Фрэнк Броутон - История диджеев

• Название: История диджеев
• Автор: Фрэнк Броутон
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9681-0125-9

Диджей был в центре популярной музыки с момента первого проигрывания пластинки на радио в 1906 году до современного состояния клубной индустрии, приносящей доход в три миллиона долларов в одном только Нью-Йорке. В этой книге профессиональные журналисты Брюстер и Броутон представляют первую полную историю профессии загадочного и харизматичного человека за вертушками, который является одновременно и собирателем записей, и психологом, способным управлять веселящейся толпой. Основанная на интервью с диджеями, критиками, музыкантами, представителями звукозаписывающих компаний и обычными тусовщиками, «История диджеев» заслуживает звания официальной истории танцевальной музыки.

---

Эти эксперименты стали истоками хаус-музыки. По мере того как идеи и приемы Наклса заимствовали (нередко в сильно упрощенном виде) гораздо менее опытные диджеи, применявшие самое простое оборудование, рождалась эстетика хауса.

Первое время в широких клубных кругах Чикаго Warehouse считался маргинальным местом, ведь это было заведение для темнокожих людей нетрадиционной сексуальной ориентации (обоих полов) с темнокожим же диджеем-гомосексуалистом. Поэтому творчество Фрэнки сбрасывалось со счетов как «музыка педиков». Реакция против диско набирала силу, а «натуральные» танцполы города переключались на нью-вэйв-рок и европейский синти-поп. Поскольку, однако, один только «Склад» работал в Чикаго круглую ночь, со временем в него начали захаживать и некоторые готовые к приключениям гетеросексуалы, которым игравшая там музыка частенько «сносила крышу».

Среди этих посетителей оказался молодой диск-жокей из южной части города Уэйн Уильямс (Wayne Williams), которого энергетика Warehouse так ошеломила, что он стал его завсегдатаем.

«Пару лет я приходил туда, вставал у рубки и выспрашивал у парня рядом с Фрэнки названия пластинок, которые тот ставил, чтобы я мог потом купить их в магазине, — рассказывает он. — Поскольку это был гей-клуб, я немного опасался спрашивать у самого Фрэнки». Уильямс делал покупки в Sounds Good — единственном на тот момент музыкальном магазине, торговавшем такими пластинками. Он приобретал все любимые мелодии Фрэнки, какие только находил, и представлял своей публике. Та же привыкла к другому саунду и поначалу уходила с танцпола, но Уэйн стоял на своем и крутил треки, игнорируемые его коллегами, благодаря чему вскоре стал одним из самых популярных диджеев города. «Лишь у меня хватало смелости отправляться туда и приносить эту музыку в свой район, ставя ее натуралам». Его успех оказал существенное влияние на сцену, и в начале 1980 годов старый фанковый саунд, который тогда и назывался «хаус», распространился далеко за пределы гей-клубов.

Рон Харди в Music Box

К концу 1982 года Warehouse оказался жертвой собственного успеха — гомосексуальная публика разбавлялась гетеросексуальной. Фрэнки вспоминает, что «натуралы рвались в клуб». Хозяев обуяла жадность и они удвоили плату за вход. Наклс ушел из «Склада» и открыл Power Plant в здании бывшей электрической подстанции по адресу Норт-Хэлстед, 1015. Его верные поклонники последовали за ним, однако хозяева «Склада» припрятали козырь в рукаве: они переименовали его в Music Box[187] и наняли другого молодого диск-жокея, тоже чернокожего гея, как и Наклс, с похожими вкусами, но с еще более оргиастическим отношением к музыке.

Вообще-то Warehouse был не первым местом, в котором чикагцы услышали андеграундное диско. По меньшей мере за два года до приезда Фрэнки увлеченный юный диджей устраивал ночи жесткого черного диско в заведении под названием Den One. В 1977 году он уехал в Калифорнию, освободив нишу, которую позже занял Наклс, но в конце 1982 года вернулся, чтобы выступать в Music Box и штурмом взять «Город ветров». Его звали Рон Харди, и для многих чикагцев он являлся, ни больше ни меньше, лучшим диджеем в мире.

«Рон Харди? Его все ненавидели. Это был злобный мерзкий наркоман с непомерно раздутым эго. Но, блин, он был КРУТ! Это величайший диджей из всех, какие появлялись на свет», — так отзывается о нем бывалый хаус-продюсер Маршалл Джефферсон (Marshall Jefferson).

Если Фрэнки Наклс — крестный отец хауса, то этого ребенка он воспитывал вместе с Роном Харди. С приездом Наклса начался период активного экспериментаторства. Он простимулировал андеграундную музыку и создал спрос на нее, доказав, что диджей может быть настоящим творцом. Вернувшись в Чикаго и обнаружив эту оживленную лабораторию, Рон Харди стал ее «чокнутым профессором». В то время как Фрэнки ставил свои танцпольные опыты с характерным спокойствием, Харди отличался демонической страстью как к музыке, так и к наркотикам. Наклс менял лицо танцевальной музыки, однако Харди хотел вторгнуться в саму ее природу, выпустить музыкальные силы на свободу.

Закаленный клаббер Седрик Нил (Cedric Neal) вспоминает, какое впечатление Харди производил на слушателей.

«Это был своего рода идол. Впервые я увидел Харди на его дне рождения. Люди буквально плакали от чумового кайфа, некоторые даже отключались, и я подумал: «Вот такая вечеринка по мне!» Я никогда прежде не тусовался в заведении, где диджей настолько бы контролировал гостей, чтобы они танцевали, кричали или даже плакали. Иногда они так улетали, что вырубались от собственного наслаждения. Все дело было в энергетике».

Резкое различие индивидуальностей двух диск-жокеев вскоре принесло результаты. Зрелые и стильно прикинутые тусовщики последовали за Фрэнки в Power Plant. Ребята помоложе предпочли безумство клуба Music Box, о котором Чез Дамьер отзывался как о «версии для гетто». Незаурядное достижение Харди состояло в том, как он трансформировал сцену. Что же касается Наклса, то он господствовал в чикагском андеграунде пять лет.

«Фрэнки всем рулил, — вспоминает Маршалл. — Теперь они называли эту музыку хаусом, и это из-за Фрэнки. А когда появился Рон Харди и оспорил у Фрэнки пальму первенства, началось нечто». Power Plant уступил субботы и открывался по пятницам, а впоследствии два клуба поделили между собой неделю: среда и пятница достались Power Plant, а вторник, четверг и суббота — Music Box. «Их конкуренция напоминала дуэль двух опытных стрелков», — смеется Маршалл.

Оба диджея генерировали на своих танцполах невероятное количество энергии. Они растягивали вступления до бесконечности, изматывая танцоров непрерывным битом, сексуально поддразнивая их повторяющимся ритмом, пока, наконец, не начиналась сама песня. Оба использовали катушечные магнитофоны, на которых проигрывали версии композиций и ритм-треки, причем многие считали это лучшей частью вечера. «Мне нравилось, когда они включали катушки, ведь это означало, что они собраются поставить что-то особенно интересное», — говорит Эрл Spanky Смит (Earl Smith) из эсид-хаус-группы Phuture.

Фрэнки придерживался более четкого стиля и не слишком взвинчивал темп. Он уделял пристальное внимание качеству звучания, а его сеты отличались высокой точностью и структурированностью, а также волнообразными ускорениями и замедлениями скорости. Рон Харди, напротив, любил грубый лоу-фай-напор, не оставлявший никаких сомнений в том, каким моментом он живет. Он заботился лишь об энергии и старался подвести танцоров к пределу их возможностей. У него не было времени что-либо планировать. Как выражается Маршалл: «Он плевать хотел на программу. Харди перепробовал все известные человечеству наркотики. Какая уж тут на хрен программа!?»

В их плей-листах было довольно много одинаковых песен: ‘Let No Man Put Asunder’ группы First Choice, ‘I Can’t Turn Around’ Айзека Хейса, ‘There But For The Grace Of God’ Machine, ‘The Love I Lost’ и ‘Bad Luck’ Harold Melvin and the Bluenotes, ‘I’m Here Again’ Тельмы Хьюстон. Крутили они и разные вещи Лолетты Холлоуэй, а также мутантное дабовое диско — ‘Moody’ ESG, ‘Go Bang’ Dinosaur L, ‘Dancing In Outer Space’ Atmosfear, — и европейский синти-поп, например, ‘Frequency 7’ Visage, ‘Dirty Talk’ Klein and MBO, ‘Optimo’ и ‘Cavern’ группы Liquid Liquid. Но Харди играл музыку гораздо быстрее и сильнее ее «разделывал», а также добавлял явно коммерческие треки, например, ‘It’s My Life’ Talk Talk, ‘Sweet Dreams’ Eurythmics и песни нео-глэмстеров ABC.

Сеты Харди строились на «бомбах» и сюрпризах и представляли собой натиск звука, достигавшего одного фанкового апогея за другим. Он форсировал выход энергии всеми доступными средствами: задействуя эквалайзер, чтобы для пущего эффекта убрать или подчеркнуть бас или высокие частоты (это станет отличительным признаком чикагского саунда; впрочем, Наклс еще сильнее злоупотреблял эквализацией), или до предела— на шесть-семь процентов ускоряя пластники. Пионер детройтского техно Деррик Мэй однажды услышал в его исполнении Стиви Уандера, разогнанного на восемь процентов.

Маршалла Джефферсона привела в Music Box отвязная девушка, с которой он вместе работал в почтовом отделении. Она была не только почтальонкой, но и стриптизершей. Маршалл надеялся увидеть на танцполе ее тело в действии, поэтому сказал: «Я хочу побывать в тех крутых клубах, в которые ты ходишь». Хотя раньше он являлся упертым фанатом рока, собирал пластинки Thin Lizzy и считал, что диско — отстой, напор Харди оказался столь силен, что он мгновенно стал поклонником танцевальной музыки. «Она показала мне место под названием Music Box. Ей-богу, меня проняло! Громкость была нереальная — БУМ!!! Звук словно проникал в грудь и сжимал сердце».