Джулия Джонс - Чародей и дурак

• Название: Чародей и дурак
• Автор: Джулия Джонс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-01596-4

Настал последний час — час войны и предательства, час мучительного выбора — час, когда Добро и Зло сойдутся в последней битве. Настал час, когда исполняется таинственное пророчество. В неприступной твердыне Брен плетет свои черные сети безумный король — убийца Кайлок. Но посланный пророчеством воин Света, юный Джек, уже познал свое предназначение. Скоро эти двое встретятся в поединке, исход которого способен изменить закон самой Судьбы…

---

Почему-то они показались ему не столь привлекательными, как раньше. Места, конечно, темные, и возможностей представляется не меньше, чем будущему епископу, но он почему-то ожидал большего.

Немного разочарованный, Хват решил вернуться на рынок, но в этот миг что-то темное и пахнущее фигами опустилось ему на голову.

— Убивают! — завопил он во всю мочь. — Насилуют! На помощь!

Но его подняли на воздух, плотно обмотали голову мешком и унесли, вопящего, прочь.

Баралис волновался. Ночью он намеревался сделать то, чего никогда еще не делал. Нечто столь непредсказуемое и требующее такой затраты сил, что могло принести ему существенный вред.

Он был у себя. Уже смеркалось, но Кроп развел буйный огонь и зажег столько свечей, что было светло как днем. Новорожденный теленок лежал в медной ванне у ног Баралиса. Едва живой, он еще жалобно мычал, зовя мать. Кроп купил его утром прямо в родильном пузыре, но теленок уже терял тот особый глянец, что свойственен только новорожденным существам.

Рождение обладает особой властью. Это знали пастухи Великих Равнин, знал наставник Баралиса в Ганатте, и Баралис, сидя на расстоянии вытянутой руки от существа, сделавшего свой первый вдох всего девять часов назад, тоже познал это.

Чрево — это не просто ткани, мускулы и кровь. Это преграда между двумя мирами. По одну сторону — жизнь, бурная и порочная. По другую — начало существования, чистое, уязвимое, благостное. И когда эти стороны встречаются — отходят воды и мускулы, точно мощный пресс, изгоняют плод наружу, — рождается сила, и она передается новорожденному.

Ее питает тайная мощь яичников и кровь последа — ничто не имеет такой магической ценности, как жизнь, только что извлеченная из чрева.

Во время своего пребывания на Великих Равнинах Баралис видел, как пастухи использовали новорожденного младенца для приготовления лакуса. Для этого дела потребовались усилия шестерых мудрецов. Баралис и теперь помнил страшную мощь обратного удара, чувствовал на коже палящий жар и чуял запах горелого мяса — руки двоих из шести обуглились тогда до локтя. Он содрогнулся при одной мысли об этом. Позже мудрецы, упившись хлебным вином и валериановым корнем, говорили, что обряд прошел удачно. Что такое потерянные руки по сравнению с ценностью лакуса? Пусть мудрецы остались калеками — охотников племени нужно излечивать любой ценой. Баралис провел пальцем по губам — сам он никогда бы не осмелился ворожить с новорожденным младенцем.

Кроп приготовил и принес ему чашу, нож и порошок. Баралис сел на свой стул с высокой спинкой и стал смотреть, как слуга готовит детеныша.

С долгами плохо спится в одной постели — особенно когда ты задолжал Ларну. У жрецов этого острова счет короткий, и платы они требуют сполна.

Именно это он и сделает ночью: расплатится с ними сполна. Они поделились с ним своими секретами — теперь он должен потрудиться ради них. Пекарского ученика надо остановить. Он плывет на Ларн, чтобы уничтожить храм: если он добьется успеха, то недолгое время спустя заявится обратно в Брен. Ларн, конечно, ценный козырь в войне — он снабжает их сведениями, идущими прямо с небес. Но не это главное. Баралис мог бы покорить Север и без помощи оракулов. Нынче ночью он печется не только о возврате долга, но и о себе самом.

Джек — единственный, кто может всерьез помешать его планам. Этот юноша отмечен древним пророчеством, и власть его превосходит всякое воображение. Сперва он обратил время вспять, а прошлым летом уничтожил целый форт, пустив волну по всем Обитаемым Землям. Его нужно истребить — Баралис знал это так же твердо, как ребенок знает, что небо голубое.

Однако ночью небо к юго-западу от Ларна будет отнюдь не голубым. Оно будет чернее преисподней.

Баралис наклонился и вонзил в дрожащего теленка нож. Кровь брызнула на лицо и камзол. Теленок закричал как ребенок. Кроп стоял рядом, держа нагретую на огне миску. Баралис прикусил язык — сильно, чтобы извлечь кровь из глубины тканей. Сделав это, он противопоставил себя материальному миру. Тело отпустило его. Вылетев наружу, он встретился с душой зарезанного теленка — она ударила его словно копьем, и он содрогнулся.

Душой теленок еще не отделился от матери, но сила, присущая только ему, была громадна. Она несла Баралиса вверх. Сперва он растерялся, ошеломленный и опьяненный огромностью этой освобожденной его ножом силы. Но его воля, как всегда, приняла вызов, формируя и направляя стихийную мощь. Баралис точно Бог лепил ее по образу и подобию своему.

Стихия уже не вмещалась в комнате. Баралис перестал подниматься вверх и устремился наружу. Он заполнил собой весь дворец, весь Брен, весь Север. В этот раз он был не слабым соединением частиц, но смертоносным вихрем. Он несся вдоль побережья на юг, и там, где он пролетал, прилив обращался вспять.

— Вы говорили, капитан, — сказал Джек, — что идете на Ларн в третий раз?

Капитан бросил на него острый взгляд. Они плыли уже четыре дня, и Джеку казалось, что капитан при каждой их встрече изучает его, словно карту с отмеченным на ней кладом.

Сейчас они впервые оказались наедине. Таул был на палубе, где либо зубоскалил с Карвером, либо точил свои ножи. Рыцарь постоянно возился со своим оружием и последние два дня старательно мазал сталь жиром, оберегая ее от соли и сырости.

Бутылка с ромом всегда обреталась неподалеку от капитана, и он наполнил из нее две стопки. Как только он налил до краев вторую, корабль внезапно накренился на один борт. Янтарная жидкость выплеснулась на стол и остановилась у деревянной огородки.

— Ветер свежеет, капитан, — сказал Файлер, просунув голову в дверь.

— Ладно. Гляди там за ним.

Файлер кивнул и исчез, а капитан вернулся к рому.

Джек знал, что погода портится, — корабль под ногами ходил ходуном. Но это почему-то не вызывало в Джеке ни тошноты, ни головокружения, ни страха. Карвер сказал, что он прирожденный моряк. Взяв свой стакан, Джек снова спросил капитана:

— Так когда же вы побывали на Ларне впервые?

— И настырный же ты, парень, надо тебе сказать, — нехотя улыбнулся Квейн.

— Ну так выпьем за мою настырность, — с озорной усмешкой ответил Джек. — И за ваше знание моря.

— За море, — чокнулся с ним капитан.

Оба выпили до дна, и Квейн грохнул стаканом о стол.

— А-а. Каждый раз кровь быстрее бежит по жилам. — Он откинулся на стуле, просмаковал выпитое и только тогда продолжил: — Тот первый раз, когда я подошел к Ларну, едва не лишил меня моей должности. Было это больше тридцати лет назад. Я шел на большом торговом корабле «Благодатный бриз» — четыре мачты было на нем и команды человек сорок. Первый раз я шел на судне кормчим и трясся, точно медуза. Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, как это меня вообще подпустили к рулю. Но в Рорне как раз тогда начался расцвет, и торговцы брали любого, кто мог отличить нос от кормы.

Мы должны были идти вдоль берега в Тулей, выгрузить там шелковые нитки для их вышивальщиц и взять груз рыбы и моллюсков. Но как только «Благодатный бриз» покинул гавань, все пошло не так. Задул ветер с северо-востока — что само по себе уже странно, но странности на этом не кончились: компас начал чудить — он то вертелся как волчок, то застывал намертво, словно ржавый якорь. Потом поднялась буря…

Капитан Квейн покачал головой. «Чудаки-рыбаки» раскачивались вовсю. Снаружи слышался шум крепнущего ветра.

— Страшная буря — и сорвалась внезапно, откуда ни возьмись. Волны били в фордек, и в трюме открылась течь. Паруса сорвало с мачт, и трех человек смыло за борт. Буря длилась три дня — а когда она кончилась, я не лучше корабельного кота знал, где мы находимся.

Джек, слушая капитана, держался за стол, чтобы не слететь со стула. Вся каюта скрипела, а стаканы, книги и инструменты ездили по полкам, огражденным деревянными бортами. Лампа, висящая на стене, раскачивалась, словно подгулявший танцор.

Квейн, спокойный как всегда, продолжал свой рассказ, вскоре целиком поглотивший внимание Джека.

— Взял я тогда подзорную трубу и стал глядеть окрест. На горизонте увидел скалистый островок. Не найдя его на карте, я обратился к капитану. А он посмотрел сам и говорит: это, мол, остров Ларн, и лучше нам убраться отсюда поскорее, покуда мы не попали в лапы к самому дьяволу. Я развернул корабль мигом, словно лодочку, — нет никого суевернее, чем моряк в открытом море. Как только мы повернули обратно, я снова поглядел в трубу — и увидел ее.

— Кого?

— Девушку с Ларна. Она плыла в челноке без паруса и весел. Я сразу понял, что дело с ней неладно, ибо она лежала на дне без движения. Тогда я снова повернул «Благодатный бриз». Капитан стал клясть меня на чем свет стоит, и мы поругались. Он не хотел брать девушку на борт. Говорил, что она принесет нам несчастье и навлечет на нас проклятие. Тогда я говорю: это, мол, не случайно, что «Благодатный бриз» сбился с курса, — сама судьба предназначила нам спасти эту девушку. В спор вступила вся команда, и капитану ничего не осталось, кроме как согласиться. Моряцкое суеверие действует по-разному — мне удалось убедить матросов, что прокляты мы будем как раз в том случае, если оставим девушку на верную смерть.