Хендрик Фертен - В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

• Название: В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС
• Автор: Хендрик Фертен
• Издательство: «ЯУЗА-ПРЕСС»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0024-7

Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».

Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года). Эти мемуары — «окопная правда» по-эсэсовски, жестокий рассказ об ужасах войны и погибших товарищах, о боях и походах, победах и поражениях, о жизни и смерти на Восточном фронте. Особый интерес представляет свидетельство добровольца СС о том, как отбирали и готовили солдат для «карманной армии Гиммлера». Эти «политические солдаты» проявили себя в сражениях с Красной Армией как отчаянные, умелые и абсолютно безжалостные бойцы. В отличие от немцев те из них, кто выжил на войне, не раскаялись до сих пор.

Данная книга неопровержимо доказывает, что наши деды и прадеды воевали не только с Германией и ее официальными союзниками, но фактически со всей Европой — вопреки «западническим» мифам «демократическая Европа» не только покорно сдалась Гитлеру, не только охотно работала на Вермахт, но и активно участвовала в «крестовом походе на Восток»: не секрет, что численность западноевропейских добровольцев, воевавших в Вермахте и Ваффен-СС, превосходила численность бойцов Сопротивления.

---

Боец, принявший теперь командование нашим патрулем, приказал мне бежать за помощью для раненого капрала. И я, как преследуемый охотниками олень, понесся к выходу из леса. В суматохе я упал, споткнувшись обо что-то, что показалось мне поваленным деревом. Через секунду я понял, что споткнулся о тело погибшего русского солдата. Его остекленевшие глаза были открыты и смотрели на бледную луну.

Задыхаясь, я добежал до передовых траншей. От волнения мне с трудом удалось вспомнить пароль. Я доложил о случившемся на командный пункт роты и вместе с двумя медиками вернулся к раненому капралу. Он к этому моменту уже периодически терял сознание. Мы отнесли его на ближайший пункт первой медицинской помощи. Но в ту же ночь наш капрал умер от полученных ранений.

Боевые будни с самого начала стали походить на ад. Но те, кто выживал, раз от раза все увереннее действовали на поле боя. Однако от смерти это спасало далеко не всех. Я и многие другие, достаточно честные перед собой, задавали себе вопрос: «Вернемся ли мы домой с победой?» Но вопрос этот был бесцельным, поскольку выбора у нас уже не было. Каждый день приносил новые и новые испытания.

Генерал Гудериан однажды сказал, солдат «должен выполнять свое дело, не отвлекаясь на посторонние вещи». Но эти слова уже не были актуальны для тех, кто сражался в центральном секторе Восточного фронта. Мы здесь в любом случае не могли позволить себе такую роскошь, как «отвлекаться на посторонние вещи». Битва за Москву была проиграна. Это понимали как мы, так и все остальные немецкие части, сражавшиеся между Орлом и Доном. Мне довелось слышать мрачную шутку о том, что в России наша победа замерзла до смерти.

Русские власти из Кремля начали широко распространять мнение, что немецкую армию ждет та же судьба, что и армию Наполеона, столкнувшуюся с непривычной для нее суровостью русского климата и природы. Однако мы, сидя в своих окопах, видели вокруг только бескрайние заснеженные равнины и мало знали о том, что происходит за пределами нашего сектора. Тогда, в декабре 1941 года, мы еще не подозревали, что совсем скоро нам придется сражаться на нашем участке уже даже не ради победы, а просто чтобы уцелеть.

Проблема во многом коренилась также и в том, что не существовало адекватных теоретических работ о ведении войны в условиях, с которыми мы столкнулись в России. Эта страна была такой огромной, что казалась нам бесконечной, и была населена народами, названия которых нам ни о чем не говорили. Из истории мы могли вспомнить только два примера войны на русской территории. Во-первых, проигранную кампанию Наполеона. Во-вторых, боевые действия во время Первой мировой. Реалии обеих войн содержали в себе бои в зимний период, когда противникам России приходилось противостоять огромным массам ее солдат.

Так же массированно на наши слабо укрепленные линии обороны наступали свежие сибирские и монгольские полки. Одетые в толстые ватные куртки с меховой подкладкой и теплые сапоги, они подползали к нашим передовым траншеям по ночам. И нам приходилось отступать с боями от одной деревни к другой. Ни днем, ни ночью у нас не было возможности соорудить себе сколь-либо серьезные укрытия. Рыть окопы в каменной от морозов земле с нашим очень плохим оснащением было пыткой, и нам мало что удавалось.

Наступление Красной Армии в декабре 1941 года привело к появлению немыслимых зигзагов и изгибов в немецкой линии обороны. Один из офицеров нашей роты показал нам на карте наше местоположение. Это была крайняя точка немецких позиций на востоке. Мы слышали от него географические названия Елец, город Ефремов, Русский Брод, Воронеж, но где все это было расположено относительно нас, мы не знали, да и не стремились узнать, поскольку нам это знание мало что давало тогда.

Наше зимнее обмундирование до сих пор не прибыло, поэтому мы, чтобы не замерзнуть, пользовались любыми покрывалами и меховыми изделиями, которые попадали в наши руки. Каждый надевал под свою летнюю униформу всю одежду, какая у него только была. Но даже при всех этих ухищрениях мы все равно жестоко страдали от холода. Если нам приходилось долго лежать на скованной морозом земле, многие сильно обмораживались. Раненые, которым не получалось быстро оказать помощь, порою замерзали до смерти. Только счастливчикам удавалось раздобыть русские валенки. Глядя же на зашнурованные кожаные ботинки, которые были у большинства, наши финские братья по оружию только качали головой и говорили, что мы можем «с тем же успехом бегать пo снегу, в носках». Более того, у нас даже не было меновых головных уборов. И под холодными стальными касками мы носили лишь вязаные подшлемники.

В Германии был объявлен сбор меховых изделий и других теплых вещей. Население откликнулось на этот призыв и жертвовало теплую удобную одежду, веря, что она поможет «мальчикам на фронте», когда они получат ее. Но, к сожалению, до нас доходила лишь небольшая часть этой одежды, в то время как горы теплых вещей оставались на сборных пунктах.

В ходе непрекращающихся боев численность фронтовых полков сократилась до трети от номинальной. Но мороз продолжал косить ряды тех, кто уцелел. От обморожений мы лишились едва ли не большего количества бойцов, чем в результате боев. «Общие потери немецких войск на Восточном фронте на декабрь 1941 года составили 750000 человек. Таким образом, немецкая армия в России лишилась каждого четвертого своего солдата, который был убит или ранен», — такова статистика, которую приводит Пауль Карелл в своей книге «Операция „Барбаросса“». В конце года к этой цифре можно было добавить еще 65000 бойцов, сраженных разнообразными инфекциями, которые стали следствием отсутствия возможностей для соблюдения элементарной гигиены. Только от тифозной лихорадки умерло около 800 бойцов. Обморожений, однако, было гораздо больше. На конец февраля в немецкой армии было зафиксировано уже 100000 случаев серьезных обморожений.

Советские войска также несли очень тяжелые потери, но для них это не было слишком критично, поскольку они обладали более чем достаточными резервами. Кроме того, замечу, что русские солдаты, в отличие от нас, были очень неприхотливыми. Это особенно заметно по их каждодневному рациону. В сумках, висевших у них на ремнях, был овес, из которого они на воде варили себе кашу. Помимо этого, в качестве сухого пайка русские часто носили с собой сушеную рыбу. Во время еды они часто запивали ее водкой из своих фляжек. Впрочем, водку они могли пить и в любое другое время дня. Курили они махорку, из которой сворачивали самокрутки, используя газеты вместо папиросной бумаги. А во время боев русские могли выдержать и выдерживали гораздо больше, чем любая другая европейская армия. Приведу лишь одну цитату на этот счет: «Восточный фронт был кошмаром для немецкого солдата. Русские сражались как примитивные, бездушные роботы. Их патриотизм и большевицкие идеалы вовсе не лопались, как мыльный пузырь, наоборот, их убеждения было очень тяжело поколебать. Русские командиры, ни секунды не колеблясь, начинали бой, даже если он обещал крайне высокие потери с их стороны. А их солдаты сражались до последнего вздоха, зачастую предпочитая самоубийство плену. К примеру, в безнадежной ситуации русская пехота применяла тактику гренадеров XVII века. Они формировали первую линию, которая шла прямо на пулеметы противника. Затем за телами убитых собиралась вторая линия, и русские продолжали идти вперед. Так повторялось вплоть до их последнего бойца, либо же до последнего патрона в немецких пулеметах».

Война с Советским Союзом очень скоро в своей жестокости и тяжести превзошла все прежние войны, проходившие с 1939 года. Ее целью стало полное уничтожение врага и безусловная капитуляция. Гитлер описывал эту кампанию как крупнейший военный поход в мировой истории, сравнимый с германскими походами, в ходе которых были разбиты opды Чингисхана в Силезии. Однако выживание на фронте давалось нам дорогой ценой. И лишь благодаря суровой подготовке, которая была у нас за плечами, мы теперь могли сражаться со столь неумолимым врагом, действуя под девизом «Ты или я!»

Очень скоро мы узнали, что русские расстреливают почти всех, кто попадает к ним в плен. Для нас стала кошмаром мысль о том, чтобы попасть к ним в руки. Они ведь даже отказались подписать Женевскую конвенцию 1929 года, регламентирующую отношение к военнопленным.

В декабре очень редко светило солнце. Но если небо во время заката было ясным, то мы особенно остро ощущали тоску по дому, глядя на солнце, скрывающееся за горизонтом. Многие немецкие солдаты в такие минуты, двигаясь в составе патруля или стоя в карауле, без слов прощались со своими возлюбленными и с далеким домом. На этой земле, казавшейся нам краем света, наша жгучая страсть к путешествиям бесследно испарилась, сменившись желанием вернуться на родину.

Почти каждый день промерзший сельский пейзаж вокруг нас скрывался в тумане, который рассеивался только к девяти часам утра. Окончательно рассветало только к одиннадцати утра. А к четырем часам вечера снова темнело. Поэтому по вечерам мы больше не старались с боями продвинуться вперед, а искали теплое место для ночлега. Для этого нам нужно было найти деревенскую хату. Только в ней мы могли пережить ночные морозы, которые порою были больше тридцати градусов. В те дни нашим пехотинцам пришлось преодолевать трудности, с которыми мы не сталкивались прежде. В том числе нам приходилось, несмотря на свою нелюбовь к этому, входить в деревни после наступления темноты. Без теплого укрытия от снега и ветра было невозможно выжить.