Оноре Бальзак - Серафита

• Название: Серафита
• Автор: Оноре Бальзак
• Издательство: Энигма
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7808-0005-7

«Серафита» — главное произведение Бальзака в жанре, который можно условно назвать мистическим философским романом. Своим рождением книга в значительной мере обязана Эвелине Ганской, будущей жене писателя.

---

На следующий день Вильфрид, возбужденный необычным зрелищем, свидетелем которого стал, вздумал порасспросить Давида и отправился повидаться с ним под предлогом узнать о самочувствии Серафиты. Хотя господин Беккер и считал, что старик впал в детство, иностранец усомнился в проницательности пастора, в его способности обнаружить частицы истины в потоке разглагольствовании слуги.

У Давида была неподвижная и нерешительная физиономия восьмидесятилетнего старца: из-под седых волос выступал лоб, по которому, как по разрушенному фундаменту, пролегли морщины, лицо в складках напоминало ложе высохшего потока. Казалось, что жизнь его затаилась в глубине глаз, откуда пробивался лучик света; но взгляд старика был слегка затуманен, в нем сквозили явные растерянность и глуповатая пьяная неподвижность. От тяжелых и замедленных движений тянуло холодом возраста, который передавался тому, кто долго созерцал его, он обладал какой-то отупляющей силой. Его ограниченный разум пробуждался лишь при звуке голоса, при виде хозяйки, при воспоминании о ней. Она была душой этого абсолютно материального обломка. Одинокий Давид напоминал ходячий труп: лишь когда Серафита показывалась или о ней говорили, мертвец выбирался из могилы, к нему возвращалась способность ходить и говорить. Никогда еще апокалиптический образ высохших костей, которые должно оживить божественное дыхание в долине Иосафата[20], не был воссоздан лучше, чем этим Лазарем, без конца вызываемым из могилы к жизни голосом девушки. Неизменно иносказательный язык Давида, зачастую непонятный, затруднял жителям Жарвиса общение с ним; но они уважали его очень далекий от вульгарности дух, который так нравится, возможно инстинктивно, народу. Дремавшего у очага старика Вильфрид нашел в первом зале. Подобно псу, узнающему друзей дома, Давид поднял глаза, узнал иностранца и снова замер.

— Ну что, где она? — осведомился Вильфрид, усаживаясь возле старика.

Давид пошевелил пальцами в воздухе, как если бы хотел изобразить полет птицы.

— Она больше не страдает?

— Лишь существа, предназначенные небу, умеют страдать так, что страдания не уменьшают их любовь, это знак настоящей веры, — серьезно ответил старик, подобно тому как настраиваемый инструмент производит случайный звук.

— Кто подсказал вам эти слова?

— Дух.

— Так что случилось с ней вчера вечером? Обманули вы наконец бдительность Вертумнов на посту? Удалось проскользнуть мимо Мамон?

— Да, — ответил Давид, просыпаясь и как бы стряхивая сон.

Туман в его глазах рассеялся под лучом, пришедшим из души и постепенно сделавшим его взгляд сверкающим, как у орла, умным, как у поэта.

— Что вы увидели? — спросил Вильфрид, изумленный этим неожиданным изменением.

— Я видел Виды и Формы, я слышал Дух вещей, я видел мятеж Злых, я слышал слово Добрых! Явились семь демонов, спустились семь архангелов. Архангелы держались вдалеке, они созерцали, прикрыв лица, демоны были рядом, они сверкали и действовали. Мамона прилетел на своей перламутровой раковине в виде прекрасной обнаженной женщины; ее белоснежное тело сверкало, никогда формы человеческого тела не будут так совершенны, и он говорил: «Я — Удовольствие, и ты будешь обладать мной!» Люцифер — князь змей прибыл в царском облачении, он был ангельски красив в человеческом обличье, и он сказал: «Человечество будет служить тебе!» Морская стихия — королева скупых, не отдающая ничего из того, что получила, — появилась, облеченная в зеленую мантию; она обнажила грудь, выставила напоказ свой ларчик с драгоценностями, извлекла сокровища и одаривала ими; она захватила с собой волны сапфиров и изумрудов; ее богатства пришли в движение, вынырнули из потаенных мест и заговорили; самая прекрасная из жемчужин расправила свои мотыльковые крылья, светилась, звучала морской музыкой, она сказала: «Мы с тобой сестры — дочери страдания; подождешь меня? Мы исчезнем вместе, мне осталось лишь превратиться в женщину». И вот явилась Птица с крыльями орла и лапами льва, головой женщины и крупом коня. Животное упало к ее ногам, лизало их, обещало семьсот лет изобилия любимой дочери. Самый ужасный — Ребенок — добрался до ее колен и, плача, умолял: «Не оставишь меня? Я слаб, страдаю, останься, мама!» Он играл с другими, распространяя в воздухе леность, и небо, казалось, уступало его жалобам. Дева — с ее чистой песней — принесла свои хоры, расслабляющие душу. Цари Востока прибыли с рабами, армиями и женами; Раненые просили ее помощи, Несчастные тянули к ней руки: «Не покидай нас! Не покидай нас!» Я сам воскликнул: «Не покидай нас! Мы будем обожать тебя, останься!» Цветы вышли из семян, их запахи обволакивали ее и тоже умоляли: «Останься!» Гигант Енак[21] вышел из Юпитера, привел с собой Золото и его друзей, увлекая за собой Духов Звездных Земель, и все они говорили: «Мы будем служить тебе семьсот лет». Наконец, сама Смерть спустилась со своего белого коня и сказала: «Я буду повиноваться тебе!» Все пали ниц перед ней, и если бы вы были там, то увидели бы, что они заполнили всю большую долину, и все кричали ей: «Мы вскормили тебя, ты наше дитя, не оставляй нас». Сама Жизнь вышла из своих Красных Вод и пообещала: «Я не покину тебя!» Затем, заметив молчание Серафиты, она засияла как солнце, воскликнув: «Я — свет!» «Свет там!» — возразила Серафита, указывая на облака, в которых летали архангелы; но она была утомлена, Желание сокрушило ее нервы, она могла лишь причитать: «Боже мой!» Множество Ангельских душ, карабкаясь по горе и почти добравшись до ее вершины, обнаруживали под ногами гравий, по которому они снова катились в пропасть! Все эти падшие Души восхищались ее твердостью; их оцепеневший Хор, рыдая, призывал ее: «Мужайся». Наконец она поборола Желание, разыгравшееся в ней во всех Формах и во всех Видах. Не шелохнувшись, она молилась, и когда подняла глаза, то увидела ноги Ангелов, улетающих на небо.

— Она увидела ноги Ангелов? — повторил Вильфрид.

— Да, — подтвердил старик.

— Она рассказывала вам свой сон? — спросил Вильфрид.

— Такой же серьезный, как и сон вашей жизни, — ответил Давид. — Я был при этом.

Спокойствие старого слуги изумило Вильфрида, он ушел, спрашивая себя, насколько эти необычные видения уступали тем, о которых он читал накануне в книге Сведенборга.

— Если Духи существуют, они должны действовать, — говорил он себе, входя в дом священника, где нашел господина Беккера в одиночестве.

— Дорогой пастор, — сказал Вильфрид, — Серафита связана с нами только своей формой, непроницаемой формой. Не считайте меня ни сумасшедшим, ни влюбленным: убеждение не может быть предметом спора. Превратите мою веру в научное предположение, и постараемся вместе понять его. Завтра мы оба пойдем к ней.

— И что будет? — отреагировал господин Беккер.

— Если взору ее послушно пространство, если мысль ее — разумный взгляд, позволяющий ей охватить все на свете и добраться до сути всего, связать все это с общей эволюцией миров; если, одним словом, она все знает и видит, пусть же прорицательница вещает, заставим эту неумолимую орлицу расправить крылья, вспугнув ее! Поможете мне? Я вдыхаю огонь, пожирающий меня, — либо я погашу его, либо сгорю в нем. Я нашел наконец добычу, я хочу ее.

— Это была бы, — сказал священник, — достаточно трудная победа, ведь бедная девушка...

— Что? — не сдержался Вильфрид.

— Сумасшедшая, — сказал священник.

— Я не оспариваю ваше утверждение, но и вы не оспаривайте ее превосходства над нами. Дорогой господин Беккер, она часто смущала меня своей эрудицией. Ей доводилось путешествовать?

— Из своего дома к фьорду.

— Она не покидала Жарвиса! — вскричал Вильфрид. — Значит, она много читала?

— Ни листочка, ни буквы! В Жарвисе книги были только у меня. Что касается произведений Сведенборга — а лишь они имелись в замке, — вот они перед вами. Она не дотрагивалась ни до одного из них.

— Вы никогда не пытались поговорить с ней?

— К чему?

— Никто не жил с ней под одной крышей?

— У нее нет друзей, кроме вас и Минны, нет и слуг, кроме Давида.

— Она никогда не слышала разговоров о науке, об искусстве?

— От кого?

— Но она уверенно рассуждает обо всем этом, многие из наших бесед — лишне тому подтверждение, что вы думаете об этом?

— Весьма возможно, что за несколько лет молчания девушка приобрела способности, которыми обладали Апполон из Тиана и многие так называемые колдуны, сожженные инквизицией за то, что не хотели признать существование другой жизни.

— Если бы она заговорила по-арабски, что бы вы об этом подумали?

— Истории медицинских наук известны несколько девиц, говоривших на незнакомых им языках.

— И все же?! — горячился Вильфрид. — Ей ведь известны такие факты из моего прошлого, о которых знал лишь я один.

— Посмотрим, расскажет ли она мне о моих сокровенных мыслях, — сказал господин Беккер.