Ричард Хьюз - Лисица на чердаке

• Название: Лисица на чердаке
• Автор: Ричард Хьюз
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1981

---

Но он должен добраться до капитана Геринга, должен сообщить ему…

В саду неподалеку от «Бюргерброй» коричневорубашечники расположились биваком, но из-за пронизывающего холода никто не спал, и, когда Лотар начал пробираться между ними, уже забрезжил рассвет — холодный, серый, с редкими хлопьями снега. В «Бюргерброй» сбился в углу в кучку духовой оркестр — из тех, какие нанимают для торжественных случаев. Музыканты только что прибыли, все они были еще в пальто и с инструментами в футлярах и о чем-то громко спорили; вид у них был голодный и упрямый, из носов текло. Их силком загнали в зал, где только что происходил митинг и сейчас еще было полно «коричневых рубашек», расположившихся среди беспорядочно сдвинутой мебели. Но оркестранты требовали, чтобы им подали завтрак. И без этого отказывались играть; и при слове «завтрак» у Лотара до боли засосало под ложечкой.

Тут кто-то сжалился над дрожавшим от холода Лотаром и, подтолкнув его к двери в гардероб, посоветовал ему не теряться. Гардероб все еще был забит оставшимися с вечера цилиндрами, меховыми накидками, шинелями, парадными портупеями…

— Так торопились, что все побросали, — произнес чей-то насмешливый голос. — Вся баварская знать собралась тут, а когда мы сказали «цыц!», живо пустились наутек, как кролики. Выбирай, что тебе по вкусу, приятель.

Это произнес невысокий тучный коричневорубашечник с добродушным, веселым лицом. В частной жизни он был атеист, владел табачной лавочкой и не испытывал почтения ни перед богом, ни перед людьми, а сейчас был крепко пьян, хотя это и не бросалось в глаза. Ему показалось забавным обрядить Лотара в подбитую мехом генеральскую шинель со всеми генеральскими знаками отличия. Заметь Лотар эти эмблемы, самая мысль о таком кощунстве испепелила бы его честную немецкую душу, как рубашка Несса. Но его новый приятель вливал ему в эту минуту в горло кружку горячей жижи, отдаленно напоминавшей кофе, и Лотар ничего не заметил. Он должен сейчас же, немедленно увидеть капитана Геринга по поводу этих винтовок… Но никто, по-видимому, не знал даже, здесь ли Геринг. Впрочем, Лотару сказали, что кое-кто из вождей только что вернулся после рекогносцировки в город и находится в комнате наверху — Гитлер там и генерал Людендорф…

И Лотар, немного отогревшись, совершенно беспрепятственно двинулся вверх по лестнице. Длинная генеральская шинель доходила ему до пят, но под шинелью он все еще был мокр хоть выжми, и ноги его в одних носках оставляли мокрые следы на ковре.

Он должен найти капитана Геринга…

Наверху в полутемном коридоре Лотар столкнулся со спешившим куда-то вестовым и повелительно остановил его:

— Где они? Я с докладом!

— Пожалуйста сюда, ваше превосходительство, — сказал вестовой, отдавая честь (но Лотар этого даже не заметил — так он был погружен в свои мысли: ведь кто его знает, может быть, эти винтовки уже попали в чьи-то доверчивые руки!). Вестовой тут же провел его через небольшую комнату, где стояло пианино и несколько нотных пюпитров — все сдвинутое в угол, чтобы очистить место для высокой, в человеческий рост, груды каких-то свертков, — и отворил дверь.

— …качаться на фонарных столбах на Людвигштрассе, — донесся из комнаты чей-то нервный, визгливый возглас.

22

В полном смятении Лотар приостановился на пороге. Геринга там не было, и к тому же он сразу понял, что это никакой не военный совет: в комнате было всего двое людей, и оба — в штатском. Сквозь густую пелену табачного дыма Лотар разглядел тучного пожилого господина с пухлым двойным подбородком, скрывавшим отсутствие шеи; плотно утонув в кресле, пожилой господин солидно посасывал красное вино, попыхивая между глотками сигарой, и смотрел прямо на Лотара — тусклым, каменным взглядом из-под набрякших век, — смотрел не видя; должно быть, взгляд его просто был уже устремлен на дверь, прежде чем она отворилась. Полуоткрытый дряблый рот под серой щетиной усов был похож на рыбий, и старик то и дело ронял пепел сигары на свою охотничью куртку. Позади него в глубине комнаты невысокий, невзрачного вида субъект, стоя к Лотару спиной, исступленно грыз ногти и судорожно поводил плечами, словно какой-то шутник засунул ему что-то за шиворот…

Нет, Лотар не мог попусту тратить здесь время: он должен сейчас же найти капитана Геринга и сказать ему, что эти монастырские винтовки никуда не годны — из них вынуты бойки.

Лотар попятился назад, оставив дверь открытой. Но в соседней комнате вестового уже не оказалось, и Лотар приостановился, не зная, что предпринять.

Сегодня мы будем качаться на фонарных столбах на Людвигштрассе! Все произошло столь мгновенно, что эти с театральным пафосом произнесенные слова, казалось, еще звучали в продымленном воздухе.

— Тем не менее мы выступаем, — с оттенком презрения и неприязни отрезал в ответ сидевший в кресле.

Лотар прирос к месту: этот голос был ему знаком, да и как он мог не узнать лица? Это же генерал Людендорф! В таком случае тот, другой… На митингах с подмостков его голос звучал совсем иначе, и все же это, конечно, он …

Там, за дверью, Гитлер резко обернулся:

— Но они откроют стрельбу, и тогда все пропало — мы не можем сражаться против армии! Говорю вам, это конец! — И словно забыв, кто его собеседник, Гитлер прибавил, как бы размышляя вслух: — Если мы обратимся к Рупрехту, может быть, он вмешается?

Ведь этот их совершенный экспромтом переворот уже потерпел крах. Одураченный «залогом искренней преданности» — этими бесполезными винтовками, Гитлер выпустил Кара из рук, после чего Кар, Лоссов и Зейсер, весь всемогущий триумвират, оказавшись вне досягаемости для Гитлера, повернули против него. Принц Рупрехт, заметив на поверхности потока огромную тень Людендорфа, решительно отказался проглотить гитлеровскую приманку и попасться на крючок, и это было для Кара решающим. Лоссов практически находился под арестом у собственного городского коменданта, пока не заявил о своей готовности повиноваться Берлину. Точно так же и Зейсер поспешил исполнить волю полицейских сил, которыми он командовал, и теперь «Кампфбунду» оставалось только либо сдаться на милость победителя, либо быть разгромленным.

Все новые и новые правительственные войска всю ночь продолжали прибывать в Мюнхен, и «Викинги» уже перешли на их сторону. Нацисты еще держали в своих руках ратушу — хотя от этого едва ли было много толку, — а Рем со своим «Рейхскригсфлагге» захватил местное отделение военного министерства, откуда не мог теперь выйти; все же остальные общественные здания находились в руках триумвирата. И железные дороги, и телефон, и радиостанция — все было захвачено ими. Никто из нацистских лидеров даже не подумал о том, чтобы овладеть этими жизненно важными объектами: трудно было представить себе более непродуманный, более наивный, лишенный всякого плана coup d'etat.

Поступали сообщения, что на Одеонсплац уже сосредоточены войска с полевой артиллерией.

Лотар, никем не замеченный, снова заглянул в дверь. Генерал все так же каменно, словно статуя, восседал в кресле, как на коне, и взор его все так же недвижно был устремлен в одну точку, только теперь ниже — на ковер в дверях.

Генералу Эриху Людендорфу было всего пятьдесят восемь лет; он был далеко не такой «пожилой господин», каким показался Лотару, однако его мозг, так же как и его мышцы, несколько окостенел. В наше время предвзятые представления укореняются глубоко и их не так-то легко поколебать, если же они рушатся, на их месте остается зияющая брешь: предательство Кара Людендорф еще в состоянии был осмыслить, ибо Кар — человек штатский, и к тому же католик, — якшался с кардиналами, а у таких господ и понятия о чести тоже… кардинальские, но чтобы Лоссов, главнокомандующий баварской армией, мог изменить своему «слову Немецкого Офицера», это уже не вмещалось в сознание генерала Людендорфа, это нарушало все его представления о мире!

Старому миропорядку пришел конец, и старый военачальник это понимал, но ничто не отразилось на его одутловатом лице, словно эта пухлая, округлая плоть была лишена всякой органической связи с нервами, мускулами, сухожилиями и мозгом; генерал сидел, без малейших признаков удивления глядя на мокрые пятна, оставленные на ковре ногами немецкого генерала в полной форме, но без сапог.

— Что? Мы выступаем, — повторил Людендорф. В голосе его была львиная твердость, и на этот раз слова прозвучали, как приказ.

Но когда он произнес «мы выступаем», это следовало понимать не в военном смысле (тут же пояснил он). Ни одному военному и в голову не придет пытаться захватить Мюнхен — или хотя бы освободить Рема, осажденного в здании военного ведомства, — таким способом, который предлагает он, Людендорф: выступить с тремя тысячами людей и провести их по узким улицам Старого города, колоннами по шесть человек в ряд, как школьниц на прогулку. Но умный (и умеющий рискнуть) политик сделать такую попытку может.