Мария Васильчикова - Берлинский дневник (1940-1945)

• Название: Берлинский дневник (1940-1945)
• Автор: Мария Васильчикова
• Издательство: Полиграфресурсы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1994

Свой «Берлинский дневник 1940–1945» княжна Мария Илларионовна Васильчикова (Мисси), русская аристократка-эмигрантка, вела на английском языке. Волею судеб годы Второй мировой войны она прожила в Германии и была близка кругу заговорщиков, организовавших покушение на Гитлера 20 июля 1944 г. После опубликования в 1984 г. дневник Мисси Васильчиковой стал бестселлером, печатался в США, Англии, ФРГ, Франции, Польше, Японии, других странах. Теперь «Берлинский дневник» впервые издается на русском языке. К публикации во всех странах текст дневника подготовил брат Марии Васильчиковой, историк и писатель Г. И. Васильчиков

---

Зрелище бесконечных рядов сгоревших или все еще горящих зданий, наконец, проняло меня: мне сделалось жутко. Целый район, где я хорошо знала многие дома, уничтожен за одну ночь! Я пустилась бежать и бежала не останавливаясь, пока опять не очутилась на Лютцовштрассе, где рухнуло здание как раз в тот момент, когда я пробегала мимо. Пожарный что-то крикнул мне и другим прохожим, оказавшимся поблизости, я не разобрала что, мы бросились наземь, я прикрыла голову руками, а когда стих грохот очередной рушащейся стены и нас покрыло известкой и пылью, я увидела на другой стороне лужи перепачканную физиономию графа К.-К. Хотя мы с Татьяной вот уже четыре года старательно отваживали его (он неравнодушен к хорошеньким девушкам и не всегда прилично себя ведет), я, сказав себе, что в такие времена как сейчас «все люди братья», постаралась приветливо улыбнуться и воскликнула по-английски: «Hallo!» Он взглянул на меня холодно и спросил: «Kennen wir uns?»[115] Я решила, что теперь не время для формальных представлений, встала и пошла.

Дома меня ждал горячий суп. Папa взял мои защитные очки и тоже вышел на улицу поглядеть. Тут позвонил Готфрид Бисмарк и сказал, что заедет за мной в три часа. Я сказала ему, по каким улицам ехать, чтобы не застрять. Приехала на велосипеде сестра Марии, графиня Шуленбург (она замужем за двоюродным братом посла). Она живет на другом конце города, и они там, судя по всему, пострадали меньше нас. Утром к ней пришли трое рабочих вставлять новые окна взамен тех, что вылетели во время налета в августе, и хотя прошлой ночью без окон остался весь центральный Берлин, ее окна они починили.

У меня пока всего лишь одна материальная потеря: мой месячный рацион гарцского сыра. Я купила его вчера, и поскольку как запах, так и вид у него мерзкий, я выставила его за окно на наружный подоконник; утром его там не оказалось; должно быть, воздушная волна унесла его на какую-нибудь соседнюю крышу.

Когда Папa вернулся, я взяла опять очки и отправилась в наше другое бюро на Курфюрстенштрассе. Бывшее польское консульство на углу, где мы долго работали с Татьяной и Луизой Вельчек, ярко пылало, но стоящее рядом здание самого посольства выглядело нетронутым. Я проскочила мимо первого и вошла в подъезд второго, где собралась растерянная кучка людей. На лестнице сидели Адам Тротт и Лейпольдт, оба с перемазанными сажей лицами. Они провели там всю ночь, так как налет застал их на работе. Мы договорились снова встретиться там же на следующее утро в одиннадцать.

В три часа дня явился Готфрид на своей машине. Мы погрузили в багажник мои вещи, а также одеяла и подушку. Он объяснил, что его дом в Потсдаме уже переполнен друзьями, оставшимися без крова, и нам придется потесниться. Помимо Лоремари Шенбург, там сейчас еще Эссены, которые явились посреди ночи мокрые, растрепанные и изнуренные.

Когда начался налет, Рюдгер Эссен был у себя на работе, на той же улице, что и наше министерство. Хермине была дома (она вскоре ожидает ребенка). Он позвонил ей и велел немедленно прибыть в посольство, под зданием которого шведские рабочие только что построили бетонный бункер со стенами два с половиной метра толщиной. До прошлой ночи не пострадала ни одна дипломатическая миссия и ни один жилой дом дипломатов, так что они, должно быть, вообразили, что их «дипломатическая неприкосновенность» оберегает их также и от бомб! Хермине благополучно добралась до бункера, но когда после отбоя они вылезли наружу, то посольство пылало, как факел. Несколько часов они спасали самые ценные архивы, а потом вскочили в машину и помчались домой. Дома, однако, уже и спасать было нечего, тогда они снова сели в машину и поехали по горящему городу прямо к Бисмаркам в Потсдам.

Мы заехали за Рюдгером и отправились ко все тлеющей шведской миссии за теми его вещами, которые там оставались. Пока Рюдгер находился в здании, мы с Готфридом вышли из машины, чтобы заново уложить вещи в багажнике. И тут я увидела, что к нам нетвердой походкой приближается закутанная в дорогую меховую шубку Урсула Гогенлоэ, знаменитая берлинская красавица. Прическа ее была в полном беспорядке, косметика потекла. Она остановилась возле нас и зарыдала: «Я все потеряла! Bce!» Она пыталась теперь добраться до каких-то испанских друзей, обещавших вывезти ее за город. Мы сообщили ей, что испанское посольство тоже разрушено. Она повернулась, не сказав ни слова, и заковыляла прочь в направлении дымящегося Тиргартена. Сзади из ее шубки был выдран большой кусок меха.

Скоро вернулся Рюдгер, и мы стали пробираться по Будапестерштрассе между группами людей, тащивших детские коляски, матрацы, всяческую мебель и тому подобное. Татьянин любимый антикварный магазин Брандл еще горел; внутри языки пламени, вились по занавескам и на хрустальных люстрах. Поскольку большую часть товаров в этом магазине составляли шелк и парча, розовое пламя выглядело очень нарядно, даже роскошно. Вся Будапестерштрассе была опустошена, за исключением отеля «Эден»; в нем мы и условились всем встретиться на следующий день. Потом мы повернули на Ось Восток-Запад. Там мы глазам своим не поверили: по обеим сторонам улицы не осталось ни одного дома.

Когда мы добрались до Потсдама, то в первый момент от свежего, холодного воздуха у меня закружилась голова. В «Реги-рунге» (маленьком дворце, где расположена и канцелярия и официальная резиденция Бисмарков) хлопотала жена Готфрида Мелани, стелившая постели. Хермине Эссен сидела в своей постели со свежевымытыми волосами, всклокоченными, как у маленькой девочки. Я тоже приняла ванну. Лоремари оттирала меня, и вода сделалась черная! Мелани совершенно выведена из себя сажей и грязью, которые с каждым новоприбывшим поступают в их доселе безукоризненно чистый дом.

Мы только кончили ужинать, как дали заказанный нами междугородный разговор с Кенигсвартом, и мы смогли успокоить Татьяну и Мама; они весь день пытались с нами связаться, но безуспешно. Сразу же после этого Готфриду сообщили, что к Берлину опять направляются мощные воздушные силы противника. Я позвонила Герсдорфам и Папa предупредить их. Мне было немного стыдно передавать эту дурную весть в то время, как сама я нахожусь в безопасности, но по крайней мере они успеют одеться. И действительно, через некоторое время завыли сирены. Другие остались в гостиной, но мы с Лоремари, все еще не оправившиеся от событий прошлой ночи, пошли наверх в комнату брата Мелани Жана-Жоржа, откуда лучше видно. Самолеты летели над Потсдамом волна за волной, но на этот раз они направлялись дальше на запад, в сторону Шпандау, и мы немного успокоились. Налет продолжался около часа, после чего мы, безмерно уставшие, легли спать.

Четверг, 25 ноября.

Сегодня утром мы с Лоремари Шенбург встали рано. Эссены обещали подвезти нас в город на своей разбитой машине, так как Хермине вылетала к себе домой в Стокгольм. Дверцы машины заклинило, пришлось забираться через окна. Ветровые стекла тоже были разбиты, по краям оставалось много осколков, и по дороге они то и дело летели нам в лицо, но мы закутали головы как могли. Нам надо было быть на работе к 11 утра, но поскольку Рюдгер хотел сменить свой автомобиль на более исправный в каком-то гараже близ Халлен-зее, мы сделали крюк в этом направлении.

Скоро мы поняли, что вчерашний налет все-таки причинил городу новые разрушения. Мост Халлензее, правда, был цел, но все дома вокруг выгорели. Гараж Рюдгера был весь разбит и пуст. Мы поехали по Паризерштрассе. Эта часть города выглядела немного лучше, хотя и запущенно. Но когда мы добрались до отеля «Эден», то с изумлением увидели, что он сильно изменился за прошедшие 24 часа. Стены пока стояли, но окон уже не было, а оконные проемы были заткнуты матрацами, кусками мебели и прочими обломками. Позже мы узнали, что в крышу угодили три фугаса, разрушив все внутри и оставив одну коробку. Уцелел только бар, служивший по совместительству и бомбоубежищем к счастью, поскольку во время налета он был полон народу. Зоопарк на другой стороне улицы сильно пострадал. Бомба попала в аквариум, уничтожив всех рыб и змей. Сегодня рано утром застрелили всех диких зверей, так как их клетки были повреждены и побоялись, что они разбегутся. Впрочем, крокодилы так и сделали, они пытались нырнуть в Шпрее, но их вовремя поймали и тоже застрелили. Представляю, что это было за зрелище! Покинув «Эден», мы условились встретиться в пять часов пополудни у шведского посольства, чтобы вернуться в Потсдам всем вместе.

Нас высадили на Лютцовплац, и, кутая лица в большие мокрые полотенца (многие здания все еще горели, и дышать было нечем), мы отправились в министерство. Там мы застали тот же хаос; никто не знал, что будет с нами дальше; кто-то говорил, что мы немедленно выедем на наши Ausweichquartier.[116] Говорили, что министр иностранных дел фон Риббентроп в городе; он даже посетил некоторые дипломатические миссии, когда они горели. Прошел слух, что он лично участвует в обсуждении вопроса «Куда теперь отсюда» на совещании в том, что осталось от комплекса Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе. Побеседовав немного с разными коллегами, которые все подходили и подходили, одетые в самые несуразные наряды, так как большая их часть потеряла все свое имущество, я подстерегла начальника нашего технического отдела, присутствовавшего на нашем последнем совещании в день первого налета. Он сказал мне, что спас мой велосипед, обнаружив его стоящим во дворе, но что он пока оставит его себе, потому что ему больше не на чем добираться. Я нашла, что это вполне справедливо, поскольку я уже все равно смирилась с мыслью, что велосипед пропал, но интересно, что скажет Готфрид: велосипед-то его! В конце концов нам сказали снова собраться завтра в 11 утра, когда, возможно, что-то наладится.