Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

• Название: Приключения Перигрина Пикля
• Автор: Тобайас Смоллет
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1955

Тобайас Смоллет (1721–1771) принадлежал к замечательной плеяде английских реалистов-просветителей XVIII века. Его творчество составляет важный этап в развитии английского реалистического романа. Роман «Приключения Перигрина Пикля» представляет большой интерес. Он обладает ценностью исторического документа, в котором без прикрас отразились общественно-политические нравы и быт Англии на пороге промышленного переворота.

---

Таких кротких и ласковых увещаний Перигрин не ожидал от мизантропа, и, быть может, потому-то они и возымели действие на его душевную тревогу, которая постепенно улеглась; он стал сговорчивым и пообещал Крэбтри последовать его совету. Итак, он отправился на следующее утро к его лордству, принявшему его весьма учтиво и с большим терпением выслушавшему его жалобу, каковую, кстати сказать, он изложил не без волнения и негодования. Пэр, мягко попеняв ему за письмо министру, имевшее столь несчастливые последствия, обещал изложить его дело сэру Стэди и выполнил свое обещание в тот же день, причем министр, к его крайнему удивлению, заявил, что бедный молодой джентльмен помешался, почему и неспособен занять какую-нибудь важную должность, и что он, сэр Стэди, не намерен оплачивать его излишества из своего кошелька; правда, он послал Пиклю, по ходатайству его лордства, ныне умершего, триста фунтов, принимая во внимание потери, которые Пикль якобы понес на выборах, но с той поры стал замечать в нем столь несомненные признаки сумасшествия — как в поведении его, так и в письмах, — что распорядился не пускать его в дом. В подтверждение этих слов министр сослался даже на свидетельство своего привратника и одного джентльмена из среды домочадцев, слышавших проклятия, вырвавшиеся у нашего героя, когда он впервые узнал о своем изгнании. Короче говоря, министр убедил его лордство в том, что Перигрин в самом деле bona fide[78] сошел с ума, как мартовский заяц; тот стал припоминать некоторые признаки безумия, обнаруженные Пиклем в последнее посещение; он вспомнил несвязную речь, резкие жесты и блуждающий взгляд, что с полной очевидностью доказывало помрачение рассудка; а посему он решил, памятуя о собственном своем благополучии, освободиться от столь опасного знакомого.

С этой целью он, подражая сэру Стэди, приказал не допускать к себе нашего героя. Когда тот явился узнать о результатах свидания его лордства с министром, дверь захлопнулась у него перед носом, и привратник объявил ему через железную решетку, что он может не затруднять себя дальнейшими посещениями, ибо его лордство не склонен его видеть. Перигрин ни слова не ответил на это заявление, приписав его дурному отзыву министра, которому по дороге к Кэдуоледеру замышлял отмщение. Кэдуоледер, узнав о приеме, оказанном Перигрину, упросил его отказаться от планов мести, пока он, Крэбтри, не разгадает эту загадочную историю, а в раскрытии этой истории ему должно помочь знакомство с неким семейством, в кругу которого его лордство часто играл по вечерам в вист.

Такая возможность вскоре представилась; его лордство не считал нужным держать это дело в тайне и объявил в обществе, где ему довелось быть, о несчастье, постигшем нашего героя. Имя Перигрина было известно в свете, и его безумие послужило предметом обсуждения в течение целого дня, благодаря чему его друг, получив такие сведения, нашел способ разузнать подробно о сообщении министра, упомянутом выше. Кстати сказать, он рисковал стать прозелитом сэра Стэди, когда вспоминал о вспыльчивости Пикля.

В самом деле, ничто не принимают так легко на веру, как объявление сумасшедшим любого человека, кто бы он ни был; ибо если подозрения общества возбуждены и бдительность его не дремлет, самый рассудительный, самый хладнокровный человек в мире может ничтожнейшими своими поступками оправдать возводимое на него обвинение. Каждая особенность в его костюме и обхождении (а это можно подметить у любого), ранее проходившая незамеченной, ныне вырастает в улику, разукрашенную фантазией наблюдателя; и прозорливый испытатель улавливает безумие в каждом взгляде, в движении пальца и кивке головы. Когда подозреваемый начинает говорить, в его доводах и манере речи есть какая-то странность; когда он безмолвствует, ему свойственна какая-то непонятная мечтательность; сдержанное поведение означает лишь период ясного сознания, а запальчивость свидетельствует об исступлении.

Если такого рода суждение вызывают люди самые уравновешенные и вялые, то не удивительно, что оно возникло о юноше, обладающем вспыльчивым нравом Перигрина, который иной раз оправдывал любое замечание, какое заблагорассудится сделать злейшему врагу. Перигрина считали одним из тех предприимчивых щеголей, которые, промотав свое состояние на разгул и попойки, лишились, к счастью своему, рассудка и потому нечувствительны к нужде и позору, на себя навлеченным.

Кэдуоледер был столь потрясен полученными сведениями, что долго не мог решить, сообщать ли о них нашему герою и относиться ли к нему как к человеку вполне здравомыслящему. В конце концов он рискнул рассказать о них Перигрину, но постарался говорить обиняками и с крайней осторожностью, так как опасался, что Перигрин может перейти все границы сдержанности; но на сей раз, к его удовольствию, опасения не оправдались.

Как ни был взбешен наш герой поведением министра, он не мог удержаться от смеха, узнав о такой забавной клевете, и сказал своему другу, что в самом непродолжительном времени опровергнет ее способом, весьма неприятным для клеветника, и что для государственных мужей является делом привычным порочить тех, кому они обязаны, не помышляя о выполнении этих обязательств.

— Поистине, — сказал Перигрин, — он не раз прибегал к подобным уловкам и доводил людей неразумных до такого отчаянного положения, что они в самом деле лишились рассудка, благодаря чему он избавлялся от их домогательств и в то же время его мнение о них подтверждалось. Но теперь, хвала небу, я полон философической решимости, которая может меня поддержать против всех его козней. Я немедленно разоблачу перед обществом это чудовище и обнаружу все его лукавство, вероломство и неблагодарность!

Таков и в самом деле был план, которым Пикль себя тешил, пока Крэбтри производил расследование; он обольщал свое воображение надеждой заставить противника, несмотря на все его могущество, принять его условия, если он, Пикль, прославится среди тех, кто в ту пору писал против политики его как министра. Этот план не был столь сумасбродным, каким мог показаться, если бы Перигрин не упустил из виду одного существенного обстоятельства, о котором забыл и Кэдуоледер, одобривший этот план.

В то время как Пикль мечтал об отмщении, молва о его сумасшествии достигла слуха той знатной леди, чьи мемуары помещены в этой книге. Знакомство, которым она почтила нашего героя, давно уже прервалось по упомянутым основаниям, а именно вследствие его опасений поддаться ее неотразимым чарам. Он был так откровенен, что сообщил ей напрямик о причине своего нежелания встречаться с нею, а она одобрила столь благоразумное самообуздание, хотя ей и нравились встречи с ним и беседы, которые не могли не прийтись по вкусу любой леди в королевстве. Невзирая на прекращение знакомства, она сохранила к нему дружеское расположение и почувствовала сильнейшее огорчение, получив известие о его беде и плачевном состоянии. Она видела его окруженным льстецами в солнечную пору его преуспеяния, но по собственному опыту знала, что раболепные приверженцы исчезают в хмурые дни невзгод. Сочувствуя ему, она уже видела его несчастным безумцем, лишенным всего необходимого, влачащим жалкое существование — погибшим юношей, вызывающим презрение и отвращение ближних. Терзаемая этими человеколюбивыми размышлениями, она нашла способ узнать, в какой части города проживает Перигрин, и, отбросив излишние церемонии, отправилась к нему в портшезе и вышла у его двери, которую открыл верный Пайпс.

Ее лордство немедленно вспомнила этого надежного слугу, к которому не могла не питать доброго чувства за его преданность и стойкость, и, удостоив его милостивой похвалы, осведомилась о здоровье его хозяина и спросила, расположен ли он ее видеть.

Том, предполагавший, что посещение прекрасной леди не может быть неприятно юноше с нравом Перигрина, не дал словесного ответа на вопрос, но с весьма хитрой миной кивнул ее лордству, что заставило ее улыбнуться, и медленно пошел наверх; повинуясь знаку, она последовала за проводником в комнату нашего героя, где застала его сидящим за письменным столом и сочиняющим панегирик своему доброму другу сэру Стэди. Он казался очень оживленным; в элегантном домашнем костюме он весьма выигрывал в глазах человека, презирающего мишуру излишних украшений. Она была очень рада, что ее ожидания не сбылись; не было убогой обстановки и страдальческого лица, свидетельствующих о нужде и безумии, — все было благопристойно и изящно, а вид больного указывал на душевное удовлетворение.

Услышав шелест шелка в комнате, Перигрин отвел взор от бумаги и, узрев ее лордство, почувствовал несказанное удивление и благоговение, словно в комнате неожиданно появилось какое-то сверхъестественное существо.

Прежде чем он оправился от смущения, вызвавшего краску на его щеках, она сослалась на старое знакомство, дающее ей право его навестить, хотя он давно уже ей доказал, что решительно забыл о ее существовании. С жаром заявив ей, сколь ценит он оказанную ему честь, Перигрин заверил ее, что причина, вызвавшая ее упрек, — не вина его, но великая беда, и если бы в его власти было забыть ее, как она полагает, то никогда он не дал бы повода к обвинению в недостатке уважения и почтения к ней.