Эдмондо Де Амичис - Сердце

• Название: Сердце
• Автор: Эдмондо Де Амичис
• Издательство: Камея
• Жанр: Детская проза
• Год: 1993
• ISBN: 5-88146-014-6

Написанная с большой любовью к детям книга «Сердце» итальянского писателя Эдмондо Де Амичиса (1846–1908) относится к выдающимся произведениям детской мировой литературы. На живых примерах поведения детей и взрослых автор без наставлений учит честности, состраданию, любви к родине. Простой язык книги делает легко доступными мысли и суждения автора, стремившегося отдать детям свое большое и любящее сердце.

Книга «Сердце» переведена на 25 языков и с удовольствием читается и детьми, и взрослыми.

Перевод с итальянского В. Давиденковой.

---

Тем временем Гарроне, Деросси, Коретти приговаривали:

— Так, так, Нелли, смелей, еще немножко, молодец!

И Нелли, сделав еще одно усилие, оказался на два перехвата от перекладины.

— Браво! — закричали тогда и остальные мальчики. — Хорошо! Оттолкнись еще разочек!

И вот Нелли схватился за перекладину. Тут все захлопали в ладоши.

— Молодчина! — сказал учитель, — а теперь довольно, спускайся вниз.

Но Нелли хотел влезть на самый верх, как и другие, и после новых усилий ему удалось сначала закинуть на перекладину локти, потом колени, потом ноги и, наконец, встать на ней во весь рост. Тогда, тяжело дыша и улыбаясь, он посмотрел на нас. Мы принялись хлопать в ладоши, а Нелли взглянул в сторону улицы. Я тоже повернулся туда и сквозь растения, обвивающие решетку сада, увидел его мать, которая шла по тротуару, не смея поднять глаз. Нелли спустился с турника, и все его радостно приветствовали. Он был возбужден, весь порозовел, глаза у него блестели, и он сам не походил на себя.

Потом, при выходе из школы, когда мать встретила Нелли и с тревогой спросила, обнимая его:

— Ну как, мой сыночек, как прошел урок гимнастики? — все товарищи ответили хором:

— Он всё прекрасно сделал! Он залез на турник, так же как и мы! Вы знаете, он сильный! Он ловкий! Он всё проделал не хуже других.

Надо было видеть тогда радость маленькой белокурой синьоры! Она хотела поблагодарить нас… и не могла. Она пожала руки двум или трем мальчикам, погладила Гарроне по плечу, обернулась к своему сыну, и через некоторое время мы увидели как они быстро шли рядом, оживленно говоря о чем-то и размахивая руками, оба такие счастливые, какими мы никогда их не видели.

Учитель моего отца

Вторник, 11 апреля

Какую чудесную поездку совершил я вчера вместе с моим отцом! Вот как это произошло.

Третьего дня за обедом, читая газету, мой отец вдруг вскрикнул от изумления. Потом он сказал:

— А я-то думал, что он уже двадцать лет тому назад умер. Подумайте, жив еще мой первый учитель, Винченцо Кросетти которому исполнилось восемьдесят четыре года. Я здесь прочел что министерство пожаловало ему медаль за заслуги, за шестьдесят лет преподавания в школе. Шестьдесят лет, понимаете ли вы? И только два года, как он вышел в отставку и перестал работать в школе.

Оказывается, он живет от нас на расстоянии одного час езды по железной дороге, в Кондове, там же, где живет наш прежняя цветочница из виллы Кьери.

Потом мой отец прибавил:

— Мы поедем его навестить, Энрико. И в течение всего вечера он больше ни о чем другом не говорил. Имя его первого учителя разбудило в нем тысячу вое поминаний о тех днях, когда он был мальчиком, о его школьных товарищах, об умершей матери.

— Кросетти! — восклицал он. — Ему было сорок лет, когда я у него учился. Мне кажется, что я так и вижу его перед собой! Он тогда уже немного горбился, у него были светлые глаза, и он не носил бороды. Он обращался с нами строго, но всегда сдержанно, любил нас, как отец, однако ничего никому не прощал. Он был сыном крестьянина, но после многих трудов и лишений добился того, что стал образованным человеком. Моя мать уважала и ценила его, а отец считал его своим другом. Как случилось, что теперь он кончает свои дни в Кондове, недалеко от Турина? Он конечно не узнает меня, но это неважно, я-то сейчас узнаю его. С тех пор прошло сорок четыре года, сорок четыре года! Энрико, мы завтра же поедем к нему.

И вот вчера, в девять часов утра, мы были уже на вокзале. Мне хотелось, чтобы Гарроне тоже поехал с нами, но он не мог, так как у него заболела мама. Был чудесный весенний день. Поезд шел посреди зеленых лугов и цветущих изгородей, и весь воздух был напитан ароматом.

Мой отец был очень доволен; время от времени он обнимал меня рукой за шею и говорил со мной как с другом, смотря в окно на окружающую нас природу.

— Милый Кросетти! — повторял мой отец. — Он больше всех других, не считая, конечно, моего отца, любил меня и сделал мне много добра. Ни один из его мудрых советов ни разу не обманул меня, так же как и его строгие замечания, после которых я возвращался домой, чуть не плача от огорчения.

Руки у него были крупные и короткие. Я как сейчас вижу, как он входит в класс, ставит палку в угол и вешает свой плащ на вешалку, всегда одними и теми же движениями.

Он всегда был в ровном настроении, ко всему относился с исключительной добросовестностью, был полон доброжелательства и внимателен так, как будто бы каждый день был его первым днем в школе. Я словно сейчас слышу, как он мне говорит: «Боттини, Боттини! Указательный и средний палец сюда, на перо!..» Он, должно быть, очень изменился за сорок четыре года…

Как только мы приехали в Кондову, так прежде всего пошли разыскивать нашу старую садовницу из виллы Кьери, у которой там небольшая лавочка в одном из переулков. Мы застали дома ее и ее мальчиков, и она нам очень обрадовалась и рассказала, что ее муж должен вскоре вернуться из Греции, где он уже проработал три года, и что ее старшая дочь находится в институте для глухонемых в Турине. Потом она показала нам, как пройти к учителю, которого все в округе знают.

Мы вышли из города и стали подниматься в гору по дорожке между двумя цветущими изгородями.

Мой отец больше не разговаривал и казался глубоко погруженным в свои воспоминания; время от времени он улыбался, а потом качал головой.

Вдруг он остановился и сказал:

— Вот он. Бьюсь об заклад, что это он. Навстречу нам шел, опираясь на палку, небольшого роста старичок с седой бородой, в широкополой шляпе; он с трудом передвигал ноги, и руки у него тряслись.

— Это он, — повторил мой отец и ускорил шаги. Когда мы подошли к старику, то остановились; он остановился тоже и посмотрел на моего отца. Лицо его было еще свежим, а глаза — ясными и живыми.

— Это вы, — спросил мой отец, снимая шляпу, — учитель Винченцо Кросетти?

Старик также снял шляпу и ответил:

— Да, это я, — немного дрожащим, но звучным голоском.

— Тогда, — продолжал мой отец, схватывая его за руку, — позвольте вашему бывшему ученику пожать вам руку и спросить вас, как вы поживаете. Я приехал из Турина специально, чтобы повидать вас.

Старик взглянул на него с удивлением, потом сказал:

— Вы мне делаете слишком много чести… я не знаю… когда же? Моим учеником? Простите меня, но скажите мне, пожалуйста, ваше имя.

Мой отец назвал себя: «Альберто Боттини», — и напомнил, в котором году и где он у него учился; потом он прибавил:

— Вы не помните меня, это вполне естественно, но как хорошо я узнаю вас!

Учитель опустил голову и, задумчиво глядя в землю, несколько раз пробормотал про себя имя моего отца, который тем временем пристально смотрел на него, улыбаясь.

Вдруг старик поднял голову и, широко раскрыв глаза медленно произнес:

— Альберто Боттини? Сын инженера Боттини, того самого, который жил на площади Консолата?

— Тот самый, — ответил мой отец, протягивая своему учителю обе руки.

— Тогда, — пробормотал старик, — позвольте мне, дорогой синьор, позвольте мне… — и, шагнув вперед, он обнял своего бывшего ученика, причем его седая, как лунь, голова едва достигала плеча моего отца, который наклонился и поцеловал старца в лоб.

— Будьте так добры, пойдемте со мной, — пригласил нас старый учитель.

И, не говоря больше ни слова, он повернулся и зашагал обратно, к своему дому. Через несколько минут мы подошли к небольшому домику с палисадником. Внутрь вели две двери, и стена вокруг одной из них была выбелена. Учитель открыл другую дверь и пригласил нас войти в комнату. Я увидел четыре белых стены; в одном углу стояла кровать на козлах, покрытая одеялом в белую и синюю клетку; в другом углу — столик с небольшой книжной полкой; кроме того, там было четыре стула и к стене была прибита старая географическая карта; в комнате хорошо пахло яблоками.

Мы сели все трое. Мой отец и учитель некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Боттини! — воскликнул, наконец, учитель, уставившись глазами в кирпичный пол, который солнечные лучи делали похожим на шахматную доску. — О, теперь я всё припоминаю. Ваша матушка была такая хорошая синьора! В первом классе вы одно время сидели на первой скамейке слева, около окна. Вот видите, как я всё хорошо помню. Я так и вижу перед собой вашу кудрявую голову.

Он еще немного подумал.

— А ведь вы были бойким мальчиком, помните? И даже весьма бойким. Во втором классе вы болели крупом. Я помню, как вы вернулись в школу после болезни, похудевший, закутанный в шаль. С тех пор прошло сорок лет, не так ли? Как хорошо с вашей стороны, что вы вспомнили своего старого учителя. И другие тоже приезжают меня навестить. Несколько лет тому назад у меня были мои бывшие ученики — один полковник, священники, разные синьоры.