Александр Пушкин - Переписка 1826-1837

• Название: Переписка 1826-1837
• Автор: Александр Пушкин
• Жанр: Публицистика

От редактора fb2 — сверка ссылок и текста по сайту feb-web.ru

---

Я только что прочел ваши два стихотворения. Друг мой, никогда еще вы не доставляли мне столько удовольствия. Вот вы, наконец, и национальный поэт; вы, наконец, угадали свое призвание. Не могу достаточно выразить свое удовлетворение. Мы побеседуем об этом в другой раз, обстоятельно. Не знаю, хорошо ли вы понимаете меня. Стихотворение к врагам России особенно замечательно; это я говорю вам. В нем больше мыслей, чем было высказано и осуществлено в течение целого века в этой стране. Да, друг мой, пишите историю Петра Великого. Не все здесь одного со мною мнения, вы, конечно, не сомневаетесь в этом, но пусть говорят, что хотят — а мы пойдем вперед; когда найдена […] [1605] одна частица подталкивающей нас силы, то второй раз ее наверное найдешь целиком. Мне хочется сказать себе: вот, наконец, явился наш Данте […] [1606] это было бы, может быть, слишком поспешно. Подождем.

671

Описка вместо yeux

672

Переделано из me

673

29 сентября. Тригорское.

В прошлую субботу я с невыразимым удовольствием прочитала […]: они до такой степени заняли мое воображение, что всю ночь я видела вас во сне. Помню, поцеловала вас в глаза — судите же о неожиданном моем удовольствии, когда в то же утро почтальон принес мне ваше письмо от 11-го. Мне хотелось бы поцеловать оба ваших милых глаза, дорогой Александр, за проявленное ко мне внимание, — но будьте покойны. Холера обошла губернию по всем правилам — города и деревни, но с меньшими опустошениями, чем в других местах. Но вот что действительно замечательно: в Великих Луках и Новоржеве она не появлялась до проследования тела великого князя Константина — и была там жестока. Никто из свиты великого князя не заболел, однако же сразу после отбытия их из дома Д. Н. Философова за одни сутки захворало не менее 70 человек. Так всюду на его пути. Это наблюдение подтверждается полученным мною от моей племянницы Бегичевой письмом, в котором она сообщает, что с некоторых пор болезнь в Петербурге опять усилилась, что ежедневно заболевает по 26 или более человек, — и я подозреваю, что одна и та же причина производит одно и то же действие, — а так как Петербург обширнее всех мест, по которым следовало тело великого князя, то болезнь в нем и удержится дольше. Повторяю, она не поднимается на наши высоты. Умным людям приходят в голову сходные мысли, и у нас с вами явилась общая мысль о Савкине. Акулина Герасимовна, которой принадлежит половина земли, может быть и продаст ее. А так как вы говорите, что это не к спеху, то есть надежда; но то, что вы пишете о пребывании вашем в Петербурге, заронило во мне мысль: разве не навсегда вы там обосновались? — Савкино может служить приютом лишь на два летних месяца, и если вы приобретете его, то потребуется целое лето, чтобы сделать его обитаемым. — Прошу вас приветствовать свою красавицу-жену, дочери мои вам кланяются. Напомните об мне моей милой Надежде Осиповне. Я всё это время была очень больна лихорадкой, следствием желудочных болей, теперь я поправилась. Прощайте, будьте здоровы и уверены в постоянной нежной преданности вашей П. О.

674

Переделано из ты

675

В подлиннике: Васон

676

В подлиннике: плуждает

677

В подлиннике: четр

678

Переделано из une inexactitude

679

Переделено из 1'[envoyer][?]

680

Спасибо, сударыня, за изящный перевод оды — я заметил в нем две неточности [1607] и одну описку переписчика. [Иссякнуть], означает tarir; [скрижали] — tables, chroniques. [Измаилской штык] — la bayonette d'Ismaél, а не d'Ismailof. [1608]

В Петербурге есть для вас письмо; это ответ на первое полученное мною от вас. Велите его вам доставить — я приложил к нему оду, посвященную покойному князю, вашему батюшке.

Г-н Опочинин оказал мне честь зайти ко мне — это очень достойный молодой человек — благодарю вас за это знакомство.

На этих днях буду у ваших ног.

Госпоже Хитровой.

681

Клеветникам России.

Вольное подражание Пушкину.

Смелые трибуны, народные ораторы,

Северный великан возбуждает вашу ярость;

Послушайтесь меня, прекратите ваши бессмысленные вопли,

Славяне, восставшие на своих же братьев-славян,

Не просят вас обострять их страдания;

Это древний спор у родного очага.

Происходящие от одного племени, враги с давних пор,

Враждующие народы, поочередно одолевающие друг друга,

Борются по врожденному чувству, а не из политических видов.

Видели ли их когда-нибудь объединенными под одним знаменем?

Беспокойный сармат и верный русский

Должны порешить между собой свою кровавую распрю;

Если одному суждено пасть, то нам ли быть теми, кто погибнет?

Утратит ли один из них свое имя, или другой свое могущество?

Для торжества одного нужна смерть другого,

И потрясенный мир не может их сдержать.

Вот в чем спор! — Храните же молчание,

Вы, чуждые нашим нравам, чуждые нашим законам!

В этой величественной драме ваш бессильный голос —

Только оскорбление этой великой борьбе;

Вы не знаете наших обид, наших несчастий,

Наших летописей, орошенных и кровью и слезами,

Наших однодневных побед, нашей вековой ненависти;

Прага и Москва, безмолвные и пустынные,

Не наполняют вас мрачным и священным ужасом…

Чего достигнете вы, осыпав этого царя-великана

Своими устарелыми нападками?

Разве он, презирая позорную участь,

Среди пламени Москвы не отверг закона

Тирана, попиравшего ваших скованных орлов?

За то ли, что в былое время в ваших владениях

Он пощадил ваши труды, ваши памятники, ваше искусство,

Блестящие чудеса ума и вкуса?

Разве мы, пришедшие победителями с края света

И поставившие свои палатки у подножия Колонны,

Ценою нашей крови не разбили ваших оков?

Яростные витии, выходите на арену;

Посмотрим, истощились ли силы старого великана.

Иль сломан железный меч Измаила?

Иль голос царя стал едва слышен

В цивилизованном мире?

Иль мы потеряли право на победу?

Иль у нас мало рук? На призыв славы —

Знаете ли вы, что, от склонов бурного Кавказа

До ледяных побережий, где замирает природа,

От берегов Немана до Небесной империи,

Двадцать смелых народов, как один воин,

Ринутся в бой?

Если б, преодолев вечную преграду климатов,

Пришли ваши воины, — о, честолюбивые риторы, —

Если бы они пришли на эти поля, где покоятся их братья,

То около их могильных курганов

Скоро уснули бы также и они.

682

„Мармион“.

683

Отсюда до конца письма писано собственноручно Калашниковым.

684

В подлиннике: незамелю

685

Слова Сарское Село зачеркнуты, и рукой почтового чиновника надписано: С. Петербурге.

686

Слово кумир зачеркнуто Тургеневым и сверху надписано его рукою: олтарь

687

рассчитанной на эффект.

688

Доньи Соль.

689

если бы переделано из если бъ

690

(Орлова) вписано.

691

Переделано из Вам

692

Переделано из связей

693

se вписано.

694

Генерал,

Неотложные дела требуют моего присутствия в Москве, и я, не будучи еще окончательно зачислен на службу, принужден отлучиться на две — три недели, не имея иного разрешения, как от одного лишь квартального. Считаю своим долгом поставить о том в известность Ваше превосходительство.

Пользуюсь этим случаем, чтобы обратиться к вам по одному чисто личному делу. Внимание, которое вы всегда изволили мне оказывать, дает мне смелость говорить с вами обстоятельно и с полным доверием.

Около года тому назад в одной из наших газет была напечатана сатирическая статья, в которой говорилось о некоем литераторе, претендующем на благородное происхождение, в то время, как он лишь мещанин в дворянстве. К этому было прибавлено, что мать его — мулатка, отец которой, бедный негритенок, был куплен матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великий вовсе не похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указывало на меня, ибо среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра. Ввиду того, что вышеупомянутая статья была напечатана в официальной газете и непристойность зашла так далеко, что о моей матери говорилось в фельетоне, который должен был бы носить чисто литературный характер, и так как журналисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом ответить анонимному сатирику, что и сделал в стихах, и притом очень круто. Я послал свой ответ покойному Дельвигу с просьбой поместить в его газете. Дельвиг посоветовал мне не печатать его, указав на то, что было бы смешно защищаться пером против подобного нападения и выставлять напоказ аристократические чувства, будучи самому, в сущности говоря, если не мещанином в дворянстве, то дворянином в мещанстве. Я уступил, и тем дело и кончилось; однако несколько списков моего ответа пошло по рукам, о чем я не жалею, так как не отказываюсь ни от одного его слова. Признаюсь, я дорожу тем, что называют предрассудками; дорожу тем, чтобы быть столь же хорошим дворянином, как и всякий другой, хотя от этого мне выгоды мало; наконец, я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них.