Иван Попов - Ложь. Записки кулака

• Название: Ложь. Записки кулака
• Автор: Иван Попов
• Издательство: Кварта
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89609-134-9

Книга повествует о изломанных судьбах самых трудолюбивых жителей Воронежской области, признанных по разнарядке кулаками, лишенных всего имущества и высланных из родных мест вместе с семьями на лесоповал

---

— Я думаю, что мне пора съездить в город и уладить кое-какие дела. Так что готовь лошадей на завтра, утром я и уеду. Только ты подготовь справку о количестве заготовленного и сплавленного леса.

— Хорошо, Исаак Ефимович, все будет сделано!

Выйдя из конторы, прораб на просеке нашел Иван Ивановича и приказал, чтобы к утру были готовы поводы для поездки в город. Тот кивнул головой и отправился искать Никифора Дымкова, предупредить о намеченной на утро поездке в Котлас.

— С вами поедет начальник лагеря, — объяснял Никифору Иван Иванович — который будет занят своими делами. Вам же придётся подобрать некоторый материал для стройки. Запомни, что нам нужно стекло для окон. Хорошо бы там нарезать его по единому стандарту 30 на 25 сантиметров. Если нарезать не получится, то берите полную упаковку, но в таком случае купите пару стеклорезов. Для печей купите пять плит, пять духовок, пять дверок для топок и пять дверок для поддувала. Столько же колосников и вьюшек. Это самое главное, а полный список я дам тебе завтра утром. Да не забудь наносить травы в подводы. А теперь иди и готовься к отъезду!

Дав наказ Никифору, Иван Иванович направился к своему шалашу. Ему хотелось отдохнуть и перекусить. Там он увидел Никиту Пономарёва, который сидел на скамейке у входа и курил, явно ожидая его. Иван Иванович поздоровался с Никитой, присел рядом и тоже закурил. Всегда самоуверенный и наглый, Никита в этот раз выглядел растерянным и жалким. Он первым нарушил молчание, и в его голосе почувствовалось тоска и отчаяние:

— Скажи мне, Иван Иванович, чего ждать? Загнали нас на край света, да и здесь мы никому не нужны. Нас специально морят голодом и работой. Люди еле ноги волочат. Ты же знаешь, что моя баба до этого весила шесть пудов, а сейчас от нее даже половины не осталось. Детишки начинают пухнуть. От цинги люди заживо гниют. Как-то зашел к тифозным и увидел не людей, а скелеты, обтянутые кожей. Хлеб мы видим изредка, а сейчас нет ни крупы, ни муки. От рыбы скулы сводят, я не только есть, но и глядеть на неё уже не могу. Если мы и дальше так будем жить, то скоро все передохнем. Не пора ли нам, Иван Иванович, сматываться отсюда?

— А как ты, Никита, думаешь это сделать?

— Очень просто. Разоружить охрану, а если нужно, то расправиться с ними, захватить какие есть продукты, дойти до железной дороги и податься на шахты или домой.

— Я понимаю, что расправиться с охраной никакого труда не составит. А дальше? Нас, почти тысяча человек, из которых более половины детей, стариков и больных. И ты думаешь, что они смогут пройти более сотни верст до железнодорожной станции, где их ещё будет ждать эшелон с паровозом? Не смеши. Как только в Котлас перестанут приплывать брёвна, тут же сообразят, что в нашем лагере что-то случилось и пришлют бойцов. По нашим следам пустят собак. А так как мы будем еле передвигать ноги, то нас быстро догонят и хорошо, если вернут в лагерь, а могут и перестрелять, всех до одного, прямо на месте. И родные не узнают, где могилка твоя! Так что, Никита выбрось из головы эту затею и терпи.

Никита ушел. Больше к этому разговору он не возвращался, словно внял совету Ивана Ивановича и постарался забыть о своей минутной слабости. По-прежнему был деловит и непоседлив. Тем более, что дел было невпроворот. К этому времени подсохли, изготовленные из глины и песка, кирпичи. Их загрузили в яму и начали обжиг, периодически сменяя друг друга у печи в течение суток. С едой было совсем плохо. Бабы рвали молодую траву, варили баланду в виде зеленых щей и ждали обоза, надеясь на подвоз продуктов. А он не ехал, словно пропал в глухой тайге. Наконец, на исходе недели, за поворотом показались подводы, надежда изголодавшихся людей. Народ побросал работу и потянулся к конторе. Из первой повозки выпрыгнул Локман, пожал руку прорабу и спросил о делах. Тот ответил, что все идет хорошо, но людям недостаточно еды, и пока их так долго не было, выработка резко упала. На замечание прораба, что люди голодают, Локман никак не отреагировал, а стал рассказывать, почему они задержались в Котласе. Он сказал, что на другой день после приезда состоялось очередное совещание в горкоме партии, которое длилось два дня. Его похвалили за перевыполнение плана по заготовке древесины и он, воспользовавшись этим, попросил выделить продуктов больше нормы и получил их сполна. Локман, сияя, рассказывал, как его ставили в пример другим комендантам лагерей, и по всему было видно, что он еще находится под впечатлением.

Прораб, слушая начальника лагеря, думал, что если бы высшее руководство умело не только читать отчеты, а еще считать и переводить бревна в кубы, то Локмана не только не стали бы хвалить, а тут же сняли с поста и отдали под суд за обман и очковтирательство. Владимир Степанович с трудом отвязался него и стал пробиваться сквозь людскую толпу к подводам. К этому моменту с последней подводы сняли клетку со стеклом и печное литье. Продукты все еще лежали нетронутыми, люди ждали раздачи. Прораб развязал мешки и обнаружил в них только хлеб, пшено и сухари. Не было ни сахару, ни жиров, ни муки. Он подозвал к себе Ивана Ивановича и распорядился раздать по полуфунту пшена на каждого человека, начиная с малышей и кончая стариками. На каждую семью пришлось еще по буханке хлеба и пригоршне сухарей. Когда раздача была закончена, на последней подводе осталось лежать несколько мешков с продуктами для начальства. Прораб не стал развязывать мешки, заранее зная содержимое, а только приказал перенести их в контору, что и было сделано.

С каждым днем становилось теплее. Солнце поднималось все выше и выше, дни становились длиннее, и казалось, что скоро наступить сплошной день. Вся округа покрылась изумрудной зеленью, радуя глаз и душу восторженной жизнью. Радовались этому птички, наполняя воздух весенним щебетанием. Не радовались весенней красоте лишь люди, изнуренные перенесенными холодами, голодом и беспросветной нуждой. К тому же появились комары и мошка. От этого наказания нельзя было скрыться ни в лесу, ни в бараке — ни днем, ни ночью. От обилия кровососов не спасала одежда, костры, дымари. Закрывая лица, люди обвязывались до глаз тряпьем, но насекомые лезли в глаза, начисто ослепляя их. На ночь прямо в бараке жгли костры, подбрасывали в них сырую траву для дыма. Народ задыхался, кашлял и не мог уснуть. А утром, не выспавшись, с больной головой и с пустым желудком, бедолаги, словно тени, тянулись на работу. Страна требовала выполнения пятилетки в четыре года. Теперь их никто не подгонял, никто не торопил, но они, словно заводные, продолжали валить и сплавлять лес, как того позволяли остававшиеся еще силы. Даже начальник лагеря, вначале рьяно взявшийся за наведение порядка в лагере, понял, что от этих людей, измученных голодом и болезнями, большего требовать невозможно и смирился с тем, что есть. И все же, несмотря на все невзгоды, люди думали о будущем и обживались. Заселили первый барак, завершили другой, заложили третий. Закончив обжиг кирпича, Никита Пономарёв с родней клал печи. Печки из рук Никиты выходили неказистыми, но горели и грели хорошо. Сначала соорудили плиту с духовкой в конторе. Прораб, посмотрев, распорядился в каждом бараке установить по две печки и готовить дрова на зиму.

Все взрослое население лагеря и подростки каждый день трудились на лесоповале. Поэтому днем в бараке оставалось они ребятишки, но они, помня наказ родителей, вели себя тихо. Сдерживало еще и то, что в помещении, кроме них, было много больных, в том числе родных и знакомых. Однажды, когда родители были на работе, в барак зашел комендант лагеря. Он поздоровался с ребятами, прошел вдоль рядов нар и внимательно осмотрел больных. Потом опустился на скамейку и взмахом руки подозвал к себе малышей. Они, напуганные его приходом, жались друг к другу, затаив дыхание, и боялись пошевелиться. Из разговоров взрослых дети давно уяснили, что самый большой начальник злой и от него ничего хорошего ждать не приходится. И поскольку все невзгоды идут от него, боялись коменданта, как огня, стараясь лишний раз не попадаться на глаза. Видя, что детишки напуганы, он слегка улыбнулся и, ткнув пальцем в более рослых ребят, велел подойти к нему. Те, прячась друг за друга, сделали несколько шагов и остановились. Он стал спрашивать имена и фамилии, учились ли они и в каком классе, расспросил о родителях. Выслушав ответы, начальник немного подумал и сказал:

— Вот что, ребята! Я знаю, что многие из вас помогают родителям в работе, но этого мало. Нужно вашим родителям организовать небольшой отдых и немного повеселить их. Давайте вместе устроить им праздник. Вы, наверное, видели в своих селах выступления комсомольцев? Вот и мы сделаем то же самое. Согласны?

Большинство ребят ничего не поняли, что от них потребовал этот страшный человек, но согласно закивали головами. В этот же день плотники получили задание и, прекратив строительство барака, стали сооружать рядом с конторой помост для выступления самодеятельных артистов. Репетиции Локман вёл лично сам. Он оказался неплохим режиссером, но люди, узнав об этой затее начальника, только качали головами и между собой говорили, что человек с жиру взбесился. Иван Иванович от прораба знал, что Локман, в свою бытность, отвечал за политико — воспитательную работу среди зеков, и вот теперь на него вновь напал организаторский зуд, тем более, что он просто изнывал от безделья.