Полдень XXI век - Полдень XXI век 2003 №4

• Название: Полдень XXI век 2003 №4
• Автор: Полдень XXI век
• Издательство: Геликон Плюс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003

Александр Етоев. Человек из паутины

Ян Разливинский. По ком звонит колокольчик

Юрий Окунев. Долгое несчастье Билла Стрейсснера

Александр Белаш. Легким шагом по Нью-Йорку

Эдуард Веркин. В восьмом кувшине

Игорь Шарапов. Мальчик в шапочке «Mori»

Леонид Каганов. Моя космонавтика

Александр Торин. Хвост

---

Шамбордай снял с полки бутылку с жидкостью цвета спелой моркови и поставил ее на стол рядом с Ванечкиным «Агдамом».

— По звону даже сравни, — гвоздиком, вытащенным из пояса, ударил он по бутылкам. — Тут малиновый, а в твоей… — Шамбордай Лапшицкий открыл обе бутылки, принюхался. — А запах? Тут амброзия, здесь — портянка. — Чтобы окончательно победить Ванечку в этом споре, им самим и затеянном, Шамбордай вытащил из складок своей хламиды две походные граненые рюмки объемом в половину стакана каждая, в одну налил до краев свою морковного цвета жидкость, другую же наполнил «Агдамом». Выпил до дна из первой, также — целиком — из второй, поморщился, занюхал полой хламиды. — Земля и небо, — сказал он важно. — Каиново и авелево. — Затем внимательно посмотрел на Ванечку и голосом, не терпящим возражений, объявил: — Что ж, мой молодой друг, время дорого — пожалуй, начнем.

И уверенными движениями профессионала, как ударник на конвейерном производстве, стал снимать с полки и передавать Ванечке одну за другой бутылки, а бедный Ванечка, урывками утирая пот, уставлял ими необъятный стол.

— Это на богородичной, — по ходу дела комментировал Шамбордай Лапшицкий, — а это на майоране. Видел, мой огород? Не видел, еще увидишь. Там чего у меня только нет — и чайот, и стахис, и хрен, и чеснок, и спаржа. Ну, естественно — фенхель, чабер, иссоп, козелец, батат… На всем настаиваю, любая овощь в дело идет, ни одной травки мимо не пропускаю. Ночую даже, бывает, на огороде, когда, к примеру, хрущак японский, или трещалка спаржевая, или другой вредитель на насаждения покушается.

Когда стол был заставлен полностью, Шамбордай удовлетворенно на него посмотрел и сказал, потирая руки:

— С чего начнем? — И, не дожидаясь Ванечкиного ответа, взял в руки бутылку легкого, празднично-морозного цвета и разлил из нее по рюмкам. — Бухэ, — сказал он, когда разлил. — По-шамански, дословно — «сила».

Они выпили, и Лапшицкий сразу налил вторую.

— Бухэ бухэй, — поднял он вверх большой палец. Затем молча чокнулся с Ванечкой, не дождавшегося никаких комментариев и выглядевшего поэтому обалдело.

Когда выпили по третьей и по четвертой («бухэли» и «бухэлхэни»), Шамбордай объяснил Ванечке, рыщущему глазами по сторонам в поисках чего-нибудь закусить:

— Пока есть силы терпеть — терпи, пей не закусывая. Демоны пуще всего на свете боятся анорексии. Булемия же для демонов тот крючок, на который они и ловят нас, человеков.

— А существуют еще идропарастаты, то есть акварии, — рассказывал он Ванечке между четвертой и пятой, — сектанты, причащающиеся вместо вина водой. Эти — первые пособники демонов.

Ванечка его уже слушал плохо. Он глядел на странную фигуру в углу, вырезанную, быть может, из дерева, но скорее всего из кости. Кого-то ему эта фигура напоминала. Что-то было в ее лице знакомое, и если бы не шестая рюмка, которую, как и пять предыдущих, они выпили без всякой закуски, Ванечка бы вспомнил наверняка. В руке у костяного болвана был маленький граненый стакан. Лапшицкий заметил взгляд, с каким Ванечка разглядывает фигуру.

— Дмитриевич Иванович Менделеев, — подсказал он, — очень почитаемый в здешних местах святой. Эта его фигура вырезана из бивня мамонта, который мне подарили тунгусы. Видишь, стакан в руке у Дмитрия Ивановича? Я его каждый вечер наполняю «Русской особой», а утром на рассвете смотрю: если водки в стакане остается меньше, чем треть, значит днем предстоят какие-нибудь непредвиденные расходы или погода будет сухая и огород придется поливать чаще. — Шамбордай Лапшицкий с благоговейной торжественностью снял с плеча Дмитрия Ивановича несуществующую пылинку, затем открыл у висящей рядом на стенке инкрустированной кустодии резную деревянную дверцу и вынул одну за другой две книги. — А вот, брат мой, две книги, почитаемые мною не менее Библии и сочинений Монгуша Бораховича Кенин-Лопсана.

«Д. И. Менделеев. Алкоометрия, или Определение достоинства спиртов», — прочитал Ванечка название у первой.

«Винокурение», — прочитал он на второй, автором которой был также Д. И. Менделеев.

Шамбордай Михайлович одну книгу убрал в кустодию, другую же положил на невысокий пюпитр, установленный на деревянной треноге напротив его кумира. После вытащил из пояса медную лягушку-плевательницу, установил ее на пюпитре, обмакнул в плевательницу указательный палец и перелистал в книге несколько десятков страниц.

— Вот, послушай, — сказал он Ванечке, назидательно посмотрел на него и вознес вверх палец, требуя особенного внимания: — «Винокурение служит к превращению на месте производства продуктов земледелия (картофель, кукурузу, свеклу, хлебные зерна) в вещество (спирт) более ценное, менее, чем они, весящее и содержащее только (воду, углерод и водород) начала, получаемые растениями из воздуха, тогда как все почвенные начала (азотистые и зольные), определяющие плодородность почв, остаются в барде и могут служить для откармливания животных и удобрения почв. Отсюда ясно видно, что, продавая спирт вместо хлеба и других продуктов земледелия, сельские хозяева могут не только получить высший доход, не только предохранять землю от истощения, но и умножат количество разводимого скота…»

— Каково? — сказал он, прервавшись, чтобы наполнить очередную рюмку, по счету уже седьмую. — Такие люди, как Дмитрий Иванович, составили славу русской науки, русской истории и всего отечественного хозяйства. Сейчас таких людей мало. Я, ты, кто еще? Не Чубайс же. — Он поднял рюмку, посмотрел кумиру в костяные глаза и громко сказал: — За тебя, Дмитрий Иванович! — Выпил, выдохнул благовонный воздух и вернулся к раскрытой книге: — «Винокурение важно для России не только потому, что „веселие пити“ считается свойственным русскому народу, но и вследствие того, что винокурение составляет отрасль промышленности, издавна известную у нас, а при должном развитии могущую покрыть весь западноевропейский спрос на спирт, ибо нет страны в Европе, которая могла бы столь дешево и легко производить ныне хлебный и картофельный спирт, как Россия…»

— Не могу дальше, — сказал он, захлопнув книгу. — За Россию больно, до чего ее довели, сволочи. Скорей выпьем, не то расплачусь.

Они выпили по восьмой. Ванечка Вепсаревич всё ждал, когда же тот приступит к лечению, но Шамбордай упорно, как полжизни не ступавший на твердый берег капитан разбойничьей шхуны, накачивал себя алкоголем. Девятую они выпили молча. После десятой Шамбордай надел на себя странные какие-то ордена — Ванечка до этого таких никогда не видел, даже на Леониде Ильиче Брежневе.

— Это, — пояснил Шамбордай, — Орден Синей Ленты, а это — Интернациональный Орден добрых храмовников. Мне, как кавалеру и того и другого положено надевать их перед всяким рискованным предприятием. Лучше надеть заранее, пока ээрень-разведчик еще не вернулся, а то негоже встретить смерть без регалий — вдруг небесные тэнгэрины подумают, что я их пропил или потерял.

Ванечка — может, от выпитого, может, от пережитых волнений — почувствовал вдруг тревогу — не за себя, за Машеньку, бывшую рядом с ним и одновременно далекую, как Китай, и кажущуюся беззащитной и уязвимой без его, Ванечкиной, защиты. Тревогу усугубили слова, сказанные Лапшицким о смерти.

— За какую же такую я зашел гору, за которую нельзя заходить? — спросил он заплетающимся языком.

— Метафора, — ответил ему Лапшицкий, наполняя одиннадцатую рюмку. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, вот он пьет, а дело стоит на месте. Дело же между тем стремительно движется к своему финалу. Непонятно только какого рода этот финал — трагический или счастливый. Это мне предугадать не дано. А на алкоголь не греши. Про алкоголь, как про покойника, — или ничего, или одно хорошее. Ибо что есть алкоголь? Алкоголь по-арабски есть «аль-кохоль» — что значит «чистая сущность вещей». Спирт же есть латинское «spiro» — дышать, жить. Он та самая панацея, искомая алхимиками древности. Я про алкоголь больше всех знаю. Вот у меня, смотри. — Он подвел Ванечку к книжному шкафу с мутным стеклом на дверцах и показал его содержимое.

Ванечка сощурил глаза, расфокусировавшиеся после десятой рюмки, и вчитался в названия на кожаных корешках:

Вопросы алкоголизма. Вып. 1–13;

И. Сеченов. Материалы для будущей физиологии алкогольного опьянения;

К. Бриль-Крамер. О запое и лечении оного;

Х. Я. Витт. О белой горячке или мозговой горячке от пьянства;

А. Л. Мендельсон. Учебник трезвости;

А. Л. Мендельсон. Итоги принудительной трезвости и новые формы пьянства;

Описание целительного декокта Рихарда Ловера;

Первушин С. А. Опыт теории массового алкоголизма.

Полкой ниже стояли книги медицинского и околомедицинского содержания, из которых Ванечка обратил внимание на следующие: