Жозеф Кессель - Яванская роза

• Название: Яванская роза
• Автор: Жозеф Кессель
• Издательство: Гуманитарное агентство «Академический проект»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7331-0031-1

Оба произведения члена Французской Академии Жозефа Кесселя (1898–1975), впервые переведенные на русский язык, — о трагедии любви и странностях человеческих отношений.

Роман «Дневная красавица» получил вторую жизнь благодаря одноименному фильму режиссера Луиса Бунюэля, где в главной роли снялась французская киноактриса Катрин Денев. В романе «Яванская роза» — та же тема трагической любви и разрушительной страсти.

---

— Я… я хорошо знаю, — пролепетал он, — что метиска… на подобном празднике… Но… но… я не думал, что вы… как бы это сказать… вы тоже… вы тоже упрекнете ее в происхождении.

— Вы ничего не понимаете! — крикнул я. — Поскольку она могла меня встретить, вы не должны были бы…

Но сэр Арчибальд был не в состоянии слушать меня.

Когда человек в течение всей своей жизни страдает от тайного порока, все, что кажется ему намеком на его позор, вызывает в нем болезненную реакцию, которую ничто не может успокоить.

— Это я, никто другой… клянусь вам, захотел… — прервал меня сэр Арчибальд. — Вы понимаете, такое прекрасное общество, такой элегантный бал, голова моя закружилась, так мне захотелось там быть… Все-таки это мой мир, мир, которому я принадлежу! Ради Флоранс… да… да… да… Я лучше знаю, чем вы… Она не должна была соваться к белым… да… да… Но бедная малышка так хотела. Она никогда не видела ничего подобного. Она все время одна. Тогда я подумал, и Ван Бек тоже, так как я должен был ему сказать об этом… Мне нужны были деньги на мелкие расходы, вы понимаете… я… попытал счастья здесь… и теперь у меня ничего нет. Но мы держались в стороне, клянусь вам… довольно далеко. Я бы не допустил, чтобы Флоранс поступила некорректно и смешалась бы с европейцами.

Я видел, что сэр Арчибальд собирался говорить до бесконечности на тему, которая была мне отвратительна, что он готов оскорблять и еще больше отрекаться от своей плоти. Чтобы вырвать его из этого наваждения, я решил направить его мысли по другому, не менее мучительному пути.

— Все эти басни мне не интересны! — сказал я грубо. — Единственное, что меня интересует, это чувство Ван Бека.

Я не ошибся. Сэр Арчибальд резко оборвал свою жалкую защитную речь. Он принялся шептать, как поступал всегда, когда говорил о колоссе:

— С этой точки зрения, все к лучшему. Он знает, что вы не приходили к Флоранс. Он видел, что в тот вечер встреча была чисто случайной, и манера, с которой вы обращались с Флоранс, его успокоила.

— А как же сцена, которую она мне устроила? — воскликнул я.

— Что это доказывает, мой дорогой молодой человек? Что она доказывает? Что Флоранс вас любит? Ван Бек знает это еще с момента вашего пребывания на судне и рассчитывает отомстить. И это не может не доставлять ему удовольствия. Чего он не допустит — от этого меня бросает в дрожь, — так это того, что… если узнает о… о вашей… словом, о том, что между Флоранс и вами… В самом деле, уверяю вас, с этой стороны все в порядке!

— Тогда до свидания, — сказал я.

Когда я открыл дверь, сэр Арчибальд робко прошептал:

— Вы не хотите ее увидеть? Она просила меня об этом. Она в своей комнате рядом… никто не узнает. Вы можете пройти к ней отсюда через ванную комнату.

Я вышел, не ответив, и хлопнул дверью.

XVIII

Я закончил ночь в матросском баре.

Несомненно, один из матросов неловкой рукой нацарапал мне адрес, который я обнаружил на следующий день в своем кармане на смятом клочке бумаги.

После некоторых усилий я вспомнил, что он указывал курильню опиума в китайском городе. Я тут же решил туда отправиться.

Поколебавшись какое-то время, я принял в некотором роде фатальное решение и кинулся в места, находившиеся в противоположной стороне той, где я был накануне. Как контраст „Астор-хаусу" и его голубятне, мне требовался кабак, притон.

Опиум в этом желании не был основным элементом. Я мог найти наркотики, и лучшего качества, в самых изысканных домах. Но я искал, главным образом, убежища в норе, где собирается для забвения и счастья самый бедный и грязный человеческий скот.

Было около полудня, когда я проходил по холлу клуба.

— Здесь одна дама, она ждет вас уже два часа, — сказал мне посыльный. — Она не захотела, чтобы я вас разбудил.

— Я встречусь с ней в другой раз, — ответил я в страстном нетерпении добраться до приюта полумертвеца.

Но, обернувшись, я увидел Флоранс.

Не дав мне прийти в себя от удивления, она спросила:

— Почему ты отказался зайти ко мне? Ты пошел на встречу с этой женщиной?

Я не узнавал ни лица Флоранс, ни ее голоса, или, вернее, я вновь увидел в ней человека, которого встретил в самом начале, но которого заставила забыть ее любовь ко мне.

Да, этот упрямый взгляд, отсутствующий, непреклонный, эта интонация, суровая и жестокая, эта дикая воля дойти до конца любой ценой — ценой смерти старого изнуренного человека — метиска вновь предстала передо мной с таким лицом.

Внезапно, сам того не желая, не ведая, я вызвал у этой дикарки всех дьяволов ревности. Они соответствовали ее страсти. Я почувствовал это и испугался.

В то время, когда никакая драка, ни самая опасная, ни самая позорная, не пугала меня, я приходил в ужас от публичной сцены с женщиной, если только не был пьян. Ничто не казалось мне более опасным. Я не знал, что ответить, что делать… ощущение, что я смешон и отвратителен, угнетало меня.

Пользуясь моим смятением, Флоранс продолжала на более высоких нотах:

— И теперь ты снова идешь к ней?

Мне надо было что-то сказать, сделать какой-нибудь обуздывающий жест, сразу прекратить, безжалостно остановить этот бунт, это покушение на мою свободу или, по крайней мере, оттолкнуть Флоранс с ее криками и пройти мимо. Но уже любопытные лица оборачивались к нам. На некоторых, мне показалось, я увидел улыбку.

— Ты с ума сошла! — прошипел я Флоранс. — Дело не в женщинах, клянусь тебе.

— Тогда я иду с тобой.

Флоранс еще повысила тон. Я до такой степени потерял голову, что был не способен придумать малейшую ложь, помешавшую бы метиске сопровождать меня.

— Хорошо, — сказал я.

Затем, вспомнив, куда я направлялся, я добавил с чувством, которое может испытывать раб, предвкушающий заранее подлую месть:

— Идем. Ты сама захотела.

В эту минуту я ненавидел Флоранс так сильно, что не мог этого выразить. Самолюбие, вероятно, подавляло во мне все остальные чувства. А эта девица, которую я считал у своих ног, навязывала мне вдруг свою дикую и сумасшедшую волю!

Неспособный отделаться от нее, я был также абсолютно не способен выносить ее рядом с собой. Вместо того чтобы взять автомобиль, как намеревался, я подозвал рикшу.

Человек-лошадь подбежал. Я прыгнул в его тележку, не обращая внимания на метиску.

Однако вскоре я увидел ее рядом: Флоранс вез другой китаец в лохмотьях.

Я вспомнил другой бег, приблизительно такой же, по улицам Кобе, но тогда роли были другие: тогда я преследовал Флоранс.

Вспомнила ли она?

Возможно…

На одной остановке из-за затора на узеньком и вонючем переулке китайского города мы вынуждены были стоять некоторое время бок о бок. Я увидел в глазах Флоранс отчаянный призыв — и резко отвернулся.

Как мог я приписывать столько прелести этому невыносимому существу?

Я рассчитывал, что само место, куда я вез Флоранс, освободит меня от нее, настолько отвратительным представлял я его себе.

Если в этом смысле мои надежды превзошли все ожидания, то расчет, напротив, оказался неверен.

Ни почти непродыхаемый воздух, ни запах грязи, пота, мочи и плохого пережженного опиума, ни сплетение тел в лохмотьях, покрытых коростой, лишаями, ни зрелище лиц кули, провалившихся в отравленный сон, — ничто не отбило охоту у Флоранс, между прочим, такой свежей, такой гладкой, которую длительное заточение приучило к монастырской чистоте.

Если бы она не была со мной, я бы сбежал. Но прежде всего я хотел ее проучить.

Когда владелец курильни предложил мне угол, отгороженный занавеской от конуры без окна, где столько несчастных вкушали единственное счастье, которое им было предоставлено, я ответил:

— Нет. Вместе со всеми.

Тайком я взглянул на Флоранс. Она даже не моргнула.

Хозяин пинками освободил для меня место, Флоранс легла первая, положив голову на короткий деревянный валик возле подноса.

— Я тоже хочу, — сказала она бою, который готовил для меня первую трубку.

Я пообещал себе, что не скажу ни слова метиске. Однако я не смог удержаться и спросил:

— Ты уже курила?

— Нет, жизнь моя, но я хочу делать то же, что и ты!

Флоранс вновь говорила своим нежным голосом, страстным и покорным. Можно было сказать, что это по моему приказу она устроилась напротив. Привидения ревности рассеялись. Она вновь обрела свое сердце влюбленной служанки.

Но это преображение отнюдь не успокоило меня.

„Она улыбается мне. Она счастлива. Она считает, что в расчете, — думал я с возрастающим отчаянием. — Ну, ладно, она увидит!"

Я стал вести себя так, словно Флоранс не существовало. Она стала для меня предметом, по которому взгляд скользит не задерживаясь. Напротив этой тени я принялся курить, как ненасытный, как одержимый.

Но мягкий наркотик, требующий неторопливости, погружения и обходительности, подобно тонкому диалогу с длинными паузами, не любит варварства. Он отомстит. Вместо того чтобы отнять у меня Флоранс, он привел меня к метиске.