Олег Авраменко - Королевы не плачут

• Название: Королевы не плачут
• Автор: Олег Авраменко
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Полагаю, что да. Ведь это будет чисто символическим актом. Но боюсь... Я снова боюсь, черт возьми! Я боюсь, что к Рождеству Фернандо может стать королем.

- Несмотря на все меры предосторожности, которые принимает дон Альфонсо? Неужто и ты считаешь Инморте всемогущим колдуном?

- Ну, нет, он далеко не всемогущ и вряд ли наделен какими-то сверхъестественными способностями. Однако он могуществен, очень могуществен, и сила его не только в легионах вооруженных до зубов и хорошо обученных воинов, не только в грозных боевых кораблях под черными знаменами с косым красным крестом, не только в трех областях ордена Сердца Иисусова, но также и в фанатизме его приверженцев. Думаешь, в его распоряжении мало фанатиков, готовых пойти за него в огонь и в воду? Или засунуть голову в петлю - что ближе к теме нашего разговора. Фанатизм это чертовски опасная штука, Гастон. Я знавал много всяких фанатиков - и христиан, и мусульман, - и, поверь мне, они ничем друг от друга не отличаются. Фанатики-христиане ничуть не лучше своих неверных собратьев, а в некоторых отношениях даже хуже, ибо у мусульман фанатизм - вполне нормальное состояние. Какой-нибудь полоумный доминиканский монах способен по наущению Инморте во время крестного хода вонзить в грудь кастильского короля кинжал, а затем взойти на эшафот с гордо поднятой головой, до последнего момента пребывая в полной уверенности, что совершил богоугодное, чуть ли не святое деяние.

- И что же ты собираешься предпринять? - спросил Альбре. - Ведь наверняка у тебя есть что-то на уме.

- Да, есть, - кивнул Эрнан. - Я намерен заставить дона Альфонсо казнить своего брата.

- Но как?

- Я спровоцирую Фернандо на публичное признание в своих грехах - что касается его участия в заговоре с целью убийства короля. Это признание услышат гвардейцы, а через неделю об этом будет знать вся Кастилия. У королевского дворца станут собираться толпы простонародья, требующие смертной казни для графа Уэльвы, да и мелкопоместные дворяне и Генеральные Кортесы затянут ту же песенку - ведь и те, и другие недолюбливают Фернандо. Так что волей-неволей королю придется уступить. Vox populi, vox dei, как говорят римляне. Глас народа, глас Божий.

- А как ты его спровоцируешь? Фернандо вправду глупец, но я все же не думаю, что он настолько глуп, чтобы самому себе подписать смертный приговор.

- Вот именно, - сказал Шатофьер. - Смертный приговор... - И он вкратце изложил суть своего замысла.

Выслушав его, Гастон вздохнул и покачал головой.

- Ты неисправим, дружище. Филипп совершенно прав, утверждая, что ты жутко охоч до драматических эффектов. Это, безусловно, в твоем репертуаре.

- Тебе что, не нравится?

- Нет-нет, что ты! Очень даже нравится. Это будет воистину сногсшибательное зрелище, и я поехал бы с тобой только ради того, чтобы не пропустить такое представление, не говоря уж о том... - Тут он осекся и покраснел. - Впрочем, ладно. Но в одном я больше, чем уверен: сеньору дону Фернандо твоя затея не придется по нутру.

- Это уже его личное горе. - Эрнан поднялся с кресла, потянулся и смачно зевнул. - Значится так. Мы тронемся в путь очень рано, этак в третьем часу утра, чтобы к вечеру наверняка попасть в Калаорру. В Кастель-Бланко мы долго не задержимся - я уже послал туда Жакомо с письменным распоряжением для лейтенанта де Сальседо немедленно готовиться к отъезду. Так что и ты, дружище, не мешкай с приготовлениями и пораньше ложись спать, иначе завтра будешь дрыхнуть всю дорогу. - Он опять зевнул и щелкнул зубами. - Ну а я пошел забирать из-под ареста Монтини.

- Да, кстати, - сказал Гастон. - Зачем ты берешь с собой этого сумасброда?

- Из чистейшего милосердия, - ответил Шатофьер. - От греха и Филиппа подальше. Знаешь, я ведь не только закоренелый пессимист, но еще и крайне сентиментальный человек. В отличие от тебя, циника.

21. НОВЫЙ МИЛОК МАРГАРИТЫ

Гастон не ошибался, говоря Симону, что Филипп вскоре уведет Бланку в спальню. Не ошибся он также и в том, что Маргарита не удержится от искушения, в отместку Тибальду, завлечь Симона к себе в постель. К тому времени, когда Филипп и Бланка, "отпраздновав" радостную весть, уже оделись и прихорошились, собираясь идти к Маргарите, чтобы, как обычно, провести в ее обществе весь вечер, сама наваррская принцесса еще не покидала своей спальни и не отпускала от себя Симона. Впрочем, надо сказать, что и Симон не имел особого желания вставать с постели, и хотя он был сыт любовными утехами по горло, ему было невыразимо приятно вот так просто лежать, прижав к себе Маргариту, и время от времени целовать ее сладкие губы.

В постели Маргарита оказалась совсем не такой, какой она была на людях, вне спальни. Одним из ее бесспорных достоинств как любовницы было то, что, скинув с себя одежду, она переставала быть принцессой и отдавалась мужчинам просто как женщина, как равная им, ибо прекрасно понимала, что там, где начинается неравенство, кончается любовь. Даже такой любви, к которой она привыкла, скорее не любви, а мимолетному увлечению длинною в несколько ночей, - даже этому чувству малейшее проявление спеси и высокомерия способно нанести сокрушительнейший удар.

Разомлевшему и одуревшему от только что испытанного наслаждения Симону с трудом верилось, что эта милая и нежная женщина, которую он держит в своих объятиях, и та надменная гордячка, принцесса Наваррская, которую он знал раньше, - один и тот же человек. В общем не склонный к глубокому анализу, не привыкший смотреть в самую суть вещей и явлений, Симон по простоте своей душевной пришел к выводу, более близкому к истине, чем все мудреные умозаключения прочих мужчин, бывших свидетелями этой удивительной метаморфозы. По его мнению, та властная, высокомерная и своенравная Маргарита была лишь маской, притворной личиной, за которой скрывается чувствительная и ранимая душа.

Симон взял руку Маргариты и поцеловал каждый ее пальчик. Не раскрывая глаз, она мечтательно улыбнулась, перевернулась на бок и положила свою белокурую голову ему на грудь.

- Ты такой милый, такой ласковый, такой хороший... - в истоме прошептала она.

Симон тяжело вздохнул.

- Амелина думает иначе, - невольно вырвалось у него.

- Она предпочитает Филиппа, - скорее констатировала, чем спросила, Маргарита.

Симон снова вздохнул и промолчал.

- Такова жизнь, - сказала принцесса. - Далеко не всегда она светлая и радостная. Ты, кстати, никогда не задумывался, почему жена изменяет тебе?

- Она любит Филиппа, - хмуро ответил Симон. - Она с самого детства влюблена в него.

- И тебе не хочется говорить о ней? - поняла Маргарита.

- Нет, не хочется.

- А ехать к ней?

Симон опять промолчал, и тогда Маргарита уточнила свой вопрос:

- Вот сейчас, именно сейчас, тебе хочется ехать к ней?

- Нет, Маргарита, не хочется.

- Так не езжай.

- Как это?

- Оставайся у меня до конца месяца - как Филипп, граф Альбре, остальные твои друзья.

- Но зачем?

- Глупенький! Неужто я не нравлюсь тебе?

Маргарита услышала, как при этих словах у Симона учащенно забилось сердце.

- Ты... мне... О боже!.. - запинаясь, проговорил он. - Разумеется, нравишься... Очень нравишься.

- Так в чем же дело? - Она подняла голову и обхватила руками его шею. - Если я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне, что мешает нам провести эти три недели вместе?

Симон уставился на нее недоверчивым взглядом.

- Но ведь... ты... граф Тибальд...

- Во-первых, с Тибальдом я крепко поссорилась, так как он имел наглость изменить мне раньше, чем я ему. Во-вторых, на днях он отправляется во Францию - там у него какие-то дела. Ну, а в-третьих, не такая уж я шлюха, как ты думаешь.

Симон густо покраснел.

- А я и не думаю, что ты шлюха, - обескуражено пробормотал он. - Я никогда так не думал и уж тем более не говорил ничего подобного. Это тебе кто-то наврал. Скорее всего, Филипп или Гастон - они любят возводить на меня напраслину, им пальца в рот не клади.

Маргарита откинулась на подушку и разразилась веселым смехом.

- Ты просто чудо, Симон! Никто мне не говорил, что ты называешь меня шлюхой. Я вовсе не то имела в виду.

- А что же?

- Да то, что я не меняю себе парней каждую ночь. Это не в моих привычках, нет. По мне, это грубо, вульгарно, невоспитанно, одним словом, по-мужски. Это вы, мужчины, привыкли перепрыгивать с одной женщины на другую... Между прочим, сколько у тебя было женщин? Только откровенно.

- Ну, Амелина...

- Это понятно. Еще кто?

Симон назвал имена трех фрейлин принцессы и Адель де Монтальбан, благоразумно умолчав о дочери лурдского лесничего и ее дочурках.

- И это все? - усмехнулась Маргарита. - Выходит, впервые ты изменил жене лишь в Наварре? - (Симон утвердительно кивнул). - Так это же потрясающе!

Она выскользнула из-под одеяла, села на краю кровати и принялась натягивать на ноги чулки. Симон с восхищением глядел на нее, все больше убеждаясь, что Амелина ей и в подметки не годится.