Дмитрий Хабибуллин - Тот День

• Название: Тот День
• Автор: Дмитрий Хабибуллин
• Жанр: Научная Фантастика

Череда обычных действий, которые вы привыкли делать изо дня в день семь дней в неделю 365 дней в году. Поход на работу, поездка на дачу на выходные, путешествия на море с семьей в летний отпуск, празднование Нового года, дней рождений вашей жены, детей, близких.

Год за годом, неделя за неделей, день за днем жизнь шла своим чередом, принося вам радость и грусть, успехи и разочарования, победы и поражения.

И вдруг все исчезло… Нет больше ни работы, ни отпусков, ни Нового года, ни семьи. Сама жизнь стала какой-то нелепой случайностью в мире, буквально в несколько мгновений изменившемся до неузнаваемости. Старые идеалы рухнули, а новых нет, кроме, разве что, выживания. Земля больше не дом для человечества. Теперь человек должен показать, на что он способен и способен ли на что-нибудь. Доказать новому миру, что готов преодолеть любые препятствия ради выживания. И в конце концов осознать, что разница между утраченным миром и новым совсем невелика…

---

— Не стреляйте. Я… Я человек, меня можно не бояться. — решив, что прятаться, смысла больше нет, громко произнес Соколов, но из-за лавочек предусмотрительно не встал.

Полковник был в крайне неудобном положении. Подняться он не мог, а с его позиции мало что простреливалось. К тому же, противник мог обойти его с любой стороны, и полковник даже не знал, откуда его ждать.

“Совсем как мальчишка попался. И чего ты поперся?” — корил себя Андрей.

— Я Соколов, командир противовоздушных. Пятьдесят лет здесь живу, если вы местный, то должны знать меня. Повторяю: не стреляйте.

— Андрюша, ты что ли? — отозвался низкий старческий голос. — Ты в своем уме?

— В своем… — Запнулся Соколов, и, смекнув, продолжил: — Обаму выбрали на второй срок, шестью восемь — сорок восемь, сейчас двадцать девятое ноября две тысячи двенадцатого года, половина десятого. Достаточно?

Последовала пауза, и старик лаконично ответил:

— Достаточно.

Арнольд Шторн был местной достопримечательностью и не только потому, что весной двенадцатого ему стукнуло девяносто. Судьбы таких людей нередко ложатся в основу романов и сценариев для кинофильмов. Однако о жизни старого Арни, как ласково называли его жители городка, знали немногие, а ровесников у него и вовсе не осталось.

Старик старался не волноваться и вдыхать сжатый воздух из больших баллонов за его спиной как можно реже. Повышенный уровень кислорода кружил голову, и дабы отвлечься от мысли, что в темноте кладовой медленно разлагается дюжина трупов, Шторн вновь и вновь погружался в далекие воспоминания.

В сорок первом Арнольд окончил Баварскую Техническую Высшую Школу, позже переименованную в Мюнхенский технический университет. Учебное заведение вселило в молодого человека веру в будущее. Ведь даже сам Вильгельм Мессершмидт читал ему лекции. Однако надежды его не оправдались. Мир был охвачен огнем войны, и, получив инженерские корочки, Арнольд был вынужден отправиться на фронт.

В июле сорок первого под Оршой грянул гром. Реактивная батарея капитана Флерова дала свой первый залп, и лучшие инженеры рейха были отправлены изучать захваченные образцы новой техники врага. Сталинский орган, так прозвали немцы русские Катюши. В число лучших затесался и молодой специалист по фамилии Шторн. Экспериментальное конструкторское бюро было развернуто в захваченном Минске и вплоть до третьего июля сорок третьего, когда командование приказало всем покинуть город, Арни трудился в столице БССР. Эвакуация прошла не очень успешно. Поздно их предупредили, и самолет Арнольда был подбит. Весь в дыму, приземлился он на поля под Минском.

Далее был плен. Допросы, бесчисленные переезды из округа в округ, из комендатуры в комендатуру. Менялись следователи, а вместе с ними и методы допроса и, в конечном счете, вердикт: труд во благо Советам. Образованных, полезных государству пленных, не истребляли и даже не отправляли в лагеря. Коммунисты умело использовали их знания, и по иронии судьбы на принудительные работы Арнольд Шторн вернулся в Минск.

Первые пять лет — на правах раба. Затем — паспорт советского гражданина, а еще чуть позже — любовь советской девушки. Вот что получил немецкий инженер от этой земли. Первое время Шторн работал консультантом по техническому оснащению на Дормаше. Затем была работа на военно-воздушные силы. Проект по усовершенствованию бортовых самописцев. В пятьдесят девятом “черные ящики” и забросили его в молодой и по тем временам ультрасовременный аэродром Шаталово. Здесь он и пустил корни и Людмилу (которую он встретил в Минске), объявил своей женой.

Кроме работы на авиацию Шторн успел поучаствовать и в разработке инфракрасных систем пеленгования для ракетных войск и даже в проектировании устройств контроля первого энергоблока Смоленской АЭС. В общем, богатой была его жизнь. Арнольд пережил свою жену, которая оставила ему троих замечательных детей, а те, в свою очередь, внуков. И вот вчера, двадцать восьмого ноября две тысячи двенадцатого, немецкий инженер, ставший советским гражданином, пережил и остальное человечество. В масштабности катастрофы он не сомневался.

— Не стреляйте. — повторил забавный полковник, за которым следил Шторн последние десять минут.

— Ты в своем уме? — ради шутки спросил Арнольд и еле сдержался, когда Соколов принялся лихорадочно перечислять факты из различных областей знаний.

— Достаточно. — остановил офицера старик.

Соколов встал с поднятыми руками, но никого не увидел.

— Дедуля? Арнольд? Я надеюсь, вы не забыли, что я человек? — перестраховался полковник.

— Я что тебе, маразматик какой? — донеслось из-за двери, куда вели кровавые следы. — Сейчас, погоди, выползу. Темно, как в одном месте.

Дверь открылась, и из проема начало выходить что-то оранжевое с большой головой и старой берданкой наперевес. От неожиданности Андрей чуть было не спустил курок Калашникова, но Арнольд вовремя пробасил:

— Дружок, дуло то отведи, не то закончиться наша встреча.

— Простите, — спохватился полковник, — просто не каждый день человека в оранжевом скафандре увидишь. — улыбнулся старику Соколов, и в сердце его защемило.

— Погоди с объятиями, — перебил радостные мысли полковника Арнольд. — У меня и для тебя комплект есть. Только поменьше вопросов, я все чуть позже объясню. Пока просто оденься. — сказал старик, вытаскивая из темноты кладовой, внушительного размера ящик со знаком радиации.

Доверившись старому немцу, полковник начал было надевать скафандр, поверх своей одежды, как Шторн остановил его.

— Нет, на голое тело. Одежда заражена.

— Дед, температура же градусов тридцать ниже нуля. Глупо будет после всего от холода помереть. — запротестовал Соколов.

— Одень, говорю, на голое тело. Ткань не пропускает ни тепло, ни холод. Просто поверь мне. — устало ответил Арнольд.

Полковник застегнул последний замок на поясе поверх которого щелкнул еще один — для герметичности первого. Комплект был на удивление полным, и Соколову прежде не доводилось видеть такие костюмы. На спине — аппарат со сжатым воздухом, на голове — большой шлем с двумя фонариками по бокам и системой радиосвязи внутри. И даже странные тяжелые трусы и стельки входили в ярко-оранжевый комплект.

— Что ты знаешь о радиации? — задумчиво спросил Арнольд, когда они уселись на скамье в первом ряду храма, прямо напротив алтаря.

— Ну не могу сказать, что имею глубокие познания в этой области.

— Валяй, расскажи все. — попросил Шторн, и Андрей понял, что старику лучше подыграть.

— Ну, в результате распада ядер возникает ионизирующее излучение, — начал полковник. — Насколько я помню, этого самого излучения бывает три разновидности: альфа, бета и гамма. Альфа — самые тяжелые частицы, бета — поток электронов и гамма — фотоны. Наиболее опасное вроде бы гамма излучение, так как проникающая способность фотонов…

— Неплохо для вояки, — перебил старик разгорячившегося Соколова. — А уровень радиации в чем измеряется, знаешь?

— По-моему, есть разные единицы. Помню только Кюри и Рентгены. — задумался Андрей.

— Да, да…. Еще Зиверты и другие. Но нам они абсолютно не нужны. В общем представление у тебя имеется, тогда начнем. — произнес Арнольд, доставая из чемоданчика, где был упакован скафандр полковника, небольшое устройство.

Прибор был как и костюм, ядовито-оранжевого цвета и состоял из двух частей: коробки, похожей на ручное радио с аналоговой стрелкой и шкалой посередине, и небольшой черной трубки, соединяющейся с ящиком спиралевидным проводом.

— Это счетчик Гейгера. — указывая пальцем на аппарат, пояснил Шторн.

— Он измеряет уровень ионизирующего излучения в рентген-часах. Норма — около двадцати микрорентген в час. Теперь смотри. — сказал старик, включая прибор.

Стрелка счетчика начала подниматься. И когда перевалила за отметку ”четыреста”, по коже Соколова пробежал холодок.

— Да, почти шесть сотен. И это в помещении. — увидев страх в глазах полковника, подтвердил Арнольд и добавил: — Вот поэтому-то без костюмов пропадем.

— Откуда они у вас? Нет, я конечно слышал, что в начале девяностых вы работали над Смоленской электростанцией, но целых два комплекта? — поинтересовался Андрей.

— Слушай полковник, не строй из себя глупца. Ты же знаешь, как устроен мир. Мы работали над станцией, вкладывали свое время и силы. И неужели ты думаешь, что те, кто создавали этого ядерного гиганта, не позаботились о своей собственной безопасности? Там же чертовых четыре энергоблока! — грубо ответил Арнольд, и, кивнув на стрелку счетчика, старик добавил: — Скорее всего, причина кроется именно в них.

— И сколько мы так протянем, если это второй Чернобыль? — смотря на большое распятье висящее за алтарем, спросил Соколов.