Джон Толкин - Джон Р. Р. Толкин. Письма

• Название: Джон Р. Р. Толкин. Письма
• Автор: Джон Толкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5–699-05080-9

«Письма» Толкина — уникальная возможность узнать «из первых рук» много нового и интересного о жизни и произведениях великого писателя. Эта книга необходима любому, кто всерьез интересуется творчеством Толкина: она даст ответ на многие ваши вопросы и поставит множество новых…

---

065 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 4 мая 1944 (FS 21)

В понедельник видел Льюиса (одного), прочел очередную главу; сейчас занимаюсь следующей; скоро мы наконец-то окажемся среди теней Мордора. Вышлю тебе копии, как только мне их сделают.

066 Из письма к Кристоферу Толкину 6 мая 1944 (FS 22)

Вчера послал тебе микрофильмированное письмо, FS 21 (написанное в четверг); а тем утром сказать тебе об этом уже места не хватило. (В пятницу) пришло твое авиаписьмо (Z); а теперь вот еще одно (Y), так что мне предстоит отвечать на оба. Ты ворчи себе, мы нисколечко даже не возражаем: у тебя ведь никого больше нет, а я так понимаю, это помогает снять напряжение. Помню, я сам писал нечто в том же стиле или даже хуже бедному старому отцу Винсенту Риду[147]. Жизнь в военном лагере, похоже, нимало не изменилась; а что раздражает превыше меры, так это тот факт, что все ее наихудшие черты абсолютно никому не нужны и являются лишь следствием человеческой глупости, каковую до бесконечности умножает «организация» (а «плановики» этого в упор не видят). Но Англия 1917—18 гг. здорово бедствовала; тем оно обиднее, что в стране относительного изобилия ты вынужд. жить в таких условиях. Налогоплательщики очень хотели бы знать, куда уходят все эти миллионы, если с их лучшими сыновьями обращаются так постыдно. Как бы то ни было, люди таковы, каковы они есть, никуда от этого не денешься, а единственный выход (помимо всеобщего Обращения) — это отказаться от войн, и от планирования, и от организации, и от создания новых воинских частей. Твой род войск, разумеется, один из худших — об этом знают все, способные видеть, слышать и думать; он только и держится, что на славе нескольких смельчаков, а ты еще, по всей видимости, угодил в особенно гнусную дыру. Но все Великие Свершения, спланированные с размахом, с точки зрения жабы под колесом именно так и воспринимаются, — при том, что в общем и целом они вроде бы и функционируют благополучно, и работу свою выполняют. Работу, что в конечном счете ведет ко злу. Ибо мы пытаемся победить Саурона с помощью Кольца. И даже преуспеем (по крайней мере, на то похоже). Но в качестве расплаты, как ты и без меня знаешь, мы наплодим новых Сауронов, а люди и эльфы постепенно превратятся в орков. Не то чтобы в реальной жизни все это настолько очевидно, как в придуманной истории; да и с самого начала на нашей стороне орков было немало….. Ну, вот тебе, пожалуйста: ты — хоббит среди урукхаев. Так поддерживай в сердце неугасимый хоббитский дух и думай о том, что все истории таковы, если посмотреть изнутри. А ты попал в легенду и впрямь великую! А еще мне кажется, что тебе не дает покоя «писательский зуд», тобою безжалостно подавляемый. Возможно, в том моя вина. В тебе слишком много от меня самого, от моего своеобразного образа мысли и способа реагировать. А поскольку мы с тобой настолько похожи, все это подчиняет тебя. Вероятно, даже сковывает. Сдается мне, если бы ты смог начать писать и обрел свой собственный стиль, или даже (поначалу) подражал моему, тебе это принесло бы великое облегчение. Среди всех твоих страданий (часть из них — чисто физические) я ощущаю потребность каким-то образом выразить свои чувства касательно добра и зла, красоты и безобразия: осмыслить их, вскрыть, так сказать, нарыв. В моем случае это все породило Моргота и «Историю номов». Немало ранних эпизодов (и языков), впоследствии отвергнутых или принятых, создавались в грязных армейских столовках, на лекциях в промозглом тумане, в бараках, под богохульства и непристойности или при свете свечи в круглых палатках, а кое-что так даже в блиндажах под артиллерийским обстрелом. Разумеется, оперативности и присутствию духа это не способствовало, так что офицер из меня получился не ахти себе…..

С тех пор как я отписал тебе во вторник, ничего примечательного не произошло. Погода премерзкая. Холодно, ветрено; дороги усыпаны сорванной с веток листвой и обломанными бутонами. Ветер меняет направление: ЮЗ > 3 > СЗ > СВ. Бакан опять за свое (как обычно)[148]. Утром писал, вторая половина дня потрачена впустую — языком трепал на заседаниях комиссии; потом снова взялся за перо. В 6 П. с мамой отправились в драматический театр. Я ненадолго вздохнул спокойно; поужинал вместе с ними довольно поздно (около 9). На сцене возник новый персонаж (честное слово, я его не придумывал; он мне, по правде говоря, и не нужен был вовсе, хотя и пришелся весьма по душе; но вот, откуда ни возьмись, явился и отправился бродить по итилиэнским лесам): Фарамир, брат Боромира — и теперь он оттягивает «катастрофу», распространяясь на тему истории Гондора и Рохана (и рассуждая, несомненно, очень здраво, о воинской славе и славе истинной); но если он намерен продолжать в том же духе и дальше, придется ему по большей части переселиться в приложения: туда уже отправился прелюбопытнейший материал о табачной промышленности у хоббитов и о языках Запада. Произошла битва — включая эпизод с чудовищным олифантом (мамуком{80} из Харада); а после небольшой передышки в пещере за водопадом я, надо думать, наконец заведу-таки Сэма с Фродо в Кирит Унгол и в паучьи сети. Затем начнется Великое Наступление. И тогда, со смертью Теодена (от руки одного из назгул) и с прибытием воинств Белого Всадника к Вратам Мордора, дойдет дело и до развязки и стремительного раскручивания всех сюжетных линий до конца. Как только перепишу разборчиво весь этот новый материал, отдам текст в перепечатку и вышлю тебе.

067 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 11 мая 1944 (FS 23)

Я закончил четвертую по счету новую главу («Фарамир»), что в понедельник утром б. целиком и полностью одобрена К. С. Л. и Ч. У. Побывал за тебя в церкви. Перекусил с мамой в городе. Во вторник утром повидался с К. С. Л. Пообедал в Пембруке (в качестве гостя был Райс-Оксли[149]): скукотища. Маккаллум успехами Мика вроде бы весьма доволен[150]. Все остальное время поглощают лекции, дом, сад (сейчас он — на первом месте: лужайки, изгороди, грядки под кабачки, прополка) — да удается выкроить минутку-другую для «Кольца». Уже принялся за следующую главу, ту, что завершится катастрофой в Кирит Унголе, где Фродо попадет в плен. После того события вновь переносятся в Гондор, и сюжет довольно быстро (я надеюсь) продвигается к развязке. Итилиэн (если помнишь, где он расположен на карте, которую ты же и чертил) оказался просто-таки чудесным краем. Жаль, что тебя рядом нет; ты бы занимался чем-нибудь полезным и приятным, карты бы доводил до ума или на машинке печатал…

068 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 12 мая 1944 (FS 24)

Все утро провел за письменным столом; впереди уже маячит Минас Моргул. Во второй половине дня поработал в саду на жаре (вполне себе полуденной) и в духоте….. Пока что ничего ровным счетом не предпринял касательно перепечатки свеженьких глав, для тебя предназначенных: тороплюсь продвинуться вперед как можно дальше, пока есть возможность; не могу отвлекаться, чтобы сделать беловую копию….. Крепко люблю тебя; мои мысли и молитвы неизменно с тобою. Сколько всего мне хотелось бы знать! «Когда ты вернешься в землю живых и мы примемся заново пересказывать все, что было, устроившись у стены под солнышком и смеясь над былыми бедами, вот тогда ты мне обо всем и поведаешь» (Фарамир — к Фродо).

069 К Кристоферу Толкину 14 мая 1944 (FS 25)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Ну вот, дорогой мой, снова сажусь за нормальное письмо… Вчера поработал сколько-то над книгой, но приключились две помехи: необходимость прибраться в кабинете (там воцарился хаос, неизменный признак литературных или филологических занятий) и заняться делами; и проблема с луной. Я, понимаешь ли, обнаружил, что луны у меня в решающие дни между бегством Фродо и нынешней ситуацией (прибытие в Минас Моргул) выкидывали нечто совершенно невозможное, вставали в одной части страны и одновременно садились в другой. Словом, переписывал отрывки из старых глав вплоть до самого вечера!…. Отец К.[151] прочел весьма впечатляющую проповедь на тему трех дней перед Вознесением (следующие понедельник — среда), в которой намекнул, что все мы — толпа необученных роботов, раз не молимся перед трапезой; и не просто намекнул, а прямо-таки категорически заявил, что Оксфорд заслуживает ни много ни мало, как погибнуть в крови и пламени, распалив гнев Господень, ибо погряз во грехе и мерзости. Все мы разом проснулись. Боюсь, слишком много в его словах ужасной правды. Но так ли много в них правды — сейчас? Даже при поверхностном знании истории тебя угнетает ощущение неизбывной тяжести и гнета человеческого беззакония: о, эта старая, старая как мир, унылая, бесконечная, повторяющаяся, неизменная, неискоренимая греховность! Все до одного города, все деревни, все обиталища людские — сплошные выгребные ямы! И в то же время знаешь, что добро там тоже есть, и всегда: куда более потаенное, куда менее очевидное, нечасто раскрывающееся в узнаваемых, зримых красотах слова, деяния или лика, — даже в присутствии святости куда более великой, нежели зримая, афишируемая греховность. Но боюсь я, что в случае индивидуальных человеческих жизней баланс не в нашу пользу: мы делаем так мало позитивного добра, даже если и избегаем по умолчанию деятельного зла. Ужасна, должно быть, участь священника!….