Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

• Название: Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)
• Автор: Борис Солоневич
• Жанр: История

Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

---

И вот, гдe-нибудь в лeсу, в глухом уголкe стукнул выстрeл, а мнe, врачу-заключенному, подают "акт о смерти от болeзни".

Тихо и просто. И на волe нeт волненiй родных, и карательная политика ОГПУ удовлетворена. Родные могут даже получить копiю этого "акта о смерти ". Ну, что-ж. Жил человeк и умер от такой-то болeзни. Судьба...

Сколько таких вот людей, погибших от "тихаго разстрeла", гнiют в лeсах и трясинах "королевства ОГПУ"! 436

Пополненiе

На дорогe, перед воротами лагеря стоит нестройная волнующаяся толпа -человeк на глаз 400 -- это новое пополненiе, только что прибывшее из Ленинградской тюрьмы.

У ворот установлен столик. Каждаго вызывают по фамилiи, и он медленно проходит в ворота лагеря. Скольким из них суждено выйти из этих ворот на волю?

Толпу окружают вооруженные солдаты. Вездe мрачныя, утомленная лица, согнувшiяся фигуры, котомки, мeшки, узлы...

Привычным взглядом я ищу среди вновь прибывших интеллигентных людей. Они как-то особенно придавлены окружающим и особенно чутко реагируют на ободряющiя слова. Большинство новичков -- крестьяне, с покорной робостью подчиняющiеся грубым окрикам охраны. Бывших чекистов легко узнать по оттeнку беззаботности и наглости в поведенiи. Они здeсь "свои люди" и через нeсколько дней превратятся в "начальство"... Уголовники, воры, безпризорники -- оборванные, посинeвшiе -- мрачны, угрюмы, озлоблены. Тяжелая ругань и ссоры волнами прокатываются по их рядам. Небольшой кучкой сзади стоит группа в 30-35 женщин.

Я прохожу по рядам и отвожу в сторону больных с рeзко выраженной температурой. Эти пойдут в лазарет. Группа назначается для осмотра в амбулаторiю.

В прiемочном актe (лагерь принимает новых заключенных по спецiальному акту) я должен, в числe других пунктов, заполнить и такой -- "процент вшивости". Этот осмотр производится до крайности просто: я с фельдшерами осматриваем воротники 2-3 десятков заключенных и, в зависимости от "добротности" и количества найденнаго "населенiя", я заполняю требуемую графу. Обычно этот процент равен 30-40.

Проходя по рядам, я внезапно слышу возглас:

-- Борис Лукьянович! Не узнаете?

Из толпы мнe улыбается обросшее давно небритой щетиной, худое лицо какого-то низенькаго молодого человeка. Паренек радостно осклабился и, видимо, хочет выйти из рядов. Но я с равнодушным лицом прохожу, хотя 437 сердце у меня дрогнуло. Я помню этого паренька, моего стараго одесскаго прiятеля, с которым лeт 11 тому назад мы вмeстe сидeли в подвалe ЧК, а потом встрeчали день св. Георгiя под Севастополем.

-- "Гора с горой не сходится", а вот мы, совeтскiе человeки, встрeтились в концлагерe.

Через нeсколько минут я опять прохожу мимо. Удивленное, встревоженное и огорченное лицо Кости оборачивается в мою сторону.

-- Больных, товарищи, еще нeт среди вас? -- громко спрашиваю я. -Кто-то из безпризорников начинает скулить. Я провeряю его пульс и затeм, как-будто случайно оглядываю Костю.

-- А у вас, молодой человeк, почему такой вид? А ну, идите-ка сюда. Э-ге-ге! Да у вас температура. Выйдите-ка в сторону.

Костя начинает понимать мой многозначительный взгляд и молча подчиняется.

-- Петр Иванович, -- обращаюсь я к фельдшеру, -- запишите-ка этого в карантинное отдeленiе: подозрeнiе на тиф.

-- Как ваша фамилiя?

-- Рeпко Константин.

-- Ну вот, станьте в ту вот группу...

Горькая безпомощность

К вечеру в кабинет санчасти приходят люди, просящiе помощи.

Вот еще один -- худой и высокiй юноша, с рeзкими чертами напряженнаго лица, пятнами нездороваго румянца на щеках и впалой грудью, Не нужно даже перкуссiи, чтобы опредeлить у него туберкулез легких.

-- Посылок от родных вы не получаете?

-- Нeт, -- коротко и сухо отвeчает юноша.

-- Та-а-ак. А гдe работаете?

-- На кузницe... Я студент-технолог был раньше.

-- А на долго сюда?

-- 10.

-- А какая статья? 438

-- 58, 8 (террор).

Становится ясным не только медицинскiй дiагноз, но и бiологическiй и политическiй прогноз. С его легкими, статьей и приговором, без достаточнаго питанiя и с перспективой многих лeт среди болот сeвера на лагерных работах -- долго не прожить... ОГПУ и его лагеря особенно сурово относятся к совeтской молодежи, ушедшей в террор...

-- Вот что, товарищ... Я временно могу освободить вас от работ. Но лeчить и вылeчить вас у нас нечeм... Неужели никто с воли не может помочь вам посылками?

-- Что вы, доктор, все каркаете "воля, воля", -- грубо обрывает юноша. -- Было бы кому -- давно прислали бы... Ну, а что-ж мнe п о с л e вашего отдыха дeлать?

-- Если не сможете работать -- придется в инвалиды вас записать...

Худое лицо юноши передернулось болeзненной гримасой.

-- Ах, в инвалиды?... А потом в лeс на покой?... Понимаю...

-- Я вам рыбьяго жиру выпишу... Пока есть...

-- Ах, п о к а  е с т ь?... А потом?... Вы бы уж, доктор, не валяли дурака и сказали бы прямо -- аминь человeку... Честнeе было бы...

-- Почему же? -- мягко отвeчаю я... -- Как нибудь устроитесь с питанiем... На болeе легкую работу станете...

Юноша как-то злорадно смeется и пальцы его сжимаются в кулаки.

-- Ах, "как-нибудь"... -- каким-то свистящим шепотом повторяет он и потом яростно вскрикивает: -- Будьте вы прокляты... вы всe!.. -- и, хлопнув дверью, выбeгает из кабинета..

Я остаюсь один, подавленный безвыходностью судьбы этого юноши и яростью его вспышки.. Проходит нeсколько молчаливых секунд, и в двери стучит слeдующiй. Еще одна капля человeческаго горя сейчас пройдет перед моими глазами... И я безпомощен перед этим каскадом боли и горя людского, ибо я сам только пeшка в этой окружающей нас стихiи жестокости и бездушiя... 439

У меня, как Начальника Санитарной части, есть право держать 30 человeк в теченiе мeсяца на пониженной нормe труда. Вот этих нeскольких человeк я могу зачислить во временную команду слабосильных... Ну, а что с ними будет дальше? А что с тeми, что еще ждут очереди в корридорe? Может быть, не всe они знают, что я ничeм не могу им помочь, что я тоже винтик бездушной машины, что я обязан поставить им в формулярe роковое слово "инвалид"...

И через нeсколько дней придет конвой и поведет их в какой-нибудь инвалидный пункт, втиснутый гдe-нибудь в самой глуши, между болотами...

Хорошо еще, если им там помогут и пришлют денег или продовольствiя. А если нeкому прислать? Долго ли проживут они в этих инвалидных пунктах? И вот, каждый день стоят люди в корридорах, думая, что медицинскiй осмотр облегчит их положенiе. И десятки людей смотрят в мои глаза.

Но развe я могу им сказать, что совeтскiй концентрацiонный лагерь безпощаден к тeм, кого он использовал и из кого он выжал всe силы. Что я не могу спасти всeх, что я могу немного помочь только единицам...

Но выбирать эти единицы из сотен одинаково несчастных -- развe это легко?...

Непокорная молодежь

В маленькой карантинной палатe лежит в одиночествe и, видимо, наслаждается отдыхом Костя. Он уже побрился присланной мною бритвой и читает какую-то книгу. По выраженiю его лица замeтно, что для него этот отдых давно небывалое явленiе.

Он немного настороженно встрeчает меня, но на этот раз я крeпко обнимаю его, и он отвeчает таким же сердечным поцeлуем.

-- Ну, и напугали же вы меня, дядя Боб... Прямо в холодный пот вогнали... Я уж только потом понял...

-- Да дeло ясное... Без блата ни до порога, а с блатом хоть за море... А при всeх блат нельзя показывать. . Надо осторожно... Тут шпiонов кругом полно... Вот полежите здeсь денька два-три, а потом увидим... А то 440 завтра, может быть, погнали бы вас в лeс... Ну, разскажите прежде всего -на сколько?

-- Красненькая... (10 лeт).

-- Ого, а за что? Костя морщится.

-- Статья плохая -- 58, 8.

-- Ишь ты... Совсeм серьезно... А на кого же вы террор наводили?

Костя не поддерживает моего шутливаго тона.

-- Серьезное дeло было... Сталина пристрeлить хотeли... На первомайском парадe с крыши ГУМ'а. Да засыпались... Человeк 50 в расход пошло...

-- Здорово... А много вас всего было?

-- Да ребят полтораста...

-- А каких ребят?

-- Да все комсомольцы... Эх, не удалось, чорт побери... Ну да ничего: не мы, так другiе...

В голосe юноши досада, как будто разговор идет о проигрышe спорт-состязанiя.

-- Что это у вас такой зуб против Сталина.

-- Тут, Борис Лукьянович -- не зуб, а хуже. Вам-то что -- вы-то ему сразу не вeрили... А мы -- комсомольцы -- сколько мы своих сил и жизней в пятилeтку вложили... вeрили, дураки, что потом рай соцiалистическiй настанет... Ну, а нас на раскулачиванiе погнали. Не дай Бог никому видeть то, что мы видали. Сколько народу погибло... Нашего русскаго народа. И вeдь какого! Кулаки эти -- лучшiе крестьяне... Эх... "Весь изъян на крестьян"... Вeрно, их и здeсь много?

-- Процентов до 70. Мало кто из них здeсь, вот, в центральных пунктах пристроился. Большинство -- лeтом на торфe, весной на -- сплавe, а зимой -- на лeсозаготовках...

-- Ну, а всего-то здeсь много народа?

-- Не мало, что и говорить... Когда я в Соловках в 1928 году сидeл, по всей Карелiи вмeстe с Соловками тысяч до 18 было заключенных.