Михаил Демиденко - За Великой стеной

• Название: За Великой стеной
• Автор: Михаил Демиденко
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1978

Демиденко М. И.

За Великой стеной. Предисл. Л. С. Кюзаджяна; М.: Мол. гвардия, 1978. — 319 с., ил. — (Стрела).

В пер.: 1 р. 20 к. 130 000 экз.

В сборник вошли две повести: первая — «За Великой стеной» рассказывает о бескорыстной помощи советских людей Китаю в 50-е годы, вторая — «Дневник Пройдохи Ке» повествует о действиях мафии в Юго-Восточной Азии. Издание рассчитано на массового читателя.

---

Там горели неоновые лампы, вдоль стены столики с фруктами, за столами женское общество.

Заиграл оркестр, начались танцы.

Наша Маша устремилась ко мне. Она считала, что раз я самый молодой в группе, то обязан танцевать с ней, вроде бы как нести общественную нагрузку. Я переадресовал ее Жорке Карапетяну. Маша с великой радостью согласилась.

Я стоял у двери на балкон. И ждал чего-то...

Каждую весну я ждал, что со мной произойдет что-то необыкновенное.

Помню, на Урале таял снег, на проталинах пробивалась молодая трава, по городу ходили люди в резиновых сапогах и с охотничьими ружьями, а я все ждал, ждал и был уверен, что вот-вот произойдет какая-то таинственная штука, может быть, у меня вырастут крылья, и я взлечу на них, или начну понимать язык зверей, или произойдет что-то еще более фантастическое, что и придумать-то трудно. Мало ли что может произойти весною! По-моему, весной может случиться все что угодно!

И я увидел Хао Мэй-мэй, мою знакомую, с которой встретился на Новый год.

Увидел, и все. Вроде ничего особенного. Подумаешь, увидел девушку! Я ведь и не вспоминал ее. Ну, встретил ночью на тропинке, поболтал о всякой всячине, проводил до окраины города, пожал руку...

Я не удивился, что она оказалась на банкете. У меня даже не возникло мыслей, почему она здесь, как попала. Пригласили.

То, что я увидел здесь Мэй-мэй, я воспринял как должное, само собой разумеющееся.

Я обрадовался. Хотел было прямо пойти к ней и пригласить на танец.

Надо сказать, что в Китае танцуют несколько по-иному, чем, например, на выпускном вечере в Первом московском медицинском институте. В фокстроте и танго здесь ощущается влияние народного танца «янгу». «Янгу» танцуют под ритм барабанов, размахивая руками и подпрыгивая. Поэтому даже в классическом вальсе движения несколько вразвалочку, с ноги на ногу.

Девушки стояли группкой, некоторые сидели, чистили маленькими специальными ножами яблоки: здесь обязательно чистят кожуру у яблок, потому что она толстая и безвкусная, как картон.

Разносили обязательный зеленый чай...

И еще я увидел старую знакомую Цзянь Фу, она приезжала к нам с молодыми рабочими на Новый год. Теперь Цзянь Фу опекала девчонок. Она была одета в выцветшую солдатскую форму, на ногах тяжелые бутсы. Девчонки тоже были в ботинках; в туфельках на каблуках здесь никто не ходит, их даже нет в продаже; туфли слишком дороги и к тому же считаются признаком принадлежности к буржуазному классу, классу, связанному в той или иной степени с заморскими чертями.

Я пошел к Мэй-мэй. Но почему-то остановился. Что-то остановило меня.

Я не мог сообразить, что случилось... Я глядел на Мэй-мэй и пытался собраться с мыслями, обдумать, разобраться в происходящем...

Мэй-мэй поднялась на носки. Она высматривала кого-то среди танцующих. Ростом она была меньше своих подруг. Зато подвижнее, не умела минуты постоять на месте.

Ее сразу отличишь. Совершенно непохожая на других. Как же так получилось, что тогда, при встрече на пустыре, я не разглядел глаза? Они большие, хотя и удлиненные, черные, так и сверкают... Ой, какая смешная! Какая... хорошая!

Девушки из Шанхая вообще своеобразные. Бойкие, веселые. И еще у них есть, как говорят французы, шарм. Они это отлично знают. И брючки на них сидят по-особенному, и в стандартных солдатских прическах проглядывает у них женская индивидуальность...

Я стоял и смотрел на Мэй-мэй. А кругом танцевали.

И пока я так стоял, не зная, что делать, она вдруг обернулась и заметила меня. И глаза у нее стали еще больше.

Мне вдруг сделалось жарко и душно. Я повернулся и почти выбежал на балкон.

На улице было тихо и темно. Птицы угомонились. Воздух казался тяжелым, влажным, как перед грозой...

И вдруг я вздрогнул: я всем телом ощутил, как на дереве рядом с балконом лопнула почка.

Я не видел в темноте этой почки на дереве, но ощутил, как треснула нежная липкая кожура и выглянул сморщенный, стыдливый листочек.

У меня закружилась голова. Как будто я просидел много лет в затхлом подвале, потом меня вывели в лес, толкнули в спину и сказали: «Иди. Иди на все четыре стороны. Резвись!»

На балкон кто-то вошел. Это оказалась Цзянь Фу. Она вела с собой Хао Мэй-мэй, держа ее за руку. Она подвела Мэй ко мне.

— Здравствуй, товарищ, — сказала по-русски Цзянь и подтолкнула вперед Мэй. — Она тебя знает... Она мне говорила о тебе. Я ее позвала. — И добавила уже по-китайски: — Не буду мешать, я понимаю... Старая мать понимает своих детей.

Она улыбнулась и ушла.

Удивило, что Цзянь Фу за каких-то два месяца научилась так чисто говорить по-русски. В ее возрасте требуется много настойчивости и труда, чтоб овладеть хотя бы произношением одного звука «р». Дело в том, что в китайском языке нет такого звука, поэтому, например, город Харьков будет звучать, как Хальков.

Мы стояли и смотрели друг на друга... Не знаю, сколько времени.

— Ни хао?

— Хао!

Я сказал почему-то:

— Сейчас... там... на дереве... лопнула почка.

— Я слышала, — ответила она.

— Как?

— Не знаю.

— Я знаю.

— Почему?

— Потому что весна.

— Да, — кивнула она головой.

— У меня дома четыре волнистых попугая, — сказал я.

— Два синих и два зеленых?

— Два синих...

Один попугай был белым, но я забыл об этом.

— Я знала, что ты подойдешь.

— Да?

— Да.

— Почему?

— Не знаю.

— Я знаю.

— Почему?

— Так должно было быть.

— Наверное.

— Пошли танцевать?

— Пойдем.

Это был самый содержательный разговор, какой я когда-либо вел в жизни. Тут было все. Вся мудрость человеческая, все счастье, все радости, которые были разбросаны по миру, а теперь оказались собранными в одном слове «да».

«Да» — самое прекрасное, самое нужное слово на земле.

«Нет» тоже нужное, потому что без него не может быть «да»,

Потом мы молчали, но мы не молчали ни одной секунды. Мы рассказывали друг другу все, что прожили за свою жизнь. Мы торопились рассказать. Мы делились надеждами, мы рассказывали о своем детстве и были безумно рады, что понимаем один другого без слов, что мы знаем друг друга всю жизнь. Все, все знаем друг о друге... Это со стороны казалось, что мы молчали или говорили односложные слова. На самом деле мы произносили шекспировские монологи... Вот ведь как!

Ничего вы не понимаете, люди. Ничего! Разве вы знаете, что произошло с нами? Нет, не знаете. Спросите про это у Мэй-мэй. Она вам тоже скажет, что вы не знаете. И никто не знает...

Мы знаем!

Мэй-мэй.

И я.

И она.

Мы вдвоем.

И еще почка, которая лопнула на дереве...

8

Мы встречались с Мэй-мэй почти каждый день. Даже куст, где мы познакомились, был назван «нашим кустом».

Мэй-мэй приезжала на велорикше. Оставляла его на окраине города, затем шла к аэродрому пешком.

Я украдкой перелезал через глинобитный забор, который тянулся вокруг летного поля, и, пригнувшись, короткими перебежками, бежал к нашему кусту.

Она подходила ко мне и смотрела себе под ноги, не решаясь от смущения поднять голову. Вначале я думал, она побаивается меня, но оказалось, что так она выражала свою радость. Она стыдилась своих чувств. Почему-то в Китае это считается зазорным, так же как красивая грудь у женщины или стройные ноги.

— О чем ты думала сегодня в двенадцать часов дня? — спрашивал я.

— Ровно в двенадцать?

— Да.

— О тебе.

— И я тоже...

Я не знал, что говорить дальше. Мы молчали. Она была покорна, как виноватый ребенок. А я чувствовал себя мужчиной. Наверное, мужчиной больше всего себя чувствуешь, когда рядом кто-то слабый, доверчивый. Я мог бы броситься в драку со слоном, чтоб только Мэй-мэй продолжала считать меня самым храбрым. Я брал ее за руку и вел по рисовым полям к подъему на плато. Мэй-мэй смелела, говорила робко:

— Пришло письмо, мама пишет, что младший братишка сломал руку.

— Упал с велосипеда?

— Да. Он все время нарушает правила уличного движения. Раньше в Шанхае не было правил. Каждый ездил как ему вздумается, а теперь ввели: машин стало очень много, но правила не соблюдаются.

— Прицепился к грузовику?

— Мой братишка может...

— Надо написать братишке письмо, — советовал я.

Мы как-то очень быстро добирались до крутых лёссовых склонов. Лезть наверх не было смысла, потому что там наверняка еще холодно. Мы забивались в узкую щель, заросшую диким виноградом. Здесь было тепло. Все в зелени. Мы ложились на траву и смотрели в небо.

— Прочти какое-нибудь русское стихотворение, — просила Мэй-мэй. Она очень любила стихи.

И я читал ей стихи на русском или украинском языках. По-моему, она хорошо понимала их. Иногда лишь просила перевести. Это было очень занятно — переводить стихи.

Я любил одно стихотворение. Не помнил, кто его автор, но оно мне очень нравилось.