Олег Приходько - Прыжок рыси

• Название: Прыжок рыси
• Автор: Олег Приходько
• Издательство: ЗАО издательство "ЭКСМО"
• Жанр: Боевик
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-608-9

«Власть чаще всего держится на трех китах: нефти, наркотиках или оружии», — считает главный герой романа частный детектив Евгений Столетник.

Расследуя убийство своего недавнего знакомца, журналиста Павла Козлова, он выходит на преступников, облеченных властью. Свободная экономическая зона города Приморска, в котором происходит действие, оказывается «свободной» для мафиози и «зоной» для ее жителей.

---

— Кажется.

— Вроде как следователь добрый и следователь злой. На самом-то деле они заодно, просто договорились перед дверью следственного изолятора об игре… И наш Ромео тухнет на глазах. Но все это — фигня по сравнению с тем, что было дальше… Только теперь начинается уже моя версия, потому что все, о чем я рассказал до сих пор, очевидно и общеизвестно, а все, о чем я собираюсь рассказать, основано на моих личных наблюдениях и размышлениях уже после смерти Павла. Так вот… Суть этой версии в том, что Павел рубил дерево не по себе. И Нелли — чистая и честная девушка, сирота…

— Сирота? — Евгению вспомнился замысел романа, изложенный Павлом в блокноте. — Почему сирота?

— В прямом смысле. Кто-то из сотрудников однажды брякнул, что Нелли, мол, чья-то протеже. А Паша очень нервно возразил, что она — сама по себе, и вообще — круглая сирота. Больше к разговору о ней ни в его присутствии, ни за глаза не возвращались… на чем я остановился?

— На том, что чистая и честная девушка, сирота…

— Да. И у этой сироты, совсем еще не оперившейся журналистки с очень, наверное, небольшим окладом — заметь, она даже не ведущая программы, а просто телекор, — помимо скоропостижно появившейся квартиры на Новой набережной (это наше Царское Село, там живут Гридин, Хализев, Дворцов — вся «семья»), появляется машина…

— У Нелли есть машина?

— Есть. Маленькая, недорогая «таврия», но есть. Если пораскинуть мозгами, то машина у человека появляется тогда, когда он уже обзавелся всем необходимым— мебелью, нарядами и тэ дэ.). Так?.. Не знаю, откуда все это могло появиться у нее, и мне, поверь, довольно-таки противно считать чужие деньги и интересоваться их источниками — навроде Полянского что-то получается… Когда бы не убили Павла, мне бы и в голову ничего подобного не пришло. Одно могу сказать точно: бессребреник Паша ничего этого ей купить не мог, и сама она, я думаю, тоже. Даже если бы жила впроголодь. Как-то мельком я видел ее у «Таверны». Это ресторан у нас такой крутой — ни тебя, ни меня туда не впустят. Там казино, варьете и прочее. Иностранные моряки, наши мафиози. Думаю, что, помимо игральных автоматов, так и «нумера» имеются. Не хочу делать выводов, но когда я по дурости сказал Павлу, что видел Нелли у «Таверны», то думал, придется вызывать «скорую»: он вначале покраснел, как полковое знамя, потом стал белым, как лейкоцит, и вышел… В общем, разошлись они, так и не поженившись. И я не стал бы связывать с нею убийства Павла, если бы не узнал, что она побывала у него вечером второго марта. Дальше развивай сам.

«А ларчик просто открывался!» — подумал Евгений, прикуривая.

— Павлу стало известно, откуда у нее деньги? — предположил он после минутного раздумья.

— Не то. Павел узнал об этом раньше, примерно в октябре, и это стало причиной их разрыва.

«Дневника он не читал, — понял Евгений. — Последняя запись о Нелли «Игорь видел се в «Таверне»… Перед этим… что было перед этим?.. А, да: «Звонок. Она хочет встречи. Нет!!!» Пожалуй, он прав. Обе записи сделаны в декабре, а раньше… «Занять бы денег у Г.! Но нет, не пойду. Она не должна знать…» Она?! Кто «она»?.. Везде, где Павел пишет о Нелли, она обозначена буквой «H.»… «Н.», а не «Г.»!.. А «Г.» — Гридин…»

— И откуда же все это у нее?

— А как по-твоему?

Евгений молча докурил. То, что в двух записях: «А если Г. в сетях?..» от 5.12. и «Занять бы денег у Г.» от 6.12 Нелли обозначена как «Г»., он заметил и раньше, но значения этому не придал, ведь фамилия Нелли — Грошевская…

— Ну ты, Игорь, даешь! — вымолвил он едва слышно.

— Так что Пашу зарезали без ножа задолго до третьего марта, когда он вдруг понял, что полюбил проститутку, — с торжественной какой-то безапелляционностью произнес Васин.

— Проститутку? — Об этом Евгений не думал. Но понял, что знает теперь больше Игоря: называя ее в конце дневника «Г.» Павел осознанно или неосознанно обозначал ее принадлежность Гридину.

— А кого, Женя? Если она даже не состоит в штате дома терпимости, то получает плату, неважно чем — машиной, квартирой, деньгами ей платят, но платят ведь? Входная плата в «Таверну» — сто долларов. Ничего?

«Н. содержанка?!» — впервые задается этим вопросом Павел 3 ноября, — размышлял Евгений. — Но о том, что она живет не по средствам, знает раньше: «Казанская сирота на самом деле сказочно богата», «Если в корне слово «грош»… — эти записи сделаны действительно в октябре».

— Тебе ни о чем не говорит фамилия Ветлугина? — спросил он у Игоря на всякий случай.

— Нет, ни разу не слышал. Кто это?

— Так, вспомнил тут… Слушай, а почему, собственно, проститутка? Может быть, у нее была другая любовь? Или, черт побери, любовник? Муж бывший, наконец? Она замужем случайно не была?

— Мне-то откуда знать?.. Но если подумать логически, она не стала бы скрывать бывшего мужа от Павла.

«А ведь он прав, — думал Евгений. — Во всем прав, чертенок! Меж камней, из которых он построил свою версию, не пролезет лезвие ножа. Как хорошо, что Алевтина Васильевна не отдала дневник ментам. И что у меня фотографическая память».

— Дальше рассказать? — спросил Игорь.

— Давай, я попробую? Только, если можно, еще чашечку кофе.

— Уже! — Игорь направился к агрегату.

— Один вопрос, Игорь. Ты не знаешь, где был Павел с двадцать третьего по двадцать восьмое февраля?

— Знаю, конечно! — включил кофемолку Игорь, и те пятнадцать секунд, на которые комната заполнилась шумом, показались Евгению часом. Сейчас любое его слово могло быть решающим. Запах кофе был первым, что услышал Евгений в наступившей тишине. Вторым было сообщение Игоря: — Знаю, конечно. У матери он был, в Сутееве.

«Не знает», — вздохнул Евгений. О том, что Павел к матери в эти дни не ездил, говорить не стал.

— Это он тебе сказал?

— Я просто присутствовал в кабинете Шпагина, когда Павел просил подписать заявление о внеочередном отпуске.

«Ясно. Кому-кому, а Шпагину бы он и вовсе не сказал, зачем ему понадобился отпуск».

— А что, разве Алевтина Васильевна не говорила тебе, что он был в Сутееве?

— Я не спрашивал, — ушел от ответа Евгений.

— Итак, ты хотел развить мою версию?

— Я передумал.

— Ладно, тогда я продолжаю… Ситуация складывается таким образом, что работа Павла — точнее, занятая им позиция — не позволяет ему переступить через барьер, который отделяет его от личной жизни…

— А проще?

— Проще я сказал в начале нашей беседы: для Павла перестало существовать различие между сценой и залом. Он не может переступить через рампу: для всех он «борец с мафией», как зрителя его никто не воспримет. А уйдя со сцены, обратно на нее он уже не вернется — ему перестанут верить. Так понятно?

— Вроде.

— Поехали дальше. Павел отравляется в Париж, где надеется обрести душевный покой, развеяться, забыть о несчастной любви, а заодно приобщиться к Европейской ассоциации независимых журналистов. Вернувшись на Родину, он собирается нанести сокрушительный удар, разоблачить… ну, не знаю… скажем так, мафию, борцом с которой был в глазах читателей.

— Он тебе про это говорил?

— Про статью не говорил, а про то, что собирается уехать, говорил.

— Куда?

— Я думаю, он сам не знал. Просто уехать, но непременно при этом хлопнуть дверью. — Стараясь не расплескать кофе, Игорь донес до Евгения чашку.

— Спасибо.

— Ну вот. И Паша начинает готовить взрыв общественного мнения. Зная его биографию, характер, я могу предположить, что это мог быть за материал.

— Интересно.

— Еще как!.. Это был бы очерк о том, как власть погубила молодую журналистку. Точнее — развратила. Но на сей раз Паша собирался выступить, оперируя фактами, документами, имея доказательства на случай, если его привлекут к суду. И Паша стал эти доказательства собирать. И он их собрал. Я не знаю, что именно — фотографии, аудио- или видеоматериалы… Полянский говорил, что он привез из Франции видеокамеру…

— Полянский? — насторожился Евгений. — Когда?

— После того, как Павла убили. Но он эту камеру продал вроде.

— Кто?

— Да Паша, Паша, конечно. Не Полянский же.

— Так, — улыбнулся Евгений. — Давай дальше.

— А дальше — все.

— ???

— Он собрал компромат. К нему приехала Грошевская и стала уговаривать его не делать этого. Судя по тому, что Павла убили, он остался верен своему амплуа.

Евгений чувствовал, что поневоле оказывается в плену этой стройной и наверняка небезосновательной версии. Хотя от нее отдавало мелодраматизмом и балаганом — то ли из-за французского «emploi», которое Игорь вворачивал к месту и не к месту, то ли оттого, что сам Павел во всей этой истории представал фанатиком, мстителем-одиночкой, протагонистом на котурнах, которого погубила роковая любовь и который решил использовать свое поражение на любовном фронте для очередного эффектного выхода на сцену.