Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

• Название: Фатальный Фатали
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

А потом Юсиф кое-какие идеи Ага-Сеида претворил: насчет Юсифабада и шахского происхождения. И непременно опереться - хитер же Ага-Сеид! - на чей-то авторитет. Может, Алазикрихи-асселама?

- Правда, - заметил Ага-Сеид, подав идею, - Алазикрихи-асселам скомпрометировал себя в глазах истых правоверных, но мы сначала превратим его в великомученика!

И всюду появились глашатаи:

- Наш учитель Алазикрихи-асселам!

- Мы верны идеям Алаассе!...

- Наше знамя Ала!...

- Но кто вам позволит, Фатали??

- О чем вы, любезнейший Кайтмазов?

- Эти грубые намеки!

- Вы о чем?

- Елизаветполь!

- Вы через Не, а надо через эС!... По-вашему, и эту страницу сжечь?!

- Да-с! Никто не отменял, учтите, цензурный устав одна тысяча восемьсот двадцать шестого года!

- Чугунный?

- Скажи спасибо, что мы кавказцы, в Петербурге за это!.. Запрещены, напомню тебе, материалы возмути тельного характера против властей, ослабляющие должное к ним почтение! И еще, это к тебе: помещение проектов и предложений об изменениях в их деятельности!

- ??!

- И обсуждение внешнеполитических дел!

- Друг Кайтмазов, побойся всевышнего, ведь я о временах Шах-Аббаса! Бориса Годунова! Юсиф-шаха!

- !?

"Но я не виноват, - это Фатали дома, и то не вслух, - что с тех пор мало что изменилось!..."

- И далее, - гнет свое Кайтмазов, - бесплодные и пагубные мудрствования также запрещены! А знаешь ли ты, что я обязан сообщить имя автора, который представил произведение, обнаруживающее в сочинителе нарушителя обязанностей верноподданных: с двумя эН и двумя До!

- Но я же!

- Вот именно! А ход мыслей? Движение сюжета? Эти реформы? Вот, из речи Юсиф-шаха: "Правители провинций подобны пиявкам, которые вздуваются от высосанной крови". Очень банальная, между прочим, мысль! А вот еще: "Фирман о сокращении расходов двора - на пышные приемы, празднества, на содержание иерархии бездельников, чиновников, служителей культа, призванных одурманивать людей, вдалбливая в их го ловы небылицы, мол, самая совершенная и справедливая эта наша шахская держава, платных агентов, всяких надсмотрщиков!" Я не ханжа, а разве может государство без них?!

- Как, и у нас? - изумлен искренно Фатали.

- А вы шутник! Ну да, ведь комедиограф! А это? "чтоб отныне никто не осмеливался подносить подарки ни ему, то есть шаху, ни высшим представителям власти, ни другим чиновникам, а также не добиваться чинов путем неумеренной лести, подношений, семейных связей, так как чины должны предоставляться лицам энергичным, доказавшим свою честность и способность к государственной деятельности. И чтоб никогда впредь высший чин, о котором в народе ходит молва как о казнокраде и взяточнике, не был, смещаемый здесь, назначаем на другой высокий пост!" Что за формулировки?!

- Увы, ты прав, Кайтмазов (мы с ним то на "вы", то на "ты"!), никудышным оказался Юсиф-шах правителем, безмозглый Пехливан, да и только! Знаете, что сказала Сальми-хатун Юсифу?! Ведь не сдержался он, стал-таки жить со второй женой! Ну, я семейные скандалы описывать не буду, Юсифу судьба государства доверена, он поседел за эти дни, а на него с двух сторон жены, рвут его на части! пристала к нему дошаховская жена, мол, сыновей пристрой! "Но они малы еще!" - отбивается Юсиф. "А ты пожалуй им фирманом провинции! старшую дочь замуж выдай! За сына турецкого султана!" А он ей: "Может, за сына русского царя? а?" - "За гяура?" - "А суннит лучше?" И умолкает жена, не зная, что ответить. А Сальми-хатун...

- Подожди! - перебивает Кайтмазов. - И насчет Сальми-хатун тоже! Я понимаю, ты не хан, не Бакиханов, хе-хе, не бек, не князь, как Орбелиани, и тебе, конечно, хотелось бы... И не спорь! Ни о каком равенстве сословий речи быть не может! И чтоб Сальми-хатун!... А знаешь, чья она дочь?

- И Шах-Аббас затруднился бы ответить!

- А я отвечу! Сальми-хатун - дочь египетского паши! Принцесса!

- Спасибо, я не знал! Мне казалось...

Кайтмазов говорил столь убедительно, что Фатали стал сомневаться, забыл даже сказать собеседнику о том, как он искал ей имя и что она горянка. Но Кайтмазов уже скакал по страницам рукописи.

- И чтоб Сальми-хатун предпочла шаху простого седельника?!

- Шаха!

- Лже! - Фатали умолк, и только собрался, вспомнив о горянке, возразить, и на его недоуменном лице появились признаки саркастической улыбки, как Кайтмазов вдруг заявил такое, что Фатали и вовсе опешил:

- Молчишь? думаешь, о тайнах твоих мыслях не догадываюсь? (тоже мне, новый Колдун выискался!) Надеешься на повторное издание? Не успели это выпустить, а ты уже о повторном издании мечтаешь?! Думаешь восстановить вымаранные мной отрывки? Вот, я прочту тебе, а ты запиши, авось придется замещать меня: "Места, не согласные с требованиями цензуры, будучи выпущены в новом издании, делаются сами по себе лучшими указателями для приискания их в старых экземплярах, которые изъять из употребления нельзя; а через то и самые идеи, составляющие отступления от цензурных правил, становятся гласными и видными для всех (о чем ты толкуешь, Кайтмазов, - нашелся б десяток читателей!), быв до того времени для многих, по крайней мере, совсем незаметны!"

- Но дай хоть досказать, что молвила Юсифу Сальми-хатун, насытившись ласками!

- Зачеркну ведь, что зря писать?

- А может, я раньше тебя сожгу? - Снимает и снимает нагар со свеч длинными ножницами, это он любит делать сам, пока свечи не сгорят.

Да, ножницы. Еще не раз вернется Фатали к срезанным цензорскими ножницами усам и отрубленной топором бороде (это Кайтмазов: "А мы за конец бороды и - топором, как Петр!"), и однажды после второго приезда из столицы Кайтмазов успокоит Фатали: "Что мы? американцев - и тех не издают! полюбуйся, я тут выписал, когда знакомили с новейшими инструкциями цензурного комитета, точь-в-точь как ты мне говорил: "достоверность!", "историческая правда!" и всякая чепуха: вот, послушай: "Автор, нет-нет, не ты, а американец, чью книгу у нас зарезали, желая нарисовать настоящую картину настроения умов, приводит в сочинении мысли американских политических деятелей, порицающих монархические принципы вообще и принципы Священного союза в особенности. Эти места, нелокализованные, - видал, какое слово! - делают книгу неудобною к обращению в нашенской публике, как памфлет на монархию и апологию республики. Как книгу, могущую поколебать в легкомысленных людях надлежащее, так сказать, уважение к нашим монархическим принципам, единству Священного союза во главе с Россией, следовало бы подвергнуть действию Первого пункта закона..." и так далее!

- Может, позволишь вернуться в прошлое и заглянуть в ложу Сальми-хатун? - А заодно и вспомнить, но это не вслух, как были разочарованы покойным государем, - не помнил Кайтмазов, ибо пришел работать в канцелярию сразу после царского смотра войскам в тридцать седьмом.

"А точно ли царь приехал?!" Ни тебе отрубленных голов, выколотых хотя бы! - глаз; и на кол никого не посадит! хотя мог бы: ибо рассказывал Фатали, как это делается, когда с ним в фаэтоне ехал, и привычны.

- Мой Пехливан, - говорит Сальми-хатун Юсифу, - скучная и однообразная жизнь у нас пошла, ни казней, ни пыток. Знаешь, о чем люди шепчутся? "Странно, мы не видим изрубленных на части и висящих у городских ворот человеческих тел. Страшно, но зато кровь не застаивается! Новый шах, должно быть, человек кроткий, хоть с виду Пехливан!" А кое-кто и не то говорит!

- Что именно?

- Не обидишься?

- Говори уж!

- Спорили: действительно ли новый шах милосерден, или это объясняется слабостью его характера?

И насчет гарема тоже: или скуп, говорят, или врут насчет богатырства и пехливанской силы! Я-то рада!

А все же она и в неудовольствии очаровательна! И как ей удается разжечь голод? Как дотронешься, а уже нетерпение!... Но разговор такой, что впору и отрезвиться.

- Не такой уж я добрый, Сальми-хатун! Тюрьмы переполнены. Я пересажал всю знать, обогатившуюся за счет казны и взяток. Я обратил их сокровища на постройку новых дорог! Одно благоустройство столицы чего стоило! Я расширил улицы, выровнял на них ямы и рытвины, чтобы прохожие, попадая в них, не калечили себя.

Сальми-хатун зевнула:

- Скучно!

- Я открыл школы, чтобы дети учились грамоте!

- О боже!

- Я послал четырех талантливых юношей, красивых, статных, молодых...

- А кто они? - оживилась Сальми-хатун. - Ах, сыновья твоих друзей! Снова заскучала. - Да, я слышала: с армянскими караванами, которые ежедневно идут из Исфагана в Смирну, оттуда на кораблях в Марсель и далее на почтовых лошадях. И зачем послал?! Жаль мне оставшихся девушек!

- ... В Англию и Испанию, они научатся управлять государством! Я заменил всех надзирателей, перестань зевать! в округах и назначил честных и справедливых!

- Из родственников своих?

- Я верю в их честность!

- И головой ручаешься, да? А новые тюрьмы ты строишь? Как бы не пришлось тебе пересажать и этих новых!

Юсиф подивился мудрости Сальми-хатун: она прочла его мысли.