Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца

• Название: Толкиен. Мир чудотворца
• Автор: Никола Бональ
• Издательство: Гелиос
• Жанр: Публицистика
• Год: 2003
• ISBN: 5-344-00299-8

Эта книга удивительна тем, что принадлежит к числу самых последних более или менее полных исследований литературного творчества Толкиена — большого писателя и художника. Созданный им мир - своего рода Зазеркалье, вернее, оборотная сторона Зеркала, в котором отражается наш, настоящий, мир во всех его многогранных проявлениях. Главный же, непреложный закон мира Толкиена, как и нашего, или, если угодно, сила, им движущая, — извечное противостояние Добра и Зла. И то и другое, нетрудно догадаться, воплощают в себе исконные обитатели этого мира, герои фантастические и вместе с тем совершенно реальные: с одной стороны, доблестные воители — хоббиты, эльфы, гномы, люди и белые маги, а с другой, великие злодеи — колдуны со своими приспешниками.

Чудесный свой мир Толкиен создавал всю жизнь. И венцом его творения в конце концов стало всемирное признание: не случайно мир этот, равно как и его герои, пережили своего создателя (чем не доказательство успеха!).

Итак, читатель, мы зовем тебя следом за нами в увлекательнейшее путешествие в мир Толкиена, где путеводителем тебе послужит эта книга. И да будет легкой твоя поступь!

---

И в «Сильмариллионе» тоже сказано, что Унголиант, прародительница Шелоб, точно так же сожрала сама себя. Ужас, исходящий от паучихи, навеян страхом, который внушали Толкиену человеческая хищность и жадность.

Именно эти пороки руководят Сауроном, а задолго до него был им подвластен Мелкор, возжелавший превзойти своего повелителя и владыку Илуватара.

Но уже не раз упоминавшийся союз человека с конем примиряет нас с миром зверей. Гэндальф, как мы помним, седлает Светозара, а Теоден — Белогрива:

«Белогрив летел далеко впереди. Грозно сиял лик Теодена: видно, в нем возгорелась неистовая отвага предков, и на белом своем коне он был подобен древнему небожителю, великому Ороме в битве Валар с Морготом, на ранней заре Средиземья».

В этих строках Теоден преображается в берсерка(53), неустрашимого, безудержного, упивающегося своей несокрушимой силой и волей. Верхом на неотразимом, стремительном скакуне Теоден с размаху рассекает до седла черного знаменосца. Но тут

«Белогрив в ужасе вздыбился, высоко вскинув копыта, протяжно заржал и рухнул на бок, сраженный черным дротиком. Рухнул — и придавил конунга».

И вдруг появляется еще одно страшилище:

«Тяжелой тучей сверху надвинулась тень. О диво! Это была крылатая тварь: птица не птица — чересчур велика и голая, с огромными когтистыми перепончатыми крыльями; гнилой смрад испускала она».

Тварь, похожая на доисторического птерозавра, и впрямь была «исчадьем сгинувшего мира».

«Черный владыка отыскал эту тварь, щедро выкармливал ее падалью, покуда она не стала больше самой огромной птицы».

А появляется эта тварь неспроста: она — самый впечатляющий символ смерти.

В «Сильмариллионе» зверей куда меньше. И самые примечательные из них — Хуан, о котором мы еще поговорим, Глаурунг и паучиха Унголиант. Паучиха эта несравненно больше, чем даже самая лютая зверюга: она самое зло, властвующее над миром тьмы и стремящееся поглотить дневной свет навсегда. Однако в один прекрасный день Унголиант издохла, успев, правда, перед тем погубить своим ядом два Валинорских древа. А сдохла она так:

«Совокуплялась она со всякой поганью, а потом пожирала ее… Исчадья же ее продолжали плести поганые тенета по всей долине и после нее. Сказывали, будто там же она и закончила дни свои в незапамятные времена, когда, обуреваемая лютым голодом, сожрала самое себя».

Впрочем, другие звери у Толкиена рождаются, что называется, в добрый час, хотя смерть и их не обходит стороной… Так, Хуан «родом был не из Средиземья, а из Блаженного Края, и когда–то в Валиноре Ороме отдал его Келегорму, и тот стал ему добрым другом».

И все же гончий пес Хуан, на редкость сильный и смелый, проклят: оказавшись рядом с Келегормом, одним из семерых сынов Феанора, «он был отягощен проклятьем, павшим на нолдор: как говорилось в писаниях, он должен был встретить смерть, но не раньше, чем ему будет суждено схлестнуться с громадным волком — самым огромным на земле».

Но Хуан — пес не простой: проникшись любовью к Лучиэни, «он внемлет каждому ее слову. Хотя говорить словами ему случалось лишь трижды за всю свою жизнь, он, однако же, отлично понимал всех, кто умел разговаривать».

Той же Лучиэни он станет опорой, куда более верной, нежели неловкий Берен: «он смирил гордыню и позволил оседлать себя, как конь, как иной раз орки седлают волколаков…»

Хуан в пух и прах кромсает Сауроновых волколаков, прежде чем наконец добирается до самого Саурона. И вот, совершив много подвигов, он предрекает участь Берена и Лучиэни:

«Отныне будешь ты не в силах вызволить Лучиэнь из тени смерти, ибо так угодно судьбе. Ты же властен изменить свою долю… но ежели отступишься, не спасти тебе Лучиэнь — она умрет в одиночестве, или же придется ей тебе в пример бросить вызов судьбе — без всякой надежды, без малейшей уверенности».

Самому же Хуану суждено погибнуть в поединке с волком Кархаротом, ставшим благодаря проглоченному Сильмариллу почти неуязвимым:

«Яд морготский проник в плоть Хуана — рана его оказалась смертельной. Едва доковылял он до Берена, лег подле него и заговорил в третий раз в своей жизни, но лишь затем, чтобы попрощаться. Берен не проронил ни слова — только положил руку на голову Гончему, на том они и простились».

Вот так — строго и скупо — описывает Толкиен одну из самых трагических смертей в «Сильмариллионе».

Надо сказать, что во время скитаний Берена звери всегда выручают его, потому что знают от Лучиэни, понимавшей язык птиц, что он им не враг:

«О мытарствах Берена прознали все звери и птицы, да и Хуан предупредил их держать уши навостро и в случае нужды спешить ему на выручку. И вот Быстрокрыл с братьями–орлами воспарил над Морготским царством, дабы нести дозор из поднебесья…»

Другое страшилище в «Сильмариллионе» — хищный, коварный и словоохотливый Глаурунг, главный враг проклятого воителя Турина: он преследует его без устали, насмехается над ним и строит ему козни. После одной схватки «он вдруг резко обернулся и изрыгнул пламя, обдав им все вокруг… А после сгреб в кучу трофеи и сокровища Фелагунда, забрался с ними в самую глубокую пещеру и затаился на время».

Таким образом, Толкиен делает из дракона, с позволения сказать, классического хранителя сокровищ. Расчетливый и хитрый Глаурунг измывается над Турином, становясь по воле Моргота сущим его проклятием. Их противоборство носит не только психологический и физический характер, но и эсхатологический, то есть определяющий судьбы мира. Дальше мы узнаем, что «Глаурунг прознал, что черный меч находится в Бретиле, и стал замышлять новые злодеяния».

В конце концов, Турин его поверг, обозвав напоследок Морготским червем. Но перед тем как испустить дух, громадный червь успевает поведать Ниенор, что она доводится Турину не только женой, но и сестрой, подвигая таким образом Турина к тому, чтобы наложить на себя руки. И тут угадывается определенное сходство с другой историей кровосмесительной связи — Эдипа. В конце «Сильмариллиона», во время войны Великого Гнева, Эарендил пронзает Анкалагона Черного, громаднейшего из драконов Моргота, и тот низвергается так, что обрушивается гора Тангородрим. И смерть его приближает гибель Моргота.

Особого внимания в этой главе заслуживает повесть «Хоббит». Написана она для детей, и в ней воссоздана поистине волшебная атмосфера, достойная самых лучших сказок, хотя «ужасному» находится место и здесь, иначе Толкиен не был бы Толкиеном. Так, в этой повести он посвящает несколько страниц самым ненавистным ему страшилищам — паукам, с которыми Бильбо выдерживает долгую и упорную схватку:

«Бильбо скакал по поляне и размахивал Жалом [эльфийским мечом], а сотни злющих пауков пялили на него глаза со всех сторон… И тут вдруг пауки отстали и разочарованно поплелись назад, в свою мрачную колонию».

Там же, в «Хоббите», Толкиен описывает, правда, не так подробно, троллей, готовых слопать гномов, спутников Бильбо. Тролли — так называемые промежуточные созданья, нечто среднее между каменными истуканами и человекообразными существами; к тому же, они людоеды, а по натуре — сущие звери.

Но куда более страшны волки, сбежавшиеся на поляну, где остановились путники во главе с Гэндальфом, и вынудившие их забраться на деревья в поисках спасения. На самом же деле «это были дикие варги (так называли злобных волков, живших на окраине Диких земель)», и придумал их Толкиен затем, чтобы попугать не только своих героев, но и юных читателей: варги говорят на ужасном наречии и служат подручными у орков, которые разъезжают на них верхом.

В трудную минуту на выручку гномам и Бильбо прилетают орлы. Но, как ни странно, здесь Толкиен не очень–то лестно отзывается об орлах вообще:

«Орлы — не из добрых птиц. Некоторые из них трусливы и жестоки. Но орлы из древнего племени с Северных гор были крупными птицами, гордыми, могучими и благородными».

Как нередко бывает у Толкиена, северная, то есть нордическая, кровь служит залогом величайшей добродетели, и не только у орлов. Посему именно северные орлы выручают незадачливых путешественников из переделки и сокрушают орков, которым не достать до их гнездовий, — слишком высоко. Как говорится, долг платежом красен, тем более что дальше мы узнаем, что «Гэндальф, который часто бродил в горах, однажды оказал орлам услугу и залечил рану их повелителя».

Но самое необыкновенное существо в «Хоббите» — Беорн.

«Он — оборотень, он меняет свою шкуру, становится то огромным черным медведем, то громадным черноволосым человеком с большими руками и пышной бородой».

Есть у этого оборотня и другие милые привычки:

«Он держит коров и лошадей, таких же замечательных, как сам. Они на него работают и с ним разговаривают. Он их не режет и не ест, и на других зверей не охотится».