Крис Хамфрис - Французский палач

• Название: Французский палач
• Автор: Крис Хамфрис
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03904-Х

Король Англии Генрих VIII приглашает из Франции палача, чтобы тот обезглавил его вторую жену Анну Болейн. Перед смертью Анна просит палача выполнить ее последнюю просьбу…

Главного героя бросят в темницу, он чудом избежит смерти на виселице, попадет на галеры, будет сражен стрелой предательства, выживет после жестоких пыток, но исполнит клятву, данную женщине, которую он казнил.

---

— Иисусе! — снова воззвал Чибо, понимая, что это станет его последним словом.

Джанкарло Чибо бросил прощальный взгляд на дорогу — ту, что вела мимо монастыря и уходила в горы, на юг, к его родине.

На площадь выехали четыре всадника. Ну, хотя бы эту картину он ожидал увидеть: четырех всадников Апокалипсиса, которые явились возвестить конец мира. Их следовало приветствовать, ибо их появление означало, что спускаться в ад будет большая компания. Возможно, настолько большая, что дьяволу станет некогда заниматься каким-то жалким архиепископом. Однако и здесь крылось нечто неправильное. Из четырех всадников только двое должны были быть провозвестниками войны. А здесь, в Марсхейме, все четверо держали в руках оружие.

— А где мор? Где голод? — возмущенно крикнул им Чибо. И только потом понял, что совершил ошибку.

До этой минуты они его не замечали. А теперь заметили.

В том человеке, который спешился, было нечто знакомое. Чибо знал, что уже видел его. И когда этот человек протянул руку и снял у Чибо с груди руку Анны Болейн, тот понял, где именно они встречались. Он даже вспомнил имя.

— Ромбо! Жан Ромбо! — прохрипел Чибо.

Палач не подал вида, что слышит, он продолжал смотреть на бархатный мешочек. Он даже не взглянул на Чибо — просто выпрямился и пошел прочь. Это раздосадовало архиепископа. Он заслужил большего. Ведь он оставил этого человека гнить в виселичной клетке! Неужели он не достоин мщения?

— Убей меня! — Чибо вдруг обрел дар речи и начал говорить совершенно внятно. — Ты не можешь бросить меня здесь. Убей меня!

Палач не оборачивался, пока снова не сел в седло. А там он произнес что-то, чего Чибо до конца не расслышал. И потом все четверо всадников уехали с площади. Ад снова разверзся, и новые мольбы Джанкарло Чибо потонули в воплях проклятых.

* * *

Жан сказал вот что:

— Ты в аду. Зачем мне тебя освобождать?

Хакону и Джануку это было совершенно непонятно. Смертельный враг оказался в полной твоей воле — как можно упустить такой случай?

Жан не мог объяснить этого. В тот момент, когда он увидел Джанкарло, съежившегося у городского колодца, покрытого кровью и блевотиной, он подумал: «Здесь все закончится. Я использую мой меч — возможно, в последний раз в жизни, — чтобы отрубить голову нашему врагу». Однако его остановила сама Анна. Она не явилась к нему в блеске небесного света и даже не прошептала нечто в его мыслях. Он просто вспомнил слово, которое он произнес при ней; слово, которым он поклялся. Это воспоминание принесло с собой прикосновение отрубленной руки, которую он ощутил сквозь ткань бархатного мешочка. Той руки, которую он поцеловал и по поводу которой она сама пошутила. Та рука, которую он поклялся спасти от сил ненависти, воплощенных в человеке, скорчившемся у его ног.

Тем словом была «любовь». Жан вдруг понял, что, если он сейчас залил бы эту руку кровью — каким бы оправданным ни выглядело пролитие этой крови, каким бы благоразумным ни был такой поступок, — это противоречило бы духу клятвы королеве. Жан уже не раз обагрял свои руки кровью, пытаясь вернуть ее руку. И теперь он получил ее обратно, и это оказалось настолько легко по сравнению с тем, через что он уже прошел! И когда его долг был почти исполнен, ему захотелось вернуться к самой основе давней клятвы, к тому единственному слову. К любви.

Жан не мог объяснить этого своим друзьям. Он не отличался красноречием, а они, как и он сам, были воинами и не привыкли к подобным утонченным чувствам. Но тут ему в голову пришла новая мысль, которая заставляла его улыбаться, пока они покидали город, где все еще пылали огни святого Антония. Одним из преимуществ положения предводителя являлось то, что он не обязан никому ничего объяснять.

Глава 2. ОСАДА

— А более безопасного пути ты не знаешь? — спросил Жан у Фуггера.

Они уже три дня ехали по главной дороге, которая вела из Марсхейма на север. Три дня — а они едва смогли пересечь границу Баварии, да и то лишь благодаря тому, что Жан с Хаконом вспомнили кое-какие католические молитвы. Их хватило, чтобы убедить большой отряд стражников в том, что они — не еретики-лютеране.

По другую сторону от границы, в Вюртемберге, они в тот же день вынуждены были доказывать свою принадлежность уже к другой вере. И на площади маленького городка Фуггеру пришлось пересказывать учение Маленького Монаха недовольным и подозрительным подмастерьям.

— Будьте осторожны на северной дороге, — предупредил их один из допрашивавших, который оказался немного дружелюбнее остальных. Он многозначительно постучал себя по носу грязным пальцем. — Братство Башмака выслеживает отряды вроде вашего.

Позже Фуггер рассказал им о крестьянском восстании двадцать четвертого и двадцать пятого, которое проходило под знаком деревянного башмака, какие носит простонародье.

— В конце войны большинство перебили их бывшие хозяева, — добавил он, — но некоторые, похоже, все еще скрываются у перевалов.

— Может, мне удастся умиротворить их словами Корана. — Джанук в религиозных диспутах не участвовал.

Вот тогда-то Жан и задал свой вопрос относительно более безопасной дороги.

— Я знаю кое-какие лесные дороги, по которым почти никто не ездит, — признался Фуггер. — Но лесные дороги — странные, и езда по ним получается медленной.

— Никто не ездит так медленно, как мертвецы, — отозвался Жан. — Так что мы выберем твои странные дороги.

Однако очень скоро Жан пожалел об этом выборе. На главной дороге враги хотя бы видны: они держали в руках оружие и чего-то требовали. В темном лесу, среди теней, скрывались призраки. Они прятались за поросшими мхом пнями и стволами мертвых деревьев, в щупальцах, протянувшихся по покрытой прелым листом земле. Тропа по большей части была такой узкой, что ехать верхом было нельзя, и путники вели лошадей в поводу, спотыкаясь о корни деревьев, а длинные ветви сгибались над головами, заставляя людей сутулиться. Если и удавалось увидеть небо, то оно непременно оказывалось черным и угрюмым. Дождь постоянно стучал по кронам деревьев, но, казалось, никогда не проникал до земли. Свет был серым, а костерки, которые раскладывали по ночам, только притягивали темноту.

Все ушли в себя. Они только изредка обменивались отрывистыми словами. Мрак ночи не скрашивали рассказы. Страдали все, но сильнее всех — Хакон.

На пятый день после отъезда из Марсхейма у него началась «древесная лихорадка»: шагая перед своим конем, он начал что-то бормотать. На седьмой день он за каждым деревом уже видел троллей. А на восьмой схватил свой топор и бросился в лес, где начал рубить невысокий корявый дуб, который оскорбил его мать. Для человека, привыкшего к широким морским горизонтам, лесная глушь была невыносима.

В ту ночь, когда Хакон забрался высоко на ольху, пытаясь увидеть небо, оставив верного Фенрира выть у корней, Жан отвел Фуггера в сторону.

— Сколько еще это будет длиться?

— Недолго, — сказал Фуггер. — О нет, нет-нет, совсем недолго, правда ведь, мой милый Демон?

Ворон сдавленно каркнул, не потрудившись вытащить клюв из-под крыла.

— «Недолго» — это не тот ответ, какой мне нужен. — Жан внезапно разозлился, словно этот бесконечный лес был делом однорукого. — И почему ты снова начал болтать со своей птицей? Мне казалось, ты с этим покончил. — Он схватил пританцовывающую фигурку за шиворот и заставил остановиться. Однако ноги Фуггера продолжали чуть заметно шаркать по земле, а глаза перебегали с места на место. Жан постарался говорить мягче: — Дело только в лесу, Фуггер, или в том, что лежит за ним? Право, парень, мы все знаем, как трудно бывает возвращаться домой. Вот почему многие из нас так этого и не делают.

Однако Фуггер не слышал сочувствия в вопросе, не ощущал дружеского пожатия. Рука, что держала его за воротник, была твердой и холодной. И глядел он не в участливые глаза, а в злые зенки, жесткие как сталь, смотревшие на него с одутловатого, покрытого пятнами лица. И голос друга вдруг зазвучал как зазубренная сталь.

«Что ты натворил, Альбрехт? Где ты был эти семь лет?»

«Я потерял руку, отец. А потом — твое золото. А потом…»

— Фуггер! Фуггер! — Его энергично трясли. — Сколько еще нам ехать по лесу? Через сколько дней мы будем в Мюнстере?

— В лесу мы проведем еще один день и одну ночь. Мы приедем на место около полудня следующего дня.

— Хорошо.

Жан отпустил Фуггера, похлопал его по плечу и отправился помогать Джануку, который пытался уговорить Хакона слезть с дерева.

Фуггер уселся под серебристой березой и прижался щекой ко мху, который ковром расстилался у ствола.

Мюнстер! Он сам предложил его в качестве места встречи, когда Бекк заявила, что приедет к ним в Германию, как только Авраам будет в безопасности. Напрасно Жан уговаривал ее дожидаться их в Венеции — она не согласилась. Именно в тот момент Фуггер и предложил им свой родной город. Он сказал, что там их примут, дадут денег на дорогу и свежих лошадей. Но только он один знал истинную причину, по которой предложил именно этот город. Только так он и мог вернуться домой. «Посмотри, отец. Видишь, чего я достиг? Видишь, кто мои спутники? Послушай, как они отзываются о моих достоинствах, о том, как мужественно я вел себя во время испытаний, через которые мы прошли. Я — участник славного дела, которое совершается ради протестантской королевы».