Николай Рогаль - На восходе солнца

• Название: На восходе солнца
• Автор: Николай Рогаль
• Издательство: Издательство «Советская Россия»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1969

Роман переносит читателя в 1918 год, делает его свидетелем бурных революционных событий на Дальнем Востоке в период перехода власти в руки большевистских Советов. Широк охват жизни в романе. Читатель знакомится с различными социальными слоями тогдашнего общества, проникает в самую кухню контрреволюционных заговоров, познает суровую силу трудового народа, рожденную в борьбе. В центре повествования находятся большевики-ленинцы Савчук, Логунов, а также юный Саша Левченко, выходец из богатой семьи, сумевший найти дорогу в революцию.

---

— Молодец, кум! — орал с места Иннокентий и буйно топал ногами. — Вот кого надо в войсковое правительство.

— Кумовей? — опять спросил сзади Коренев и пошел вперед. В тесном проходе между скамьями он разминулся с Архипом Мартыновичем. Тот смерил его сердитым взглядом.

— Красиво тут расписал наше житье Тебеньков: рай земной, и умирать не надо, — с насмешкой начал Коренев. — Справный он казак. Хороший хозяин. У него и торговля, и мельница, и подряд большой. Может, сотни людей на него трудятся. Таких казаков у нас единицы. Им с их колокольни все прекрасно.

— А ты чего чужое добро считаешь?

— Считаю, — и моего пота там капля вложена, — спокойно возразил Коренев.

— Ограбить хочешь?

— Греха не будет.

— А свинцовую пульку едал?

— Я-то едал, — Коренев выразительно показал на свой пустой рукав, и голос у него зазвенел сталью. — Не пугайте меня. Я столько раз пуганый, что разучился пугаться. Тоже собрались ловкачи. Пьяный балбес кричит, а вы его голос хотите выдать за голос казачества. Казаку нужен мир. Казак ждет не дождется, когда избавится от самоуправства атаманов-мироедов. Все это ему дает Советская власть. А вы хотите столкнуть казака с нею. Да пошлет он вас к чертовой матери, плюнет и разотрет... Войсковая земля... правительство... Отрезанный ломоть от России, вот что значит ваша затея. Измена это.

Кто-то в зале взвизгнул:

— Большевистский агент!

Архип Мартынович тоже вскочил:

— Ты скажи... скажи, Коренев, сколько тебе заплачено?

— Да, должно быть, больше, чем ты своим батракам платишь, — с уничтожающим спокойствием ответил однорукий.

— Так, режь им правду-матку! — в общем шуме донеслось из зала, и Коренев улыбнулся, слыша чей-то дружеский голос на этом сборище.

Из-за стола старшин к нему подскочил толстомордый офицер, застучал шашкой в пол, свирепо заворочал глазами.

— Вон! Сию же минуту...

— Давай говорить спокойно. Не ори, — остановил его жестом Коренев.

— Убирайтесь! Или... вас растерзают.

— Ну, ну... полегче. — Коренев усмехнулся. — Или вы думаете, с вас за это не спросят?.. Я уйду — дольше тут оставаться не намерен. Мы, трудовые казаки, еще свое слово скажем. — И Коренев не торопясь, спокойно, будто и не слышал оскорбительных выкриков, свиста и гама, пошел к двери.

На китайской стороне за холмами догорала вечерняя заря; бледно-оранжевая полоска неба протянулась там вдоль границы. А вверху уже зажглись редкие первые звезды. И на станции тоже один за другим загорались желтые, красные и зеленые огоньки. Посвистывал и устало пыхтел маневровый паровоз.

3

На квартире Архипа Мартыновича дожидался Мавлютин. Прибыв поездом из Хабаровска, он успел переодеться из партикулярного платья в новенькую военную форму, сверкал погонами и, кажется, чувствовал себя великолепно. Полковник примирился с той ролью, какую отвел ему Хасимото, и был готов с присущей ему энергией взяться за дело.

— Слышал... слышал уже про вашу блестящую речь. Поздравляю! — такими словами полковник встретил чернинского делегата. — Так кого будем выдвигать на пост войскового атамана? Вы уж, конечно, надумали, Архип Мартынович?

Мавлютин спрашивал так, будто сам принадлежал к казачьему сословию. Тебеньков решил, что это неспроста.

— Разбиваются голоса, Всеволод Арсентьевич. Кто за Фому, кто за Ерему, — пожаловался он. — Мы уж прикидывали — нет ходу ни одному кандидату.

Мавлютин, прищурясь, посмотрел на Тебенькова, прищелкнул пальцами.

— Имеется простой выход из положения. Против всех трех кандидатов выставить четвертого.

— М-да... — Архип Мартынович быстро покосился на сына; тот подтверждающе кивнул головой. Вероятно, Варсонофий успел перекинуться с Мавлютиным словом-другим. И Архип Мартынович осторожно продолжал: — Выставить не штука: кого?

— Есаула Калмыкова, — сказал Мавлютин.

— Что, что? — Смолин даже подскочил. — Ведь он, прости господи, — недоносок. Хулиган... Я его с квартиры погнать хочу. А тут — в атаманы... Шутить изволите, ваше высокоблагородие. Не могу, извините, этого понять. Да у него и ума нет, одна нагайка в руках.

— Умом будет войсковое правление. А нагайка по нашему времени сгодится, — с циничной откровенностью ответил Мавлютин.

Тебеньков видел, что полковник не желает сразу раскрывать всех карт.

— Поддержка нужна атаману, — осторожно заметил он.

— Поддержка будет... от держав. С этим надо считаться, казаки. Нам одним с большевиками не управиться. Из двух зол надо выбирать меньшее.

Иннокентий Смолин посмотрел на него, удивленно приоткрыв рот.

— А ты не врешь это? — спросил он, позабыв про субординацию.

— Господа казаки, — голос Мавлютина зазвучал торжественно и строго. — Я говорю сущую правду. Крест поцеловать могу. Кроме того, я привез первую субсидию есаулу Калмыкову — двести тысяч рублей. А как расходовать деньги, вы уж подумайте. Вам виднее.

Архип Мартынович и братья Смолины выразительно переглянулись.

Может быть, если бы Калмыков не был здесь же, в Имане, не гонял с гиком по улицам тихого городка с головорезами из своего полка, агитация за него шла бы успешнее.

Съезд затягивался, а Мавлютин не был уверен в результатах голосования. Шла дискуссия о том, какими качествами должен обладать войсковой атаман.

Делегаты начали тяготиться бесконечным переливанием из пустого в порожнее. Они дружно проголосовали резолюции, требующие от казаков сплочения для борьбы с большевиками. Но в выборах атамана ни одна группа не хотела уступать. С этим были связаны разные материальные интересы, и тут единодушие старшин и атаманов кончалось.

А за кулисами продолжался отчаянный торг. Мавлютин отчасти убедил, отчасти припугнул войскового старшину Шестакова, и тот заколебался, заговорил о желании снять свою кандидатуру. С полковником Февралевым вздумали разделаться сами калмыковцы. Выждав темный час, когда он шел из войсковой канцелярии домой, они верхами наскочили на него и нещадно исполосовали ему спину плетьми, приговаривая:

— Задаток, Февралев! Задаток... А придет час — к стенке поставим. И Шестакова тоже[1].

Случилось, правда, так, что по ошибке пьяные экзекуторы отхлестали не самого Февралева, а одного из его приверженцев. Результат оказался совершенно обратным тому, на который рассчитывали. Не только февралевцы, но и их противники подняли страшный шум. Дело кое-как замяли. К счастью для партии калмыковцев, подоспела приветственная телеграмма от атамана амурских казаков Гамова. Гамов заверял, что не допустит передачи власти Советам в Благовещенске.

На другой день бородачи-уссурийцы были обрадованы предложением отложить выборы войскового атамана до следующего пятого круга, а пока утвердить исполняющим обязанности атамана командира казачьего полка есаула Калмыкова. Расчет Мавлютина оправдался: сторонников Калмыкова устраивала фактическая власть, противников — возможность утешить себя восклицанием: «Ну, поглядим! Поживем — увидим...»

Без особых проволочек выбрали войсковое правительство. Оно тут же назначило депутацию для вручения есаулу Калмыкову постановления круга.

Депутация, возглавляемая Тебеньковым — ныне членом войскового правления, — степенно прошествовала по главной улице городка. Архип Мартынович, сознавая значение момента, мысленно репетировал речь. Алексей Смолин в задумчивости теребил заиндевевшую бороду. Иннокентий похохатывал, слушая, как атаман соседней Графской станицы изображал в лицах императрицу Екатерину Вторую и графа Орлова. Атаман был известный сквернослов и похабник.

Пока хозяин привязывал на цепь рычавшего на чужих пса, Архип Мартынович отворил дверь в старый смолинский дом. Ставни в первой комнате были прикрыты, и в ней стоял полумрак. Дверь же во вторую половину, освещенную вечерним солнцем, была распахнута настежь. Оттуда доносились неожиданные звуки молчаливой борьбы, вздохи, сопенье.

Архип Мартынович глянул туда да так и обомлел.

Сразу за дверью лежало опрокинутое ведро, грязная вода лужицей растекалась по полу. Тут же валялась брошенная тряпка для полов. Возле широкой кровати с горой взбитых подушек смолинская батрачка Агаша держала за шиворот низкорослого Калмыкова одной рукой, а другой, мокрой, отвешивала ему звонкие пощечины. Кирпично-красная голова есаула моталась от веских ударов то влево, то вправо.

— Ах, ты, гнида несчастная! Скажи, пожалуйста, чего надумал, а? — возмущенно говорила Агаша.

Высокая, на целую голову превосходившая Калмыкова ростом, раскрасневшаяся от гнева, гордая и сильная, Агаша действительно была прекрасна в этот момент. Это была настоящая вольная казачка, способная постоять за свою честь.

Депутация, теперь уже в полном составе, оторопело глядела из-за дверей.