Ружка Корчак - Пламя под пеплом

• Название: Пламя под пеплом
• Автор: Ружка Корчак
• Издательство: Библиотека-Алия
• Жанр: О войне
• Год: 1977

Воспоминания Р.Корчак о пребывании в Вильнюсском гетто, позже в партизанских отрядах в Рудницких лесах. Много информации, снимков — наглядно и без прикрас описана роль части литовцев, поляков, украинцев, полицейских в гетто юденрата, советских партизан…

---

14 сентября утром Генс получил приказ явиться к начальнику гестапо Нойгебойеру. Вскоре от Деслера узнали, что Генс застрелен. Деслер утверждал также, будто начальник гестапо заявил Генсу, что «в гетто имеется организация евреев-партизан, боровшаяся с нами», и возложил на главу гетто ответственность за сопротивление.

Все ли правда в словах Деслера, мы не знаем. Но смерть начальника гетто безусловно предвещает беду, а возможно, и близкий конец. Генс свое дело сделал, и больше он им не нужен.

Остался Деслер. Опираясь на свои подлые связи с гестапо, он самоуправствовал под боком у Яакова Генса — теперь и он потерял уверенность. Немцы приказали ему занять место Генса и принять дела, но от страха за свою шкуру он бежал из гетто в заранее приготовленное убежище.

Впоследствии партизанка Минна Свирская по заданию командования отряда «Мститель» явилась на тайную квартиру Деслера в пригороде Вильнюса, но ее опередили немцы, которые набрели на его убежище случайно. Деслер получил пулю от своих немецких господ.

Отправка отрядов в лес продолжается. За несколько дней ушло пять групп — около 150 человек. Всем им предстоит добраться до Нарочи, в белорусскую бригаду Маркова. Перед ними — долгий трудный путь.

В трудные дни после решения об уходе в лес на улице Страшунь, на баррикаде состоялось заседание хашомеровской ячейки. Постановили, что уйдем последними. Мы хотели пробыть здесь, пока не уйдут все наши. Но в глубине души, пряча эту мысль от самих себя, мы ждали продолжения боя в гетто, который, может быть, окажется неизбежным. Все мы находились на баррикадах — и те, кто уходил, и те, кто оставался. Здесь совершались последние приготовления. Отсюда начинали путь наши ребята, не зная, доведется ли еще свидеться с оставшимися.

С баррикады ушел первый отряд. Его напутствовали слова командира:

«Еще немного, и вы отправляетесь.

В течение двух недель, что мы стояли здесь, на этом последнем рубеже, мы были не слишком щедрыми на слова. Молча мы сжимали холодную сталь, совершая про себя последнюю молитву: пусть враг подойдет к нам, пусть появится перед баррикадой. Выйти к нему навстречу в город нам уже не по силам. Но здесь мы еще способны до конца постоять за себя и за других. Однако властям гетто удалось все-таки убедить немцев, что им не стоит входить в гетто.

Грузовики не катят больше в Понары. Мы знаем — гестаповцам известно про Страшунь 6. И мы понимаем смысл их молчания. Они хотят депортировать евреев так, чтобы это имело вид добровольного отъезда, а уже потом стереть в порошок наши баррикады и нас самих.

Но такого боя не хотим мы!

Мы не желаем погибать за последний в гетто камень, да и не имеем права, ибо выросли и поднялись в бунте и задешево не отдадим жизнь.

Бойцы! Мы покидаем баррикады, так будем бороться в траншеях.

Смотрите — по ту сторону улицы — уже дома без дверей, уже окна, как мертвые глазницы, а толпы на тротуарах не только плачут, они нас жалеют и бросают в нашу сторону жалостливые взгляды. Послушайте их сострадательные разговоры — это о нас, добровольно обрекших себя на смерть.

И этих-то евреев мы любили, ненавидели, боролись, будили их. Но труднее всего вынести эту слепоту, которая поразила их в последнее время. Возможно, однако, что в одном они не ошибаются: Эстония — не Понары! Там ближе до фронта, а значит и до чуда освобождения. И может быть — дай бог, чтобы так было, — дорога теперь не ведет к неизбежной смерти.

А мы — мы уходим туда, где ежедневно гибнут люди в бою, и, быть может, день освобождения встретим не мы, а те, кого сейчас увозят. Но мы боролись не только ради того, чтобы сохранить жизнь, но и за то, чтобы вернуть ей потерянный смысл. И жизнь тех, кто останется, будет освящена этой смертью. Из-под земли к нам несется не дозвучавший до конца крик: не отступитесь! Вспомните: «до последнего дыхания» — так гласило наше первое воззвание. Было это давным-давно. Два года кровавой борьбы прошло с тех пор. Мы не отступимся до последнего дыхания. А быть может — и до рассвета».

Штаб назначил срок выхода последнего отряда. От командования Литовской партизанской бригады поступило распоряжение нашей боевой бригаде сосредоточиться неподалеку от Вильнюса на новой базе, которая послужит очагом партизанских действий в округе. Приказ этот был передан через городское подполье и явился для нас тяжелым ударом: если бы мы его получили за несколько дней до ухода отрядов! (Через несколько недель мы узнали, что этот приказ, роковым образом повлиявший на судьбу наших товарищей, семь дней пролежал в кармане у одного из членов подпольного горкома. Когда он, наконец, спохватился и передал приказ штабу ЭФПЕО, три наших отряда уже находились на пути в Нарочь, а из гетто были депортированы тысячи евреев.).

Новая база была расположена всего в 40 км от Вильнюса. Здесь можно было бы сконцентрировать сотни неорганизованных и безоружных евреев, для которых путь на Нарочь был закрыт. Теперь же большинство членов ЭФПЕО уже находились в Нарочи.

Новое распоряжение вызвало разногласия в штабе. Одни требуют послать последний отряд — вопреки недвусмысленному приказу — в Нарочь на соединение с основными силами бригады, чтобы сформировать там крупное еврейское боевое соединение; другие считают, что отныне наша задача — спасение возможно большего числа евреев, а это осуществимо только в том случае, если база не будет слишком удалена от Вильнюса. Поэтому стоит разделить силы ЭФПЕО.

Такое решение и вынес штаб.

Новая база означает новый маршрут. Штаб посылает Тайбл Гелблюм разведать дорогу и найти в городе проводников. Вместе с Полем Багрянским она уходит из гетто через подземную «малину» и берет направление на Рудницкие леса.

В четверг 23 сентября гетто снова окружили войска и полиция. К утру Китель сделал следующее заявление:

«Два года назад было основано вильнюсское гетто. Оно выполнило свою задачу. Отныне мы в нем больше не нуждаемся. Евреи Вильнюса будут переведены в Шауляй и Эстонию. Там не хватает рабочей силы».

В границах гетто нет ни одного немца. Еврейская полиция во главе с Беняконским (назначенным немцами на место Деслера) ходит по дворам и призывает евреев выходить из домов для отправки в Эстонию на работу.

Китель пообещал еврейской полиции перевод в Шауляй в качестве награды за организацию и аккуратное проведение эвакуации.

Приказ об эвакуации застал нас еще на улице Страшунь 6. Мы находимся в состоянии полной боевой готовности.

Штаб проводит последнее короткое совещание: если не удастся за несколько часов уйти из гетто, нас окружат. Гетто группами покидают последние его жители.

Шмулику Каплинскому приказано проверить подземные переходы и отыскать самое удобное для выхода в город место. Соня Медайскер, Витка и Зельда Трегер получают задание обеспечить в городе безопасный выход на поверхность и организовать переброску отрядов к месту назначения.

Шмулик вернулся в полдень и сообщил, что ценою больших усилий и риска несколько десятков человек могут пройти. Возможны, однако, и сюрпризы, которые нельзя заранее предусмотреть. В случае дождя никто не выберется живым из канализационных труб, потому что они узкие и крутые.

Штаб направляет первую группу на Немецкую 31. Там в механических мастерских — потайной вход в канализационную сеть. Туда надо добраться и нам. Каждый боец получает оружие, патроны, гранаты. Группы отправляются одна за другой. Страшунь 6 пустеет. Точно призраки бродят здесь последние из оставшихся на баррикаде. Спустя несколько минут исчезают и они.

Я покидаю баррикаду с замыкающей группой. Древние книги с пожелтелыми от старости страницами — безмолвные свидетели моих немых молитв и погребенных надежд — только они и останутся здесь со своей тайной. Теперь только они будут стеречь баррикаду. Я уношу с собой долю их сиротства и молчания в дорогу, смысла и конца которой не знаю…

Посреди улицы вдруг возникает мать Рашки и Блюмы Маркович. Она благословляет нас: «Идите, девочки, идите…» Мне худо от вонючей гари и дыма, но, глянув Рашке в лицо, я догадываюсь, что мне теперь легче: я уже давно без мамы.

Гарь и копоть разрушенных стен Страшуни преследуют меня, в горле першит, глаза слезятся, и я уже не могу понять, извне ли меня пропитало душной горечью пепла, или во мне самой что-то перегорело и кончилось навсегда.

Далека дорога до места сбора — двора, откуда нам уходить в лес. Между этим двором и первым воззванием пролегли почти два года. Два года, подаривших мне жизнь, полную борьбы, неудач, успехов и ощущения причастности к правому делу. Кончилось ли все это, или я просто не в состоянии видеть перспективу?

Над головой захлопнулся канализационный люк. Ноги вязнут в нечистотах. Мы — в подземелье. Надо мною — пустые улицы гетто. Впереди — длинный ряд бредущих гуськом фигур. Я не вижу лиц: в подземном канале — мрак, и цепочка людей извивается без начала и конца. С трудом понимаю чей-то обращенный ко мне шепот: «Нас 150, пройдем ли?» Спереди по цепочке передаются приказы: «Двигаться за светом!», «Вперед!» Бледный свет фонаря указывает дорогу: