Джо Фауст - Дьяволы Фермана

• Название: Дьяволы Фермана
• Автор: Джо Фауст
• Жанр: Контркультура

В рекламном бизнесе совесть — понятие устаревшее. А уж чтобы провести успешную кампанию очередного моющего средства — и вовсе все средства хороши. Участие в ролике настоящей уличной банды? Великолепно! Настоящее, реальное избиение в кадре? Гениально! Потому что цель оправдывает средства. Потому что победителей не судят!

---

Вудстокский Приют Альтернативного Образа Жизни Повышенной Комфортности, отделение Повышенной Заботы выглядело не так, как бы вы ожидали. Наверняка вы читали в книгах о домах престарелых, и у вас сложилось о них определенное впечатление. Место с однообразными белыми стенами, где изможденные старики в инвалидных креслах собираются в холле возле единственного телевизора, поскольку это — их единственная отрада. Иные уже слишком дряхлы, чтобы адекватно воспринимать окружающую действительность. Они неподвижно сидят в своих креслах, полностью погруженные в собственное прошлое. Некоторые пытаются перехватить вас, когда вы проходите мимо, с единственной целью: попросить поговорить с ними о чем-нибудь. Мрачная, гнетущая атмосфера и ощущение безысходности… Я не знаю, существуют ли где-нибудь подобные места, но Вудсток точно на него не похож. Мама и дядя Кент платили немалые деньги за содержание бабушки Мизи. Я думаю, они чувствовали себя виноватыми, избавившись от нее, и посему попытались по крайней мере обеспечить ей максимальный комфорт.

К тому же и персонал Вудстока имел большой опыт. Они были профессионалами и знали, как заботиться о людях вроде Мизи.

Вестибюли зданий казались высокими и светлыми. Благодаря специальному покрытию рассеянное солнечное сияние проникало через крышу, освещая холлы. Звучала музыка; жизнеутверждающие, оптимистичные песенки и мелодии сменяли друг друга. Повсюду стояли диванчики, стулья с высокими спинками и терминалы для чтения журналов. Здесь же располагались два гигантских аквариума и столько растений, что вестибюль напоминал небольшие джунгли. Все это преследовало единую цель: создать спокойную, веселую и жизнерадостную атмосферу.

Бэйнбридж проследовала за мной в приемную, где я огласил намерение повидать Мелиссу Мерчесон. После того как служитель проверил наши имена (мы ни в чем вас не подозреваем, но осторожность прежде всего), мы вошли в лифт и поднялись на этаж, где располагалась комната бабушки Мизи. Здесь музыка гремела еще громче. Некоторые из обитателей Вудстока бродили по коридору, подпевая серенаде.

— Что такое «радарный любовник»? — спросила Бэйнбридж по пути к комнате.

— А?

— Вон тот старичок пел что-то про радарную любовь[5]. Я пожал плечами.

— Это музыка, которую они слушают. Для меня это просто шум.

Песня сменилась другой мелодией. Мы остановились перед дверью комнаты бабушки. Я постучался и окликнул ее по имени, затем вошел. В комнате царила полутьма, но я уловил движение в районе кровати. Я подошел поближе и заметил странные манипуляции, которые она совершала. Правая рука двигалась над животом, зажав что-то невидимое отсюда между большим и средним пальцами.

Бэйнбридж посмотрела на меня. Я пожал плечами и двинулся внутрь.

— Бабушка Мизи?

Она прекратила свои движения и глянула на меня. Бабушка принадлежала к той категории людей, которых старость облагораживает. Злоупотребления психотропами, которые она позволяла себе в молодые годы, не оставили следов на ее лице. Глаза бабушки оставались ясными и живыми, что позволяло предполагать, будто она находится полностью в здравом уме. Однако это не вполне соответствовало действительности. Улыбка демонстрировала великолепные зубы: все до одного — ее собственные. Наследство ее родителей, принадлежавших к поколению, родившемуся после Второй мировой войны. Лицо бабушки обрамляли длинные белые волосы, ниспадавшие на плечи.

Интерьер комнаты был выполнен в естественной гамме; пахло натуральной сосной, клонированные ветви которой росли в горшках, развешанных по стенам. Шторы опущены, видеоэкран темен, и всепроникающая музыка льется из динамиков под потолком.

Бабушкины губы сложились в ее фирменную улыбку.

— Ну, здравствуй, здравствуй. Подойди, дай-ка я на тебя посмотрю.

Я покосился на Бэйнбридж.

— Кажется, она сегодня в хорошем настроении, — прошептал я. Затем подошел к кровати и взял старческую руку в свою. — Как поживаешь, бабушка?

— Почему ты не пишешь? — спросила она.

— Не пишу? — промямлил я.

— Да-да. Сейчас все делается через эти маленькие экраны, верно? Что ж, я могла ждать, что ты хотя бы напишешь? Могла?

— Бабушка…

Ее голос сделался мрачным и угрожающим.

— Хоть дождалась, что приехал — в кои-то веки!

— Бабушка, я приезжал две недели назад.

С ошеломляющей быстротой она выдернула руку из моей ладони и стиснула мое запястье. Острые ногти врезались в кожу так, что я невольно вскрикнул.

— Не лги мне!

— Я не лгу. Вспомни, я сидел здесь, и ты мне рассказывала, как вы с друзьями развели костер на…

Ее пальцы продолжали сжиматься, пока боль не сделалась нестерпимой.

— Кент Стейт Мерчесон! Сколько раз я говорила тебе: нельзя лгать матери!

Я покосился на Бэйнбридж.

— Она принимает меня за своего сына…

Бабушка проследила за моим взглядом, и лицо ее просветлело.

— Солнышко! Это и впрямь ты? Иди сюда и поцелуй свою мамочку!

— Не делай этого, — прошептал я, и бабушка дернула меня за руку так, что едва не оторвала ее.

— Не слушай этого жалкого негодяя, — сказала она Бэйнбридж. — Вообрази: недавно он сообщил мне, что собирается голосовать за Джорджа Буша!

Бэйнбридж сделала шаг вперед. Я попытался ее отодвинуть.

— Миссис Мерчесон, это не ваш сын. Это ваш внук… Бабушка отпустила запястье, но в следующий же миг

ухватила меня за ухо:

— Послушай ее! Послушай-ка, что говорит твоя сестра! — Она вопила, мое ухо горело огнем, и я едва не охнул от боли. — Вы — гадкие, гадкие дети. Вы опять лазали в мамину заначку?! Я ЖЕ СКАЗАЛА ВАМ, ЧТОБЫ НЕ СМЕЛИ ТРОГАТЬ МОЙ ПОРОШОК! — Она потянула мою голову вниз, приблизив к своим губам. — Я ЖЕ ГОВОРИЛА: ЕСЛИ ЖЕЛАЕШЬ ШИРЯТЬСЯ — КУПИ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ!

Уголком глаза я видел, как Бэйнбридж попятилась к двери, а потом повернулась и кинулась вон. Бабушка кричала:

— СОЛНЫШКО, НЕМЕДЛЕННО ВЕРНИСЬ! ГАДКИЕ ДЕТИ РАСТУТ, ЧТОБЫ СТАТЬ ПОХОЖИМИ НА РИЧАРДА НИКСОНА!

— Бабушка! — взвыл я, молясь, чтобы она перестала орать мне в ухо. — Это я…

Внезапно бабушка охнула и согнулась пополам. Рука, стискивающая мое ухо, задрожала. Бабушка резко дернулась, ее колено угодило мне в висок. В голове вспыхнули яркие звезды…

— Оуууууууууааааааааааааа!

— Бабушка, что…

— Я НЕ МОГУ ВСПОМНИТЬ! — выкрикнула она. А потом заскулила. — Не могу вспомнить, не могу вспомнить, не могу вспомнить…

— Что ты не можешь вспомнить?

Бабушка схватила меня за щеки и повернула мою голову к себе, принуждая встретиться с ней глазами.

— Один День из Жизни, — сказала она.

— Один день из жизни?

— Я не могу вспомнить, Кент. Это из «Эбби Роад»? Или из «Белого Альбома»? — Свободной рукой бабушка принялась колотить себя по лбу. — «Эбби Роад»? «Белый Альбом»? «Эбби Роад»? «Белый Альбом»? «Эбби Роад»? «Белый Альбом»…

Из холла донесся грохот, и в комнату ворвалась невысокая коренастая женщина. За ней по пятам следовала Бэйнбридж.

— В чем дело?

— Она чуть не оторвала мне ухо…

Женщина обогнула меня и заглянула бабушке в глаза.

— Мелисса, в чем дело?

— Оливия. — Бабушка улыбнулась. — Это «Эбби Роад»? Или это из «Белого Альбома»?

Женщина одной рукой погладила бабушку по волосам, порылась в кармане своего халата и извлекла тонкую серебристую трубочку.

— Что это, дорогая?

– «Один День из Жизни», — сказала бабушка. — Это из «Эбби Роад» или из «Белого Альбома»?

— Мое ухо… — вставил я.

— Это из «Клуба Одиноких Сердец Сержанта Пеппера»[6], — отозвалась Оливия. — Я дам тебе лекарство, и ты все вспомнишь.

— Хорошо, — сказала бабушка. — Спасибо, Оливия.

Женщина прижала трубочку к бабушкиной шее. Раздался щелчок; послышалось негромкое шипение. Хватка цепких пальцев заметно ослабла.

— Теперь оставь в покое сына.

Внезапно ощутив свободу, я поспешно отскочил от кровати, запнулся о край ковра и растянулся на полу. Бэйнбридж присела на корточки возле меня; я осторожно коснулся пострадавшего уха.

— Я внук, — сообщил я.

Оливия покачала головой, не переставая поглаживать бабушку по голове.

— Она не единственная. Время от времени с нашими пациентами случаются подобные вещи — особенно когда в репертуар попадают песни Джимми Хендрикса. Я даже жаловалась менеджеру.

Бэйнбридж посмотрела на Оливию.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Просто у нее неважное настроение, — сказал я. Бэйнбридж по-прежнему не отводила глаз от Оливии.

— Видите ли, он приехал из Нью-Йорка, чтобы повидать ее…

Медсестра пожала плечами:

— Нью-Йорк не так уж далеко. У нас здесь полно пациентов, чьи…

— Все в порядке, — сказал я. — У нее просто выдался плохой день. Такое может случиться с каждым из нас.