Чингиз Гусейнов - Директория IGRA

• Название: Директория IGRA
• Автор: Чингиз Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Что у нее сестра урод!

В ту ночь, когда их изгнали, Гурия с высокой температурой в дол

гом пешем пути не раз теряла сознание, потом... перестала расти! Врач из беженцев объяснил: шок. Атрофия клеток роста.

Сказала, что живет не здесь - назвала близкий городок: видимся, когда приезжает.

- Почему не пригласишь жить у нас?

- Я предлагала. - Врет! - Но она отказалась, не хочет нас стеснять.

Нора говорила правду, но не всю: боялась за Алю.

- Считай, - ответила тогда сестра, - что я добрый дух твоего домашнего очага. Кстати, я же старше тебя, - улыбнулась, - на целых двадцать минут, и в маминой утробе питала тебя - все соки шли к тебе через меня (вот и объяснение атрофии: Нора росла в утробе, активно беря у Гурии, а Гурия была пассивна, ибо все получала первой от мамы).

А еще прежде:

- Ты могла быть мной, - сказала ей Нора.

- А кто - мной? Ты?

- Я бы этого не вынесла, - призналась. И тут же: - Я тебя не обидела?

Будто не услышала:

- Не выносишь нынешнего своего состояния?

- Живу в постоянном страхе за вас...

Однажды повела дочь к ней, зачем-то внушала, что идут к родной тете.

- А еще знаешь кто она? - чтобы, увидев карлицу, дочь не испугалась. - Подруга наших гномов. - Решила, что если Аля ее примет - пригласит домой.

Как только Аля увидела Гурию, в глазах появился страх, ни на шаг не отходила от мамы, потрясена и боится.

- Ты гном? - спросила у тети, и та, не поняв (забыла, что говорила Норе), пожала плечами.

Когда пришли домой, Аля стала изображать тетю, передразнивая ее манеры, горбилась, ходила, как та, вперевалку, изгоняет из себя страх!

- А если бы я тебя дразнила? - Не знает жалости!

- И дразни! - Потом напомнила маме, что та ей сказала неправду.

Мустафа больше не видел Гурию. И ни о чем не спрашивал, - ждал, что Нора сама скажет.

И шло, как прежде, будто ее не было.

Изумление, да-да, именно изумление было в голосе Норы, когда, напуская на себя печаль, однажды обжегшись, перестал ей верить? сообщила, что сестра умерла.

- Как? Когда?! - Мустафа был потрясен.

- Уже похоронили.

- Почему я узнаю теперь?

Промолчала. Снова врет? Чтобы вторично убить живую!

- Это правда, - тихо добавила.

Норе позвонили:

- Вы ее родственница?

- Да, а что случилось?

- Приезжайте в больницу.

Дальше - словно не с ней: морг, прощанье в театре... Не сказала, что сестра. Какая же сестра, если рядом с нею никогда не видели?

Собралось столько народу и такие светила, Нора была ошарашена, раздавлена - всю жизнь жалела сестру... Неужели завидует?

Никогда не верила и всерьез не принимала ее рассказы о себе, чего не придумаешь обделенной? Бредни!

-... Знаешь, у меня обнаружился талант. - И смеется.

- Какой?

- Экстрасенса. - Норе было неловко, что та играет в модную игру, потом стала ее жалеть. - Хочешь, на тебе продемонстрирую? Вот мои руки... - Нора перебила ее:

- Не надо.

Та сразу сникла: - При неверии эффекта не будет. Надо довериться, тогда поможет.

- Слава Богу, я здорова.

- Я уже многим помогла.

- Да? Она не должна чувствовать, что я ее жалею.

Гурия усмехнулась: твои мысли - у тебя на лице.

- Думаешь, сочиняю? - Пусть утешится. - И не спросишь, кому?

- Кому же?

- Скажу - снова не поверишь.

- Нет, говори.

- Смоктуновскому! "Вы клад!" - сказал он мне.

О моя бедная сестричка! - Еще кому?

- Джигарханяну.

Телевизор много смотрит. - И он?..

- А, ну да, поняла - вражда и так далее... Он далек от таких глупостей. Пошутил однажды: играл, дескать, итальянца, еврея, турка, даже армянина, - вот и весь его ответ! А сейчас я работаю с Магомаевым.

- Муслимом? - невольно вырвалось.

- А есть еще какой знаменитый?..

(Были на похоронах). Услыхала вдруг:

- Не явился даже!

О ком они?

Однажды пришла Нора к сестре, а та - в слезах.

- Что с тобой? - Долго увиливала, потом сказала, что с любимым человеком поссорилась.

- Кто он?

- Неважно... - и, глянув на Нору, вздохнула: - Не веришь, что и меня полюбить могут! И даже стреляться!

- Как в романах?

- Да, в романах, которые читаю, придумывая всякие небылицы... Ты ведь так думаешь!

- Ну что ты!

- А мне действительно тоскливо!

- Расскажи о нем.

- Что толку, если решишь, что сочиняю.

- А хоть и сочиняешь! - И что-то банальное сказала, было ощущение неловкости, про выбор способа жить.

И на поминках разговор о том неведомом.

- Ну да, испугался придти!

- Чего ему бояться? И той, от которой ушел, тоже нет в живых, губитель какой-то!

- А у публики успех.

- Был!

И не спросишь: о ком? всем известно, а ей, родной сестре, нет.

- Да, была такая... - с паузой - некрасивая (не скажешь на поминках уродливая), - тут же перебили:

- К ней некрасивая не подходит, лучше - миниатюрная.

- И столькие вокруг вились... Надо же - отбить его!

- Дар у нее был.

- Внушения? Или приворожила?

- Умом - может.

- На уме мужика долго не удержишь, нужно что-то еще... - и рукой движение, означающее, очевидно, это что-то.

- Некая витальность!

- Любовь - тайна.

- Тут случай особый: такого красавца скрутила.

- А не явился!

Так и не узнала Нора, кто?

С тех пор... казалось бы, облегчение после смерти сестры, - нет: катилось, катилось - скатилось на мелочи, - трещина в их с Мустафой любви, и чуть что - война, а повод - любой пустяк.

- Где моя ручка?! - кричит Мустафа. - Она лежала здесь и ее нет!

- А ты поищи - найдешь.

- Я все перерыл - взяла ты! Если завтра... - такой гнев, что инфаркт вот-вот сразит.

- Не дури, завтра найдешь. - И положит ручку на место (приглянулась Норе, - не царапает, тонкая паста).

Выдуманное чувство сковывает бесполезностью, не давая ясно обозначить реальность отношений, некая помеха, соломинка в глазу, - смыть слезой.

Прежде Нора часто пела, лицо светилось, и стоило Мустафе нахмуриться обнимала его, повиснет на нем и целует, пока хандра не покинет, и в семье воцарялся мир, нарушаемый разве что тем, что Аля не так выполнила домашнее задание, ужасный почерк, иероглифы какие-то.

"Может, - поправляет ее Мустафа, - каракули?"

Рассерженная, рвет страницу и заставляет дочь - всю себя вложить в нее, избыть свое несостоявшееся - написать заново и, если не удается добиться идеального письма, сама аккуратно переписывает вырванную страницу, - и упрямая (может, упорная?) Аля, постигая иероглифы своей натуры, укатила с Гунном в Чин, китайские пределы.

Боязнь за Мустафу? И в каждой, которая приглянулась, угроза ее

крепости? Ну да: в твоем вкусе круглолицая блондинка или плосконосая пустышка-глупышка.

- А выбрал тебя!

- Вот именно!

- Искал в краях морозных землячку, - поясняет, подыгрывая, - хоть и смешанных ты кровей (напомнит о полу-полу - что и это не спасло от изгнания), привык к нашей речи, которую ты забыла, к нашей еде, а ты готовишь отменно, - и тут ей становится жарко, ибо редки добрые слова. Потом нежданное: нигде есть не может, непременно отравится, Ты убедила меня! - как не дома съест, срабатывает какой-то фермент, наступает нечто вроде отравления.

Всего-то в ее арсенале четыре типа еды, не считая салатов всяких или плова с орехами: пюре, пироги, котлеты куриные, а порой искусно смешает свинину и говядину, выдав за любимые Мустафой бараньи котлетки. И легкие супы - овощные и гречневый.

Подслушала Нора, как бабушка Мустафы однажды ее хвалила: "Хорошая жена попалась, - соседке говорит. - Из одной курицы две делает!"

"Как так?" - удивилась.

"Курица, что купила, и в точности ее повторяющая".

Та сообразила: "Фаршированная?!"

Сумела Нора убедить, признайся! что женщин прельщает в нем его чин (?), пусть не возомнит, что красавец-мужчина, загонят как лошадь и быстро сведут в могилу.

А если он на кого с интересом взглянет или кому, как ей кажется, может прийтись по душе, - не медля ни миг выставит напоказ, и не грубо, а с изяществом, виртуозно, с едкой иронией, изъяны соперницы, а та понятия не имеет, что зачислена в разлучницы.

И Мустафа поразится, как точны и убийственны наблюдения Норы: и голос у той манерный, и тело кривое, неуклюжа, не те глаза, черные полосы на шее - грязнуля, уши неестественно оттопырены, клипсы... что-то с клипсами, не вспомнит, - старый, как мир, маневр: охладить пыл влюбчивого мужа.

Он даже сделался... да, да, сделался импо! (разве нет? как в подростковую пору с соседкой: еще ничего не началось, уже невменяем, и не успел прикоснуться...).

Не до смеху: разучился управлять собой, и Нора, хоть чаще успева

ла вместе с ним, - раздражена, что не получила свое законное, но виду не подает, долго моется, чтоб успокоиться под горячим душем.

В кого ты? В отца? Нет, отец слыл, как говорила бабушка, однолюбом, к личному удовлетворению Мустафы. В деда? Три жены у него было, а у прадеда, как и повелевает вера, - четыре, о нем Мустафа только слышал, а портрет деда видел, так что идет у них по убывающей: четыре, три - отец не в счет, времена были строгие, - странно было б разговаривать с отцом (в какой такой таинственной реальности?):