Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6289 ( № 34 2010)

• Название: Литературная Газета 6289 ( № 34 2010)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

Поэтому и оценки я буду давать зрительские. С лёгким уклоном в историю.

Начну прямо с вывода. В цирке, как и везде, идёт борьба между условной «традицией» и условным же «модерном». За традицией – трюк. Работа с животными, работа с предметом, а главное – работа с собственным телом. За модерном – театрализация. Которая сама по себе не есть дурное качество. Её неуместность проявляется только в крайностях. Говоря короче, пока цирковой номер драматургичен в рамках условной пантомимы или народного площадного театра, он хорош. Когда же цирковой режиссёр осмеливается покинуть обжитую территорию, результат теряет эстетическую однозначность. Здесь первое и единственное: не перемудрить. Ибо культуры есть только две: народная и лакейская. Первая естественно имеет в виду дворянскую, а вот вторая...

Вторая ориентируется на буржуазную. Которая, в свою очередь, адаптирует под себя культуру аристократическую. Удачи бывают: некий английский актёр хорошо расписывал «по ролям» древние истории для своей труппы. Результат: их разыгрывают на сцене уже четыреста лет, и не только в Англии. Но, повторю, так бывает редко.

Чаще бывает какая-то половинчатость: ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Хотя и «кочерга» получается частенько увлекательной. Особенно в цирке.

В этом году обошлось почти без «недокочерги». Что подтверждает статус фестиваля.

Парад-алле – и вот в манеже появляются акробаты на дорожке под руководством Сергея Рубцова. В их выступлении нет никакой «фабульности», они прыгают, крутят сальто, они просто показывают себя. Каскад головокружительных трюков, костюмы средневековых шутов – и что? Рождается сюжет. Я вдруг без усилий ощущаю себя на древней ярмарке Великого Новгорода. Справа – русский князь, он довольно посмеивается вместе со мною, скорее смердом, нежели дружинником. Слева – остзейский барон, он приехал по каким-то своим делам с дружественной Ганзой. В общем, гармония. Мы – один русский народ. При этом белый и европейский. Кто подарил это чувство? Да вот эти сильные парни из Цирка Никулина!

Они не гнались за «смыслом». Они поняли главное – смысл в том, чтобы быть здоровыми, сильными и ловкими. Остальное может лишь помешать.

Как помешала, например, «изысканность» западноевропейским гостям. Акробату на шесте Полу Херцфельду из Франции и франко-швейцарскому дуэту на канате «Шарлотт и Сафорин». Оба номера не были лишены настоящего изящества. Фрагменты очаровывали, но погоня за «историей» не увенчалась успехом. От выступлений, которые заявлялись осмысленными и законченными, осталось чувство пустоты. На множество «ахов» в процессе пришлось единственное «и что?» по окончании. У парня был более цельный номер – он стал лауреатом. Тогда как девушки – всего лишь дипломантками.

А вот первым акробатам досталось «золото». По справедливости. Пусть не единственное, но несомненное.

Особая статья цирка – клоуны. С этим беда. В «рыжего» играть считают несовременным, а если пытаются, то без успеха. Бельгийский клоун Барто изображал «тупого». Настолько удачно, что порой за него было стыдно. Правда, вдруг бельгийцам это в радость: здесь необходимо сделать поправку на традиции. Ибо американский дуэт Алекс и Белла Чер (русские по языку и настоящим именам!) показал то, что мне, например, увиделось не столько даже строгим следованием традиции, сколько творческим развитием этой самой «архаики». Выступай Алекс и Белла под русскими именами, я бы вспомнил Петрушку, но дуэт из США закономерно отсылал зрителя к англосаксонским Панчу и Джуди, супружеской паре площадного кукольного театра.

В жестах Алекса хватало грубости и неприличия. В поведении Беллы – стервозности. Но за всеми их междоусобицами угадывался неподдельный лиризм без деклараций. Каждый в этой паре был «рыжим» и «белым» одновременно. Это легко понять населению «земли» – крестьянам и помещикам; труднее – насельникам «людской», которым главное, чтобы было «богато» в понятных только им смыслах.

Собственно, все номера уложились в эстетический диапазон между указанными выше. Будь у меня репортаж, я бы нашёл доброе слово для каждого. Поверьте, каждый конкурсант это заслужил, но у меня текст про другое. Про культуру, которую я люблю, которая ещё сохраняется в цирке почти нетронутой. Пусть это «почти» тревожит, но цирк в лучших проявлениях демонстрирует завидную реакционность и почтенную «отсталость» от моды.

Даже животные мне пришлись по вкусу, хотя и не были «даны в снедь». Я сторонник бархатной диктатуры. Мне приятно смотреть, когда подчинение доставляет естественную радость. Как аполлонический человек, я не люблю грубое насилие извне, хотя и признаю его необходимость.

Поэтому я пел от радости на выступлении морских львов Василия Тимченко («золото») и страдал вместе с тиграми «В развалинах старого замка» Андрея и Натальи Широкаловых (тоже «золото»).

Последний номер, однако, был затянут; его декорации отличались помпезной избыточностью, а поведение дрессировщиков – подчёркнутой демонстрацией риска. Кто спорит, сотни килограммов разящей мощи, суммарные метры клыков и когтей, децибелы рычания – всё это волновало. Номер не мог остаться без «Золотого слона», на смаковании опасности держится цирк, но! Цирк всё же не коррида, у которой основа – тавромахия, искусство убийства быка, восходящее к крито-минойской культуре. И если цирк забыл священные основы игр с пантерами и леопардами (а он, как кажется, забыл), то лучше не играться в смерть с большими кошками. Это я к тому, что здесь «модерн» мешает. Здесь цирк покидает свою обустроенную ойкумену, стиль страдает.

Впрочем, крепость многоликого цирка превосходит алмаз. Он вбирает в себя все этапы своей нелинейной истории. Он даже не забыл тот период, когда лучшим развлечением граждан почиталась демонстрация уродств и иных ненормальностей. Вокруг мутантов собирались сильные и здоровые люди. Они смотрели на редкость. На редкость смотрим сейчас в цирке мы. Это мы должны быть быстрыми, сильными, координированными, а они – такими же, но ещё готовыми умереть для развлечения тех, кому смерть не кажется эксцессом.

Короче, цирк неколебим: каждый вечер он собирает вокруг манежа людскую толпу и с удивлением всматривается в неё.

Евгений МАЛИКОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: 16.09.2010 13:41:30 - Олег Витальевич Пухнавцев пишет:

Блестяще

16.09.2010 13:40:52 - Олег Витальевич Пухнавцев пишет:

Блестяще

Здоровья тебе, родная!

Они сражались за Родину

Здоровья тебе, родная!

ЖИВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

Чем дальше по времени от нас Великая Отечественная война, чем меньше остаётся её участников и свидетелей, тем ценнее воспоминания тех, кто пережил и пересилил её. В том числе и тех, кто в силу своего возраста не держал в руках оружия.

…За окном буйствовал май. Белой кипенью запоздало цвела черёмуха. Прохладный, слегка сладковатый, опьяняющий запах поднимался до четвёртого этажа и через открытую балконную дверь наполнял однокомнатную квартирку моей мамы. Накануне мы отметили её восьмидесятилетие. Были гости, разговоры, а потом ещё и полуночное мытьё посуды, поэтому мама позволила себе встать не спозаранок, как обычно, но всё-таки к моему пробуждению успела испечь мои любимые пирожки с капустой. После завтрака мы сели на старый диванчик и заговорили о минувшем. Не знаю почему, может быть, цветущий май был тому причиной, я спросил:

– Мама, а что ты помнишь о войне, о Победе?

Она ответила не сразу. Помолчала, задумавшись, и начала свой рассказ, перескакивая с воспоминания на воспоминание. Я запомнил то, о чём она поведала, и спустя некоторое время записал.

– Мне было четырнадцать лет, когда началась война. Как и все, о её начале мы услышали по радио.

Мы жили в Поволжье, неподалёку от Самары на железнодорожном разъезде, где папа, твой дедушка, работал путейцем. Июньское утро и день выдались необычайно ясными и солнечными. Воскресенье. Все были дома. До обеда чёрная тарелка-репродуктор почему-то молчала, и вдруг – страшное известие. Правда, то, что война – это ужасно, мы поняли несколько позже, а в тот день все были возбуждены и немного растеряны: что же дальше? Ещё весной папе предложили поехать на Дальний Восток, где не хватало специалистов-путейцев: он тогда уже бригадиром был. Мы долго раздумывали: не хотелось расставаться с родными местами. Но с началом войны его, как и всех железнодорожников, мобилизовали, они считались как бы военнослужащими, а от приказа не откажешься. И в сентябре мы поехали в неизвестные края.