Чингиз Гусейнов - Доктор N

• Название: Доктор N
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Вскоре Насиббек получил письмо Наримана, адресованное лично ему как главе Азербайджанской республики, и поймет, сколь несговорчивы бывшие друзья. Сегодня - изгнанник из родного края, завтра, глядишь, - глава нового революционного Азербайджана! Так и случится, но когда приедет в Баку Нариман, Насиббека там не окажется: сбежит навстречу своей гибели, чтобы пасть от руки террориста,- включен в длинный список на уничтожение, дашнакский, нет ему конца, ибо не остывает гнев, жжет и жжет нутро, никак не сожжет дотла, и перо передается от деда к внуку, который вскоре сам станет дедом, чтоб перо не выпало из рук на устланную каменными плитами землю, и гулкое эхо в древнем храме, где творится противное духу Бога таинство с крестиками возле имен казненных - несчастная вдова Айнуль-Хаят!

ДА ВОЗЬМУ ТВОЮ БОЛЬ, ДА БУДУ ЖЕРТВОЙ ТВОЕЙ (из песен забытых).

- Мелик Мамед, хочу поручить тебе важное дело. Вот письмо. Это Шейху Гоцинскому. Не сможешь придумать, как передать лично, когда прибудете в Порт-Петровск,- опустишь в почтовый ящик. А это - рукопись была объемистая моё слово нашему с тобой одураченному народу: Не веришь, что победим?

- Мое дело маленькое: водить пароходы.

- И получать подарки от боцманов? - Нариман слышал: боцман подарил капитану свою сестру Ширингыз, или Сладкая девочка, возьми, мол, ее в жены, будет третья; мечтает он о сыне-наследнике, никак не родят ему ни первая жена, ни вторая,- одни лишь дочери, и одна из них моя мама, Махфират ее имя.

- Так вот, эту мою рукопсь передаш в типографию, есть там наш человек. Но передашь не сам, пойдешь к Чингизу, он начальник военного порта, Чингиз Ильдрым, скажешь - от Наримана, он все поймет. И еще будет письмо Усуббекову.

- Премьеру?

- Да. В руки самому верховному главе!

- Это проще, племянник мой Гусейн пошел к ним работать курьером, между бумаг и вложит.

И прочел Мелик Мамеду эти письма, прежде чем отдал в руки: сначала письмо Имаму Гоцинскому, потом - Усуббекову, узнать, как Мелик Мамед воспримет.

Надо полностью, уважая все титулы,- никогда нельзя терять надежды: а вдруг внемлет Нариману? Шейху Гаджи Неджмеддин Эффенди Гоцинскому, Духовному вождю Дагестана. Задумался: забавные были встречи с шейхом из Гоцо до революции, в Астрахани, когда был в ссылке. Нариманов решил выведать, что у того за душой: Существует какая связь между Турцией и Дагестаном? И тот ответил, что с нетерпением ждут турок, все, как один,они восстанут против царя.

Вспомнив об этом, Нариманов написал: Стремление Ваше восстать против царя и присоединиться к Турции мне было понятно. Но случилось так: не Вы восстали против царя, а русские рабочие, которые и Вас освободили от царского гнета. И что же? Жаждали прихода турок, чтоб освободиться от гнета русского царя, и в то же время, совершенно легко освободившись от него, вторично подставляете свою шею под ярмо Деникина, который, без всякого сомнения, несет с собой царскую власть.

Ещё спросил Нариман тогда: Как, мол, думаете действовать после освобождения от царя? Гоцинский ответил: У нас есть Коран и кинжал. Коран жить, как предписано, кинжал - защищаться.

Спросить бы теперь: где ваши Коран и кинжал? Коран забыт, кинжал иступился, так?! Впрочем, ясно, всё это вы делаете для того, чтобы не подпасть под влияние большевиков. Но что вы о них знаете? И что знаю я? вернее, что знал тогда, когда перо легко водило моей рукой?

Если вы честный духовный вождь, то вам незачем бояться большевиков. Они говорят: каждый народ свободен, может самоопределяться. Чего вам еще? Но из песен слов не выкинешь!

Песен? То были не песни - коварные планы, ставка на штыки: внезапно захватить и закрепиться первопроходцами мировой революции на Востоке. И выстраивалось: Азербайджан, далее революционизировать Персию, Индостан, аж до Китая, Японии! Я был очарован вождями, аплодировал их призывам создать конный корпус в сорок тыщ всадников и бросить на Индию, дескать, путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии. И сколь долго продолжалось очарованье? Сжигание мечетей! грабежи сокровищниц! употребление листов Корана для естественных надобностей, да-да, это я видел сам! попирание семейных традиций, самовольные обыски, насилия!

И ты аплодировал, признайся, летчику, который хвастал: Мы бомбили Бухару. Держу бомбу - вижу внизу мечеть. Я и бабахнул прямо в кумпол! хохотали, меня возмутили его слова. Да? - с недоверием.- Но ты промолчал, и даже, помнится, подумал, что перед лицом великой победы это сущие пустяки, и тут же одернул себя: опомнись! о чем ты?!

... Мелик Мамед слушал Наримана, теребя в нетерпении усы, и каждый раз, когда Нариман произносил имя Имама Гоцинского, заострял внимание, густые его брови взлетали вверх.

Слушайте, Гаджи Неджмеддин Эффенди! Будем откровенны: Вы подпускаете к Дагестану царского генерала Деникина, чтобы он восстановил власть царя, который не раз надругался над религиозным чувством мусульман, превратив отважных, честных сынов Дагестана, родины кавказского героя Шамиля, в бессловесных рабов, и Вы, наместник Шамиля, внук его верного наиба Магомы, ведете свой народ под ярмо царизма. Советская Россия, как это она торжественно объявила, и мы не вправе не верить ее слову, не навязывает своей власти никакому народу, если он сам не пожелает ее. Передайте все это и Азербайджану!

Мелик Мамед не перебивал, и отчего-то было жаль Наримана: мучается, хочет убедить всех в своей правоте, упорядочить хаос, который наступил,- но каждый, Мелик Мамед в этом убежден, должен пройти свой, определенный ему свыше, путь.

- Ты меня слушаешь? - спросил его Нариман.

- Да, да, конечно,- ответил Мелик Мамед, еле скрывая зевоту (не выспался после рейса, море штормило).

- Не устал?

- От сказок разве устанешь? - и улыбнулся.

- Сказок?! - Нариман хотел выразить обиду, но на лице Мелик Мамеда было столько доброты и глаза излучали такую наивность, что на миг Нариману почудилось, что он и впрямь сочинил сказку: реальность вовсе не такова, как он ее расписал в обращении к имаму Гоцинскому.

Они всегда были на ты с Насиббеком, сокурсником по Новороссийскому университету. Один учился на врача, другой на юриста, вместе проводили праздники, помнит, как собрались отмечать праздник жертвоприношения Курбан-байрам в каком-то духане, мечтали о будущем их родного края в Кавказском землячестве, где председателем был Нариман: он знает грузинский и понимает, когда говорят по-армянски.

Насиббек на одном из собраний землячества сказал, что, дескать, мой народ характеризуют два часто употребляемых всеми тюрками выражения, чего хвастать перед другими? - подумал тогда Нариман, ведь прав был Насиббек!.. Нариман однажды сам произнесёт их, не сказав об авторстве: агрын алым, да возьму твою боль, и гурбанын олум, да буду я жертвой твоей - такой народ, патетически сказал Насиббек, не может быть, как о том кричат наши недруги, ни варваром, ни мстительным, ни жестоким. Но, добавил Насиббек, ты не можешь отрицать это, справедливости ради следует заметить, что подобные выражения есть и у армян, и у грузин, не правда ли, Нариман? - Нариман согласился.

Однажды встретили и мусульманский Новый год - Новруз-байрам в день весеннего равноденствия; пригласили студентов из грузинского и армянского землячеств, сначала выступил Нариман, где-то в бумагах затерялось выступление, заранее тщательно подготовил речь: этот праздник, сказал Нариман,- как Пасха для православных, Рождество для грузин и армян, Пурим для евреев - первый проблеск солнца после долгой ночи для всех, кто живет в заполярном крае, обновляется природа и очищаются помыслы... Извините за выспренность стиля, но возрожденный дух требует возвышенного слога.

И о символах Новруза, по крайней мере трех: свеча, ибо связан с огнем, солнцем, которое, начиная именно с этого дня, становится все жарче, все горячей; сладости - к празднику пекут, приглашая соседа отведать, и каждый украшает пахлаву и шекербуру - вот они, на столах - своими особыми узорами, а узоры - не просто волнистые или прямые линии, ромбики и квадратики,- это линии судеб, линии благоденствия; и еще символ семени.

Насиббек тут же по-тюркски продекламировал знаменитое двустишие: Семени, сахла мени, илде гёярдерем сени,- и сам перевел: Семени, сохрани меня, тучными нивами взойдешь,- переиначил на свой лад,- летней порой.

- Да,- продолжил Нариман,- в каждом доме в праздник Новруз на столах и подоконниках зеленеют в блюдцах и тарелках проросшие пшеничные зерна, это и есть семени, символ будущего урожая, остроконечные, как пики, ростки устремляются к свету, возносятся к солнцу. В Новруз ходят в гости, одаривают друг друга сладостями, это день поминовения усопших, народ испытывается на сердечность, отзывчивость и милосердие, так было и так будет. Особый смысл приобретает праздник в наши дни - кровопролитий, вражды и ненависти, противостоя добром и жизнелюбием.