Бриджит Бордо - Инициалы Б. Б.

• Название: Инициалы Б. Б.
• Автор: Бриджит Бордо
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 2-246-52601-9, 5-7027-0421-5

Автобиография живой легенды французского кино Брижит Бардо вышла в Париже в сентябре 1996 года и сразу же стала бестеллером. В своих страстных, причудливых, ошеломляющих откровенностью мемуарах Брижит Бардо рассказывает о детстве и первых шагах в кино, о зените своей славы, о взлетах и падениях. Карьера и любовь для нее неразделимы. Судьба бросает ее от съемки к съемке, от мужчины к мужчине. Читатель узнает о тоске и одиночестве молодой женщины, осаждаемой поклонниками и фоторепортерами; поймет отчаяние влюбленной, часто желаемой мужчинами лишь для удовлетворения собственного тщеславия. В своей книге Б.Б. Сумела блистательно показать и фасад, и изнанку чарующего мира кино, мира легенд и грез. Брижит Бардо родилась в 1934 году. Училась балету, была фотомоделью. Первый раз снялась в кино в 1952 году. Широкую известность ей принес фильм режиссера и мужа Роже Вадима «И Бог создал женщину» (1956 год). С тех пор актриса работала у таких знаменитых режиссеров, как Луи Маль, Жан-Люк Годар, Кристиан-Жак. Наибольший успех ей принесли фильмы: «Бабетта идет на войну», «Истина», «Презрение», «Вива, Мария!», «Ромовый бульвар». За свободомыслие, талант, красоту, дерзость и неуемную энергию французы выбрали ее образом Франции: с нее лепили бюст «Марианны» — символа французской республики. Ушла из кино в 1973 году и все свое время посвятила борьбе за права животных. Б.Б. четыре раза была замужем. Имеет 36-летнего сына Николя.

---

Лето заканчивалось, наступал сентябрь. Внезапно Джиджи и амазонки исчезли. Мы остались вдвоем со Свевой, одинокие и печальные. Вдруг позвонила Флоранс Гринда и попросила меня приютить ее двух молодых приятелей — Патрика и Кристофера. Я согласилась. Молодые люди приехали. Им было по 23 года и они были очаровательны. Я и Свева перестали плакать.

Видя нас с двумя неотразимыми кавалерами, люди в конце концов приняли их за наших любовников. Но никак не удавалось определить, кто с кем живет, поскольку никто не жил ни с кем! Попытались выяснить, кто они такие, спрашивали нас обеих, счастливы ли мы, и при этом многозначительно улыбались.

Позвонила Ольга, она предложила мне выступить на мировой премьере «Шалако», которая должна была состояться в Гамбурге 28 сентября — в день моего рождения. Попросила подумать и дать ответ как можно скорее.

Свева была «за», она считала, что это будет занятно, Кристоферу было наплевать, а вот Патрик, первый раз за все время, проявил себя. Он предложил поехать со мной, если надо, чтобы меня кто-то сопровождал…

Я остолбенела! А тут еще явились Флоранс с Филиппом д’Эксеа, которого я не видела сто лет.

Вместе с Флоранс приехал красивый и молодой немец из Гамбурга по имени Юргенс. Он взялся организовать у фон Бисмарков большой праздник по случаю премьеры фильма и моего дня рождения! В свою очередь Фи-Фи приглашал нас за счет фирмы чудесно отдохнуть на Грейт-Харбор-Кей. Ведь одного моего присутствия было бы достаточно, чтобы весь мир устремился туда.

Так как мои планы стали проясняться, я закрыла «Мадраг», попытавшись избавиться от обоих моих воздыхателей. Но если Кристофер воспринял свою отставку с философским спокойствием, то Патрик сделал вид, что ничего не понимает. Все такой же невозмутимый, он намеревался увязаться за мной, куда бы я ни отправилась. Этот странный парень стал не на шутку меня озадачивать.

Когда я, устав от его победительного вида, нахальства и позерства, спросила прямо, как понять эти замашки светского хлыща, он самоуверенно ответил, что, если мне угодно, он даст ответ сегодня же вечером в моей постели! Что ж, после нас хоть потоп, я ни перед кем не обязана была отчитываться и приняла его с распростертым одеялом. Но вопреки моим ожиданиям, он целомудренно уснул рядом со мной.

Пробуждение было столь же безгреховным!

Я не могла опомниться от изумления.

У него появилась привычка засыпать рядом, не прикасаясь ко мне.

У меня появилась привычка считать это привычным…

* * *

По возвращении из Гамбурга я сразу же сообщила Патрику о его отставке.

Чтобы дать ему собрать вещи, я отправилась с визитом к моим старым дамам.

Каково же было мое удивление, когда, вернувшись домой, я увидела, как он лежит на кровати и смотрит телевизор! Никакими сборами тут и не пахло. А затем он встал, крепко-крепко обнял меня и прошептал, что любит…

У меня закружилась голова!

Но это было только начало!

Мы неделю провели в постели, не обращая внимания на телефон, забыв о еде, о деловых встречах, не замечая смены дня и ночи. Так он наверстывал упущенное время!

Нас с Патриком связала неутолимая, изнуряющая, мучительная, возвышенная страсть, и длилось это два года.

Разница в возрасте у нас была в десять лет: искушенная тридцатичетырехлетняя женщина и двадцатичетырехлетний юноша, только открывающий для себя жизнь. Примерно в этом возрасте был Вадим, когда женился на мне, а мне тогда было только восемнадцать!

Я должна была исполнять капризы, прихоти, удовлетворять потребности юного любовника, властолюбивого, жадного до новых впечатлений, стремившегося к неизведанному.

В то время как пресса без конца обсуждала мое новое увлечение юным студентом, Гюнтер встретил Мирью, восхитительную шведку, на пятнадцать лет моложе его!

Но если мужчина таким поступком вызывает всеобщее одобрение, то на женщину начинают смотреть как на старую мымру, которая наняла себе жиголо.

Патрик обожал зимние виды спорта, он был страстный горнолыжник, неустрашимый спортсмен. На авеню Поль-Думер ему было тесно. Он там задыхался, он ненавидел эту душную квартиру, ему хотелось увидеть простор, открывшийся горизонт, хотелось сменить обстановку.

Я должна была готовиться к отъезду. Ради него.

В этот период моей жизни на меня со всех сторон сыпались приглашения побывать там или тут, дать безвозмездно приобщиться к моей славе.

Авориаз, в то время еще мало кому известный курорт, тоже прислал приглашение. Мне предлагали шале в полное мое распоряжение, с прислугой и всем прочим. Обычно я просто выбрасывала такие послания, выбросила бы и это, но Патрик не дремал, и ему удалось убедить меня, что будет просто чудесно провести Рождество в Авориазе. Я попыталась уклониться от этого путешествия, но все было напрасно. Их высочество надувался и угрожал уехать к друзьям в Альп д’Юэ… и тогда!..

И вот мы в Авориазе, в отвратительном шале, похожем то ли на пещеру троглодита, то ли на убогую квартирку в унылом поселке, сляпанном по заказу бездарных, лишенных вкуса людей!

Рождественский праздник всегда был для меня волшебным таинством, и потому я притащила с собой набор подарков, все необходимое для устройства рождественских яслей, привезла гирлянды и шары, чтобы украсить елку!

Я постаралась создать праздничную обстановку в этой халупе, у которой от шале было только одно название.

Это был провал, провал во всех отношениях.

Днем Патрик, увлеченный своими лыжами, не находил для меня и минуты. Вечером ему тоже не сиделось дома, он отправлялся в единственный местный ночной клуб, где встречался с прелестными молодыми женщинами, которые весь день были с ним на подъемнике, на канатной дороге, на головокружительных спусках.

Мне казалось, что я сильно смахиваю на идиотку! На бессильную идиотку!

Чувствуя себя все хуже и хуже в этом поселке, не имевшем истории, не обладавшем подлинностью, я решила вернуться в Париж.

XXV

Год 1969 — год эротики, как правильно сказал Серж Гейнзбур!

Я постоянно ссорилась с Патриком!

Наша ущербная совместная жизнь держалась только на моем физическом влечении к нему. Ольга предлагала мне роли в фильмах, но я отказывалась. Я ничего не хотела делать, только заниматься любовью с Патриком, а он занимался этим со мной, когда ему было удобно, и оставлял меня в растерянности, в отчаянии, в разладе с самой собой, вне себя от ревности — от этого можно было умереть!

Однажды я получила приглашение на охоту, которую устраивал в своем эльзасском поместье Жан де Бомон. Я уже тогда была яростным противником охоты, недостойного торжества силы человека над слабостью животного, и выбросила приглашение в корзину для бумаг. Патрик, неизвестно зачем рывшийся в корзине, обнаружил его там, сделал мне выговор за то, что я его скрыла, и решил отправиться туда!

Я взбунтовалась!

Приглашение было на имя мадам Гюнтер Сакс, а ему там было делать нечего, мне он был только любовником, и его никто не приглашал. Он улыбнулся и обозвал меня дурой.

Наглец, хам, скотина!

Я хотела отобрать у него конверт с приглашением. И получила пощечину, затем другую. Стала отбиваться пинками и кулаками и наконец получила сокрушительный удар в левую скулу, точно под глазом. Это был нокаут, и я впала в полубесчувственное состояние, которое у боксеров называется «грогги». Мадам Рене, услышав шум борьбы, наконец решила взглянуть, в чем дело. Я была изуродованная, распухшая, в ужасном состоянии, вся в крови. Меня отвезли в американский госпиталь, где я провела уик-энд, в то время как Патрик охотился с Жаном де Бомоном.

По возвращении он наткнулся на запертую дверь, перед которой на лестничной площадке стояли его чемоданы.

Моя секретарша Мишель очень тактично и деликатно забрала у него мою машину, которой он воспользовался без моего разрешения, и поспешила спрятать ее в надежном месте! А я с тревогой ждала ответных действий Патрика, с боростироловым компрессом на щеке, с фонарем под глазом и сердцем, разбитым вдребезги!

В одно прекрасное утро он вернулся, с розой в одной руке и чемоданом в другой, обнял меня, приласкал, поклялся никогда больше так не делать, пожалел о своем поведении. Он казался таким искренним, что я попалась на удочку, мгновенно забыла свою печаль и обиду, чтобы не помышлять больше ни о чем, кроме моей безмерной любви к нему.

Мама Ольга так бегала за мной, что ей уже можно было присудить олимпийскую медаль! Предлагала мне все новые и новые сценарии. После провала «Шалако» не приходилось рассчитывать на слишком выгодные условия. Мой кассовый успех шел на убыль, пора было обрести второе дыхание, позаботиться о карьере, подумать о профессиональном росте и т. д.

Эти разговоры совершенно не действовали на меня, не волновали, а только раздражали.