Том Арден - Султан Луны и Звезд

• Название: Султан Луны и Звезд
• Автор: Том Арден
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016694-X

Это — мир Орокон.

Мир странной красоты, странной магии и странной религии. Мир извечного противостояния богов — и жестоких войн людей, богов-врагов почитающих.

Мир, в коем завершена уже — много веков как завершена! — первая эпоха, называвшаяся Расцветом, и наступила эпоха вторая — дни Искупления.

Мир, судьба которого заложена в пяти таинственных Кристаллах, что взял в предвечные времена мертвый бог Орок у детей своих, — в Кристаллах Мрака, Воды, Воздуха, Огня и Земли.

Мир, где начинает сбываться древнее пророчество в человеке, что отыщет и соберет воедино все пять Кристаллов, рассеянных по истерзанным войной землям Орокона...

Найдены уже — великой ценой! — Кристаллы Мрака и Земли. Настало время вернуть Кристалл Огня — камень пламенного бога Терона.

---

В какое чудовище он превратился! В какое богохульное чудовище! Когда-то он уверился в том, что никакого бога в Пламени нет, а теперь попытался обмануть этого бога, отречься от предназначенной ему судьбы. О чем он думал, решив, что сможет править луной и звездами? В то мгновение, когда он увидел, что его сын жив, Калед познал всю тщетность своих происков. Огненный бог вновь наказал его, и он знал, что это наказание — последнее. Вера предков переполняла сердце Каледа. Он лежал на каменном полу перед столпом яростного неугасимого пламени и просил у него прощения, лепетал, и стонал, и признавался в своей никчемности. Он был пешкой в руках судьбы, и не более того, и судьба распорядилась так, что он должен был умереть.

Наконец султан поднялся на ноги.

И бросился к Пламени.

Но тут из Пламени послышался визгливый хохот, и Калед попятился назад. Его словно бы отбросила невидимая преграда. Охваченный ужасом, он вновь распростерся на полу, а зловещее эхо все звучало и звучало:

— Глупец! Глупец!

Калед вскричал:

— О Всемогущий! Я... я не понимаю!

В ответ вновь раздался хохот.

— Так что же, в конце концов он просто исчез?

— Он и должен был исчезнуть. Мечты казались нам реальностью, но весь этот мир был нереален, он был соткан из мечты. — Джем вздохнул и провел рукой по бедру Каты. — О, Ката, а как часто я мечтал о тебе, как часто ты мне грезилась там! Вновь и вновь мне казалось, что ты рядом со мной, но я просыпался, и ты исчезала. О, только бы сегодняшняя ночь мне тоже не снилась. Если я проснусь и ты исчезнешь, я этого не переживу.

— Это не сон, Джем.

Они поцеловались — легко, но чувственно. Возлежа на ложе из цветочных лепестков, они пили нектар из золотых кубков и рассказывали друг другу свои истории. Слушая обо всем, что довелось пережить Кате, Джем порой вскрикивал от изумления. А когда она сказала ему о том, что Нирри убежала от тетки Умбекки, Джем не выдержал и расхохотался. Слушая о происках Полти, Джем едва сдерживал гнев. Он, сжав кулаки, заявил, что если ему доведется вновь встретиться с Полти, он его убьет на месте, без раздумий, голыми руками, если понадобится. Ката гладила Джема, умоляла его успокоиться и говорила о том, что Полти скоро встретит возмездие за свои мерзости, потому что внутри него поселился злобный демон.

О самом страшном Ката Джему рассказывать не стала, но и Джем Кате не все поведал. К примеру, он напрочь забыл упомянуть о знакомстве с однокашницей Каты по академии госпожи Квик, Джеликой Вене, ни словом не обмолвился о некоем заведении в Агондоне, известном под названием «У Чоки». Но какое все это теперь имело значение? И когда Ката, вздохнув, сказала о том, как ей жаль, что все это время они прожили в разлуке, Джем с ней согласился. Они снова поцеловались. Они не желали разлучаться. Много раз в ту ночь, то смеясь, то плача, они говорили о том, что теперь они — муж и жена.

И все это время горели кристаллы, словно бы благословляя их своим светом.

Ката вдруг отстранилась.

— Только одно тревожит меня.

— Что может нас тревожить? — проговорил Джем и указал на кристалл, который сиял между грудей Каты. — Как получилось, что кристалл у тебя, я даже не буду стараться понять. Но у тебя один кристалл, а у меня — второй. Утром придет Симонид, и тогда мы обретем третий. — Он сдвинул брови. — Но вот обретем ли?

— Я люблю тебя, Джем, но соображаешь ты плохо.

— Ката, что ты такое говоришь? Симонид видит будущее — ну, какую-то его часть. Он говорил мне, что утром появится Кристалл Терона, когда я буду стоять со своей супругой перед Священным Пламенем.

— С принцессой, — уточнила Ката.

— Я так и сказал.

— Джем, ты вполне уверен в том, что мы можем полагаться на Симонида? — Ката вдруг села и напряженно заговорила: — Я же тебе говорила, что у меня было видение? Я поняла, что должна пройти через все это, через эту свадьбу, и будь что будет. Но ведь Кристалл Терона будет явлен только в том случае, если принцесса выйдет замуж за принца. В каком-то смысле все так и было, понимаешь? Ты думал, что берешь в жены принцессу, а я думала, что выхожу замуж за принца. Но я не принцесса, а ты не принц. То есть ты принц, но не унангский. Думаю, нас пророчество не касается, Джем.

Джем закусил губу.

— Я об этом не задумывался.

— А я могу сказать единственное: остается только надеяться на то, что утром произойдет какое-то чудо, иначе нас ждет беда. Очень большая беда.

Джем на миг задумался.

— Значит, делать больше нечего, — с усмешкой проговорил Джем.

— О? — насмешливо отозвалась Ката. — Совсем нечего?

А потом в словах больше не стало нужды.

Тьма объяла зал Святилища Пламени, словно плотное, непроницаемое одеяло. Факелы здесь не горели, только сквозь расселину в скале сверху проникал бледный свет небес. Светила луна, и ее свет падал на бледное лицо Симонида, который сидел на полу посередине зала, скрестив ноги. Старик, погрузившийся в медитацию, был похож на мертвеца, забытого в темном доме.

Двенадцать старейшин Школы Имамов простерлись ниц по кругу около своего главы. Царило безмолвие, но и это безмолвие, как темнота, не было полным. Постоянно слышался нескончаемый негромкий рокот Пламени, пробивавшего себе путь наверх сквозь каменные стены, и звуки глубокого дыхания бдящих. Ну и конечно, порой раздавались иллюзорные звуки, которые мерещатся во тьме. Сознание тех, кто погружен в медитацию, отстраняется от реального мира, и это было хорошо, потому что иначе имамы были бы озадачены потрескиваниями и шорохами, звучавшими в глубинах ночи. Еще более их озадачил бы звук льющейся на камень жидкости и взволнованный, шелестящий шепот.

— Пф-ф-ф! Вот чего мне не хватало!

— Мне тоже! Ну и что теперь, Ойли?

— Майор-господин, одно тебе скажу: не отчаивайся!

— Я не отчаиваюсь, Ойли. Пока — не отчаиваюсь.

— Рассвет. Вот когда мы сможем обрести удачу. Как только в этой расселине блеснет первый луч зари, вход в брачные покои снова откроется. Тогда старик поднимется по лестнице, чтобы позвать новобрачных и отвести их к Пламени.

— Он пойдет туда один?

— Один, майор-господин, один.

— Но не сейчас?

— Нет, не сейчас.

Еще раз. Один, последний раз.

Над Священным Городом занималась заря, когда мать-Мадана тайком кралась к покоям принца. Она то и дело оглядывалась, обводила взглядом углы. Но в этом не было никакой нужды. Широкие, высокие дворцовые террасы были пусты. Не было слышно ни голосов, ни звуков шагов, кроме ее собственных. Сердце старой няньки часто забилось, когда она увидела дверь, ведущую в покои Деа. Она прислонилась к балюстраде, вдохнула аромат, доносившийся из висячих садов наверху. Слезы наполнили ее глаза...

Еще раз. Еще один, самый последний.

Ночное бдение оказалось ей не по силам. Стоя на церемониальной дороге в толпе паломников, мать-Мадана мысленно твердила себе о том, что ей нужно смириться и терпеть. Родится другой ребенок, и он будет подрастать, и это правильно и хорошо. Но нет. Никогда, никогда. Сердце матери-Маданы вновь и вновь горько страдало от ощущения несправедливости. Разве она могла стоять, томиться и ждать, когда на ступенях рубиновой лестницы вновь появится Деа, ставший мужчиной и супругом? Старушка с трудом выбралась из толпы. Ею владело единственное желание: еще раз вернуться в комнату, где жил утраченный ею ребенок...

Еще раз... Еще один, самый последний раз.

Мать-Мадана распахнула резные створки дверей. Свет заревых небес упал на пол, устланный роскошными мягкими коврами. Комната наполнилась красноватым полумраком, подобным свету восходящего солнца. Потом старушке бросился в глаза блеск округлого металлического предмета — наверное, то была лампа, молчащая и холодная. Мать-Мадана утерла слезы с глаз. Ее мысли метались, словно перепуганные зверьки. Она тяжело, часто дышала. Ноги плохо слушались ее. Она желала броситься на ложе своего любимца, вдохнуть сохранившийся запах его тела, сжать в пальцах его подушки...

Еще один раз. Самый последний раз.

— Деа, мой милый! Деа, это я, твоя Ламми!

Ложе было накрыто узорчатым покрывалом. На миг старушке почудилось, будто бы на ложе и вправду спит принц — здесь, куда она каждое утро приходила, чтобы разбудить его поутру. Мать-Мадана робко прикоснулась к покрывалу и вздрогнула. Что-то лежало под ним. Что-то твердое. Что-то холодное.

Она отдернула покрывало.

И дико вскрикнула.

А в следующее мгновение ее окружили пятеро щебечущих великанов.

Медитировать — это значит ощущать себя находящимся в двух местах сразу: в глубоких недрах пещеры собственного разума и одновременно — в свободном полете по пространству. Медитировать — это значит проникать сквозь иллюзорность этого мира, видеть место, где тяготы времени и собственной сущности более не властны над нами. Быть может, так выглядит состояние смерти, но оно не пугает, оно озарено негасимым, вечным светом.