообще нечего предложить.

— Ты уверена?

— Ты не плагиатор, Джонатон. Тебе не понять.

— Стэси, как ты не видишь, у тебя есть то, чего никогда не было у меня, — история.

— Моя жизнь, моя трагедия? Кто в это поверит?

— Вот именно.

— Ты же не хочешь сказать…

— Да.

— Но я не могу…

— Иди сюда. — Я обнял ее, бессильно обмякшую, точно пальто без человека: уже не такое истощенное, ее тело все равно казалось каким-то пустым, ее личность дремала под покровом кожи. Я обхватил ее одной рукой, а другой распутывал колтуны в волосах, вытирал ей глаза. Поцеловал в губы. — Рассказать твою историю просто, как весь день валяться вдвоем в постели.