Леонид Борич - Случайные обстоятельства

• Название: Случайные обстоятельства
• Автор: Леонид Борич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Герои нового романа Леонида Борича «Случайные обстоятельства» — наши современники. Опытный врач, руководитель кафедры Каретников переживает ряд драматических событий, нарушающих ровное течение его благополучной жизни. Писатель раскрывает опасность нравственной глухоты, духовного мещанства.

В книгу входит также роман «Третье измерение» — об экипаже атомной подводной лодки.

---

Букреев улыбнулся:

— Офицеры стали регулярно бриться!

— Не все, Юрий Дмитриевич.

— Неужели устоял кто-нибудь?!

— Вы.

Он растерянно провел рукой по щеке.

— Хм-м... Действительно... Но кто-то же на корабле все-таки должен устоять?

— И на эту роль вы решили себя назначить?

— Командиру всегда должно выпадать самое трудное, — объяснил Букреев.

Сначала он чувствовал только досаду, что никак они не выберутся из этих ничего не значащих разговоров, из разговоров ни о чем, а теперь он уже просто злился: на себя — потому что не она же должна что-то менять, а он; на нее — потому что не мог понять до сих пор, как же она-то сама к этому относится, ко всему их разговору. То есть, вернее, к нему — как?

Была бы поглупее — тогда хоть что-то бы понял уже...

— Вам бы чуть поглупее быть, Мария Викторовна... — Получилось почти мечтательно, и Букреев смутился немного.

— И что бы тогда? — смеясь, но все-таки удивленно спросила Мария Викторовна. Положительно не могла она предвидеть следующего его поворота, не могла уследить...

— Но вам же нельзя — поглупее? — с сожалением спросил он. — Работа пострадает...

Пора, кажется, уходить, раз он уже о работе напомнил... И ничего-то он не понимает!..

— Ого! — взглянула она на часы. — Мне и действительно пора... Засиделась...

Она уже шла к дверям, легкая, изящная, и не видел Букреев никакой возможности удержать ее, хотя бы остановить...

— Мария Викторовна!..

— Да? — Это уже у приоткрытой двери, на самом пороге.

— Я хотел спросить... — Совсем он не знал, о чем он хотел спросить, ведь то, что вдруг пришло ему сейчас в голову и что он действительно хотел почему-то знать, нельзя было вот так просто спрашивать, да и не спрашивают об этом. — Нет, чепуха какая-то... — Он окончательно смешался.

— А вы спросите, — тихо сказала она с непонятной ей самой надеждой. Может, это был единственный случай, когда она сможет понять наконец... Что понять? Что?.. И почти с отчаянием она повторила: — Спросите!.. Спросите когда-нибудь...чепуху!

— Я... Я хотел узнать... Как ваше имя?

— Имя?! — Она ничего не понимала, чувствовала только, как губы не слушаются.

— Ну, как вас называют... если ласково? — Ему тут же стало стыдно за свой дурацкий вопрос, и все, что он мог сейчас, это попробовать улыбнуться, чтобы... чтобы хоть выглядеть перед ней не таким смешным.

Она постояла на пороге, увидела эту его улыбку — если он хотел сделать ей больно, он правильно улыбнулся — и вышла из каюты, осторожно прикрыв за собой дверь.

— Полез... — выругал себя Букреев.

Он растерянно сидел за столом, вспоминал ее взгляд перед тем, как она вышла: так презрительно никто еще не смотрел на него — и казался себе неуклюжим, глупым, очень некрасивым и страшно неудачливым человеком.

21

Если не сыграют тревогу, если не вызовет к себе старпом для уточнения суточного плана, если не поступят вдруг какие-нибудь ЦУ — «ценные указания», исполнение которых обязательно именно сегодня, до двадцати одного часа ноль-ноль минут (хотя завтра может оказаться, что кто-то чего-то недопонял, или слегка напутал в своем рвении, или на всякий случай перестраховался, и выяснится, что все эти указания можно было совершенно спокойно, без ущерба для дела, выполнить завтра), — если всего этого не случится, то, значит, служба на сегодня уже закончилась.

А вечер предстоял длинный, потому что кафе не работало, танцы, куда можно бы податься, ожидались только в субботу и фильм в Доме офицеров шел старый.

Филькин предложил сходить в бассейн поплавать, но Володин сослался на кашель (правда, не уточнил, что простыла Мария Викторовна, а не он, и Володин уже знал, что она не пойдет), а Редько, собираясь затеять стирку, сказал, что заходил уже в бассейн днем, когда был по своим делам в госпитале, пива в буфет не привезли, и они с Володиным согласились, что в бассейн поэтому идти не имеет смысла, тем более ясно было, что на соревнованиях штурман все равно займет первое место: противники плавали хуже.

Собрался идти один только Филькин: он был помоложе и к спорту относился с достаточной серьезностью. В дверях он столкнулся с дневальным, который принес свежие газеты. Филькин бегло глянул в одну из них и сразу обомлел, увидев свою фотографию на первой же странице. Он решил было спрятать эту газету, но точно по такому же экземпляру уже держали в руках Володин и Редько.

Можно еще было незаметно выскользнуть из каюты, что Филькин и собирался сделать, но дневальный, широко улыбаясь, сказал:

— Товарищ лейтенант, а тут вон ваш портрет напечатали!

— Да ну! — удивился Редько.

— Где это? — спросил в замешательстве Филькин, пытаясь тоже изобразить удивление, как и Редько. Нет, даже не удивление, а снисходительную вежливость к дневальному, который, стремясь обрадовать, сообщил не очень занимающую тебя новость.

— А вы, Петр Гаврилович, как раз рукой случайно закрыли, — указал заботливо Володин, который успел и портрет уже увидеть, и состояние Филькина понять, потому что когда-то сам через такое же прошел. Других лейтенантов штурман называл вне службы по имени, но Филькину всегда говорил не иначе как «Петр Гаврилович», памятуя, что для штурманенка он все-таки прямое, непосредственное начальство, да и труднее потом, уже на службе, отдавать ему необходимые приказания, если быть на «ты», но Филькин этой воинской мудрости пока еще не усвоил, и ему казалось, что Володин к другим лейтенантам относится лучше, чем к нему, ведь попадало штурману только за своего лейтенанта...

Пришлось уже убрать руку и развернуть газету в полный лист.

— Действительно... — ни к кому вроде бы не обращаясь, удивленно сказал Филькин, как будто сейчас только и увидел себя впервые. — Действительно... изобразили...

Получилось так фальшиво, что Филькин, сам почувствовав это, окончательно смешался, казня себя сейчас за мальчишеское легкомыслие, за то, что согласился когда-то фотографироваться, за честолюбивое свое желание увидеть себя во флотской газете, а потом послать газету домой, своим родителям, и... да, и одной знакомой, присочинив в письме что-нибудь достаточно ироническое, чтобы она не подумала, что он придает этому какое-то значение.

С фотографии не по-газетному четко смотрело нежное романтическое лицо с несерьезными пухлыми губами. Фотографировали его в конце лета, когда он только пришел на флот после училища, носил он тогда белую фуражку, а тут на голове была зимняя, по сезону, шапка, он не мог понять, для чего и как это они сумели в газете такое сделать, и от этой уловки ему стало стыдно. Первые строчки под фотографией Филькин сразу пробежал глазами и, не до конца даже уловив их смысл, почувствовал только, что написаны они слишком уж в приподнятом тоне.

— Хорошо, Петр Гаврилович, что вы хоть брюки тогда выгладили. — Володин лежал, закинув длинные ноги на спинку кровати, и внимательно, даже с преувеличенным вниманием, разглядывал фотографию.

— Что ж хорошего, — возразил Редько, — если все равно только по грудь сфотографировали. Брюк-то не видно. Мог бы и в неглаженых.

— Ты не понимаешь, — объяснил Володин. — Дело не в брюках, а в принципе.

— Да ладно вам... — сконфуженно проговорил Филькин. — Ну, сфотографировали... Подумаешь... С каждым бывает...

Но они не могли вот так сразу и отпустить Филькина: слишком долгий предстоял им вечер.

— А что это за лодку у тебя за спиной поставили? — заинтересовался Редько и начал искать на столе свои очки. — Старье какое-то...

— Так это же фотомонтаж, — заступился за свой портрет Филькин.

С пафосом, даже чуть подвывая, Володин прочитал вслух:

— «Лейтенант Петр Филькин служит на подводной лодке недавно. Не сразу приобретаются морские навыки, командирская хватка...» — Володин оценивающе посмотрел на Филькина. — Ужас-то какой! — вздохнул он, возвращаясь к газете. — Но — правильно замечено: не сразу... — Потом голос его наполнился металлом, и он, ткнув пальцем в сторону Филькина, не отрываясь от текста, почти прокричал: — «Но молодой офицер уверенно смотрит вперед!»

Редько обнаружил наконец очки, нацепил их, внимательно оглядел Филькина и потребовал:

— Ну-ка, Петя, взгляни вперед!.. Да чего ты все вбок смотришь? Другим небось, когда фотографировали, как надо смотрел, а когда нам — так брезгуешь?!

— Да ладно вам... — смущенно улыбаясь, сказал Филькин. — Делать вам нечего...

— Сережа, — заинтересовался Редько, — там есть «Счастливых тебе дорог, лейтенант!»?

— Есть, но уже в самом конце. А до этого...

— Стоп, стоп, — остановил Редько, — я сам. Надо память проверить... «Стремление преодолеть все трудности...» — Он задумался, вспоминая. — На этом... «на пути становления». Есть такое?

Филькин скосил глаза на газету. Такое — было...

— Удивительно, — сказал Володин. — Откуда ты знаешь?

— В свое время меня самого напечатали. Когда я первую свою операцию в море сделал. Потому и знаю. Только там вместо «командирской хватки» было «врачебное умение».