Дэн Ченслор - Оракул смерти

• Название: Оракул смерти
• Автор: Дэн Ченслор
• Жанр: Фэнтези

---

Люди охотно верят в добрые предсказания, и питаются обмануть злые. Герцог Альдо тщетно пытался убедить себя в том, что не верит в предсказание. Но вера часто ходит на лезвии ножа, танцуя со страхом – не давая человеку ни полностью отдаться своим фантазиям, ни отречься от них.

– В любом случае, провожатый нам не помешает, – произнес герцог с важностью, и разве что не хватало рядом писца, который увековечил бы его слова на пергаменте и скрепил печатью. – Поднимай золото, непутевый варвар. До аббатства Монлюссон еще день пути.

Он развернулся и потрусил по узкой тропе. Сзади герцог напоминал упитанного ослика, поднявшегося на дыбы за морковкой. Опытный кавалерист, он давно отвык ходить пешком, и дорога вымотала его гораздо сильнее, чем Стефана.

Видя, что оруженосец по-прежнему полон сил, когда его хозяин разве что не ковыляет вприсядку – герцог не воспылал к слуге отцовскими чувствами. Стефан, понимая это, старался держаться за спиной господина – чтобы лишний раз не попасться на гневные глаза. Киммериец не двигался.

– Что сказал прорицатель? – повторил он. В прошлый раз, герцог пропустил этот вопрос мимо ушей. Теперь же он повернулся, и взглянул на Конана с таким недоумением, словно с ним заговорила пряжка от сапога.

– Знай свое место, варвар, – воскликнул Альдо. – Видно, на родине тебя мало учили плетью, раз ты осмеливаешься задавать такие вопросы. Иди вперед, и радуйся каждому шагу, когда не получил по спине палкой.

Корделия предложила:

– Давай я его убью. Конан покачал головой.

– Он горд, глуп и плохо воспитан. Но речь идет о жизни ребенка. Смерть сына – слишком большая цена, чтобы научиться вежливости. Боюсь, мне придется ему помочь.

Девушка подцепила кошель кончиком меча. Тяжелый мешочек взмыл в воздух, был пойман и оказался на поясе аквилонки.

Ее никто не приглашал ни работать, ни делить деньги – но такой уж была Корделия.

Впрочем, Конан знал, что она отдаст ему ровно половину – просто считать монеты, стоя на обочине дороги, глупо и несподручно.

Герцог Альдо уже преодолел половину пути по склону, а Стефан, порхая за ним как мотылек за жабой, все не мог решиться сказать – что аббатство Монлюссон находится в другой стороне.

* * *

Ветерок тревоги пробежал над горной тропой. Он прошелестел меж багровых листьев троллье-го кипариса, с любопытством глянул с отвесного склона вниз, на далекую дорогу, потом легким шелком коснулся щеки киммерийца.

Не шорох, не звук шагов, не приглушенное бряцание оружия. Всего лишь чувство опасности – легкое и неуловимое. Его не передать словами, как не описать ими черный цвет или вкус cпелогo винограда. Конан поднял руку.

Корделия кивнула, и стремительно взбежала вверх по тропе. Герцог продолжал уже проигранное сражение с гравитацией. Девушка встала на его пути, развернула и, не говоря ни слова, быстро и властно оттеснила к скале.

Не успел Альдо вспомнить, как по-шумитски будет «окно», как оказался втиснут в узкую сырую расщелину, где ему мог угрожать лишь насморк.

Ребенку, запеленутому в пуховое одеяло, холод не был страшен. К тому же, на рукояти корзины болтался и вздрагивал амулет путешественников, надежно защищавший малыша от болезней и черной магии.

Стефан кувыркнулся в расщелину вслед за хозяином. С ним девушка церемонилась меньше, отвесив пару пинков – скорее для забавы.

– Палка, моя палка! – закричал он, цепляясь руками за боевой шест, который не пролезал в щель.

Корделия пнула посох ногой, разломив его надвое, и тем проблема счастливо разрешилась.

Место в расщелине едва хватало двоим, и оруженосец с герцогом застыли в позе, которую любой ревнитель морали счел бы за непотребную.

Все это девушка проделала молча, не отпуская обычных шуточек, и только громко сопела от усердия. В эти мгновения она была похожа на опытную овчарку, разворачивающую стадо овец. Впрочем, Копан благоразумно решил эту свою мысль не озвучивать. На комплимент она походила мало.

– Быстро, – произнес он, цепко осматривая горы. – Где ты этому научилась?

– Несколько лет я торговала рабами. Потом бросила – деньги хорошие, но больно уж возни много.

Знаком велев Корделии оставаться с герцогом, Конан медленно зашагал вверх по тропе – туда, где между обломков скал открывалась небольшая ровная площадка.

Дорога, ведущая в Храм Оракула, осталась далеко внизу. Паломники, бредущие по ней, уже не могли видеть киммерийца. Люди здесь проходили редко. Лишь горные тролли иногда спускались в долину, чтобы продать на ярмарке собранные в рудниках самоцветы.

Над бесформенными камнями, высоко в воздухе, покачивалось гигантское существо, напоминавшее уродливую медузу.

Прозрачный голубой купол был столь велик, что шесть человек могли бы уместиться под ним, не задевая друг друга. Он вздрагивал и опадал, в такт дыханию твари, и тысячи крошечных пузырьков играли внутри него.

Под шапкой свисала плотная бахрома щупалец, каждое из которых оканчивалось длинной, зубастой головой крысы. Отростки; покрытые светящейся слизью, непрерывно шевелились, словно клубок червей.

Между ними и куполом, кольцом вкруг тела медузы, корчились человеческие лица.

– Мертвого младенца я должен принести своему господину, – прошелестела тварь. – Но с остальными могу делать все, что захочу.

Конан поднял меч – но с тем же успехом он мог взмахнуть страусовым пером.

Черные нити, родившись из ниоткуда, обвились вокруг его правой руки, сжимаясь все туже, разрывая кожу и вонзаясь в плоть. Топкие и блестящие, они казались шелковыми, – но были остры, как бритва, и прочны, как кушитский корабельный канат.

– Тысячи моих деток погрузят зубы в твою плоть, Конан.

Чудовище медленно поворачивалось вокруг своей оси, являя варвару все новые и новые лица – одни, застывшие в мертвой безмятежности сна, другие, скомканные страданием.

– Ты силен телом, но твой дух еще сильнее. Прекрасная еда для подрастающих крошек…

Теперь уже обе руки Конана были стиснуты магическими путами. Северянин напрягал мускулы, но это приносило ему лишь новую боль. Он сделал шаг, и тут же черные нити обвили его сапоги, сдавливая и раздирая их.

Тварь замедлила свое вращение.

Каждое из лиц, даже спящих, наслаждалось мучениями пленника, и не желало уступать место другим.

– Когда мои детки вырастут, они отделятся от меня и пожрут заживо. Я жду этого дня с гордостью. Вечное торжество жизни над временем…

Возле левой нога северянина лежал камень, размером с кулак хобгоблина. Киммериец пнул по нему, и валун с тяжелым свистом улетел в никуда.

Конану показалось, что его нога погрузилась в раскаленный металл. Он упал наземь, разбивая лицо в кровь, и смог лишь бессильно повернуть голову, чтобы не лишиться глаз.

– Корм для глистов, возомнивший себя героем, – промолвила тварь. – Топаешь ножкой, будто капризный мальчишка. Неужто и вправду верил, что эта пылинка могла причинить мне вред?

Серый булыжник с сухим стуком ударился о кучу камней, громоздившуюся на склоне скалы. Первый валун покачнулся, за ним другой, и через мгновение они посыпались вниз, погребая под собой монстра.

В то же мгновение черные нити распались, и киммериец почувствовал, как силы вновь возвращаются к нему.

* * *

– Зря ты оставил меня здесь, – сказала Корделия. – Возможно, на двоих у него не хватило бы колдовства.

– Пожалуй, – согласился Конан. – Но бросать их тоже нельзя. Это мог быть отвлекающий маневр.

Стефан застрял в расщелине. Герцог пытался пихнуть его сзади, но мешала корзина.

– Я должен знать, что сказал Оракул, – продолжал киммериец. – Герцог вряд ли ответит, значит, придется самому идти в Храм.

– Но разве провидец вправе открывать тайну предсказания-другим людям?

– Наверное, нет. Но жрецы думают иначе. Чем громче огласка – тем больше идет паломников. Ты можешь сидеть в Святилище хоть месяц, выслушивая чужие пророчества. Вот почему эта тварь уже ждала нас на горной тропе…

– Голову вперед суй! – приказывал герцог. Стефан послушно сучил ногами, обсыпая его гравием.

Конан обернулся к расщелине.

– Когда наши друзья освободятся, – произнес он, – скажи им, что я ушел на разведку. Уверен, Альдо будет рад любому предлогу, лишь бы дать отдых ногам.

Размытые отсветы витражей ложились на белоснежный пол Храма. В этих неясных тенях можно было, хотя и с большим трудом, различить оставшиеся па стекле фигуры.

Но отчего-то казалось, что нет больше среди них ни победителей, ни низвергнутых в прах. Там, высоко на окне, они торжествовали и плакали; здесь, на холодном полу, им оставались лишь тоска и отчаяние.

Оракул сидел на верхней ступени лестницы, поднимавшейся к алтарю. Его голова была опущена, тонкий палец чертил неясные фигуры средь отблесков витражей.