Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

• Название: Толкиен. Мир чудотворца
• Автор: Никола Бональ
• Издательство: Гелиос
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-344-00299-8

Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.

Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь. И венцом его творения в конце концов стало всемирное признание: не случайно мир этот, равно как и его герои, пережили своего создателя (чем не доказательство успеха!).

Итак, читатель, мы зовем тебя следом за нами в увлекательнейшее путешествие в мир Толкиена, где путеводителем тебе послужит эта книга. И да будет легкой твоя поступь!

---

Размышляя о грядущих сумерках, Фарамир с невозмутимостью мудрого провидца предвидит конец своего Времени и Града и не тщится спасти их любой ценой. Он и правда мудрец, а кое–кто скажет — и фаталист, поскольку Фарамир не желает сворачивать со своего пути. Он напоминает хоббитам, что «злое безумство снедало их [нуменорцев] царства. Одни предались лиходейству и чернокнижию, другие упивались праздностью и роскошью…»

Чуть погодя по одному неосторожному слову Сэма Фарамир поймет, что Проклятье Исилдура все–таки у Фродо. Но он не пожелает его, потому что знает «накрепко: от иной гибели нужно бежать без оглядки». Затем, тихо проговорив, что все, верно, устали, Фарамир желает хоббитам доброй ночи; прощаясь, Сэм говорит ему то же, чем позже его будет попрекать родной отец, — что он во всем похож на мага.

Неприязнь, которую Денэтор питает к своему сыну Фарамиру, сродни его желанию возвеличиться над Гэндальфом, обретя куда большую духовную власть (ведь Фарамир себя считает учеником мага, и этого не скрывает) взамен власти светской, которую олицетворяет Арагорн. Поначалу Денэтор даже сожалеет, что Фарамир не оказался на месте Боромира. В венах Фарамира, как говорит Пиппину Гэндальф, течет истинно нуменорская кровь. Даже Пиппин, самый легкомысленный из хоббитов (и самый юный), угадывает в молодом воителе необыкновенное величие:

«В нем было высокое благородство, напоминавшее Арагорна, ну, может, менее высокое, зато ближе и понятнее: властитель иного склада, других времен, он все же наследовал и древнюю мудрость, и древнюю скорбь».

Однако Фарамиру то и дело приходится сносить незаслуженные укоры своего отца Денэтора:

«Зачем ты меня об этом спрашиваешь?.. Держишься ты почтительно, однако поступаешь всегда по–своему, не спрашивая моего совета… но я–то видел, что ты глаз не сводишь с Митрандира [Гэндальфа]… Давно уж он прибрал тебя к рукам».

Между Денэтором и Гэндальфом едва не вспыхивает ссора, и все из–за несходства между Боромиром и Фарамиром: первый действовал под влиянием своего отца, а второй — мага. Денэтор обращается к Фарамиру с такими словами:

«Я тебя знаю. Ты взял за образец властителей древности и стараешься выглядеть, как они, — величественным и благородным, милостивым и великодушным. Что ж, так и подобает потомку высокого рода, доколе он правит миром. Но в роковую годину за великодушие можно поплатиться жизнью».

А еще Денэтор говорит, что Боромир был ему добрым, верным сыном, ибо не учился ни у каких магов…

Вскоре Фарамира ранили в бою, и его вынес с поля брани князь Имраил. А тут еще к ране добавились усталость и тревога за отца — в точности как и у Эовин. Не случайно сердца их, в конце концов, соединятся (они даже расцелуются прилюдно — будто вопреки присущей Толкиену застенчивости).

В обличьи Дерхельма Эовин схлестнулась с Черным Главарем назгулов. Черный Всадник обрушил булаву на щит Эовин и разбил его вдребезги, а ей самой сломал руку. Но нанести деве последний удар назгул не успел: Мерри оказался проворнее и вонзил ему под колено меч. Эовин тоже пронзила его мечом — но под мантией и кольчугой оказалось пусто…

«Неистовый вопль стал протяжным, стихающим воем, ветер унес его, и вой захлебнулся вдали, и на земле его больше не слышали».

В этой трагической обстановке воины уподобляются неистовым берсеркам, одержимым поистине звериным духом.

«И войско двинулось, но мустангримцы больше не пели. «Смерть!» — в один голос грянули воины, и конная лавина, устремившись на юг, с грохотом пронеслась мимо убитого конунга».

Битва на Пеленнорской равнине завершается торжественным прибытием Арагорна на вражьем струге:

«На знамени было Белое Древо, как на стягах Гондора, но вокруг его короны семь звезд, а поверх — венец. Такого знамени, знамени Элендила, уже тысячи лет не видел никто».

Арагорн предстает в ослепительных лучах славы:

«Так явился Арагорн, сын Араторна, Элессар, наследник Элендила; он прошел Стезей Мертвецов и с попутным ветром приплыл в свое княжество Гондор от морских берегов. Ристанийцы заливались радостным смехом и потрясали мечами; в ликующем городе гремели трубы и звонили колокола».

По признанию Толкиена, он плакал, когда писал эту сцену. Тем более что потом воины с ходу бросаются в бой.

«Был среди них Леголас, был Гимли, крутивший секирой, и Гальбарад–знаменосец… Но впереди всех мчался Арагорн — на лбу его сиял алмазом венец Элендила, в руке сверкал меч, нареченный Андрилом: издревле он звался Нарсил, был сломан в бою и теперь, перекованный заново, пламенел грозно, как встарь».

Но Арагорну еще рано почивать на лаврах: его великий целительный дар нужен страждущим — Фарамиру, Эовин и Мерри. Как он успевает заметить, у Эовин и Мерри одинаковые раны: Мерри, «подобно царевне Эовин, поднял руку на смертоносца. Но скоро он придет в себя: он крепок духом, и уныние ему чуждо. Горе его не забудется, но оно не омрачит, а умудрит его».

Мерри и правда быстро очнется и, как истинный хоббит, первым делом сообщит, что он голоден.

А вот с Эовин и Фарамиром, как мог догадаться Арагорн, дело хуже, поскольку раны их давние. Что до Фарамира, то у него «смертельная усталость, душа не на месте из–за отца, а главное — Черная Немочь».

Эовин же, как сказал Эомеру Гэндальф, «осуждена была ухаживать за стариком, которого любила как отца, и видеть, как он впадает в жалкое слабоумие… Ты думаешь, Гнилоуст отравлял только слух Теодена?.. Но кто знает, какие слова повторяла она в одиночестве, в глухие ночные часы, когда вся жизнь ее казалась ей загубленной, а дворец — темницей или золоченой клеткой?»

Итак, решающая битва не за горами, а между тем у Западного Воинства всего–навсего семь тысяч ратников. Хотя, по уверению Гэндальфа, «есть среди нас такие, что стоят доброй тысячи витязей в броне. Думаю, ему [Саурону] будет не до смеха».

Однако же не все воины готовы к последнему сражению:

«Так жутко было в этом безжизненном краю, что многие ратники, обессиленные страхом, не могли ни ехать, ни идти дальше».

И тогда Толкиен, словно возомнив себя Арагорном, подвигает предводителя воинства освободителей к такому ре шению: он предлагает устрашившимся отступиться.

«Одних устыдило его суровое милосердие, и они, подавив страх, вернулись в свои дружины; другие же были рады избегнуть позора, а может, еще и отличиться в бою — те ушли к юго–западу».

И вот подходит время последнего побоища. На переговоры к Арагорну выезжает Подручник Владыки Барад–Дура. И тут же робеет под взором Арагорна. И показывает ему и Гэндальфу оружие и платье, отобранные у Фродо и Сэма, якобы в знак того, что те погибли или томятся в мрачных застенках. Но Гэндальф отвергает все условия Черного Посланника. И тогда Саурон обрушивает на освободительную рать силу, раз в десять превосходящую ее собственную, и как всегда — коварно. Тут–то Пиппин и совершает свой ратный подвиг (не столь великий, правда, в сравнении с подвигом Мерри, зато не менее доблестный: он сражает тролля)… а следом за тем поднебесье осеняют орлиные крылья — в ознаменование славы Западного Воинства. Гэндальф первым понял и истолковал это знамение:

«Царствование Саурона кончилось!

Хранитель Кольца исполнил поручение».

И то верно:

«вражеские полчища редеют, великая рать Мордора рассеивается, как пыль на ветру… так разбегались и твари Саурона — орки, тролли и зачарованные звери: одни убивали себя, другие прятались по ямам или с воем пустились наутек, чтобы укрыться в прежнем безбрежном мраке и где–нибудь издохнуть».

И только жалкая горстка самых гнусных мордорцев, «закоренелых в злодействе и неукротимых ненавистников Запада», приготовилась умереть в бою, решив не сдаваться «на милость победителя».

На этом, собственно, история великих битв во «Властелине Колец» заканчивается. Правда, нашим героям–хоббитам еще предстоит освободить от осквернителей Хоббитанию, но это уже совсем другая история. К счастью, вовремя удается избежать поединка на секирах между Эомером и Гимли из–за прекрасной Галадриэли, которую гном, в конце концов, возлюбил всем сердцем. А что до неустрашимой «валькирии» Эовин, она выжила после своего последнего боя — и стала женой Фарамиру, вручившему Арагорну ключи от Гондорской цитадели. Поступок этот явно пришелся бы не по нраву брату его Боромиру и отцу Денэтору, впрочем, их уже не было среди живых и корить Фарамира за свойственное ему благородство было некому.

Одно из главных отличий войны во «Властелине Колец» от битв в «Сильмариллионе» в том, что в первом случае защитники добра действуют куда более спокойно и размеренно. Они исполнены терпения, в отличие, к примеру, от безудержных нолдор в Битве Бессчетных Слез, чей исступленный натиск предопределил их поражение. Ну а битва Арагорна с союзниками увенчалась победой потому, что они действовали мудрее, нежели эльфы в «Сильмариллионе». Не менее важное отличие, вернее, парадокс, еще и в том, что во «Властелине Колец» Толкиен, словно вопреки самому себе, показывает людей в более выгодном свете, чем тех же эльфов, невзирая на то, что, по словам Гимли, все человеческие усилия на поверку оказываются тщетными.