Гарри Каспаров - Безлимитный поединок

• Название: Безлимитный поединок
• Автор: Гарри Каспаров
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-278-00297-2

В книге «Безлимитный поединок» тринадцатый чемпион мира Г.К.Каспаров рассказывает о своем спортивном и творческом пути, о своих шахматных воззрениях. В центре повествования — многолетнее единоборство с А. Карповым, непростые взаимоотношения с ФИДЕ, Госкомспортом СССР и Советской шахматной федерацией, последовательная борьба за демократическое переустройство шахматного мира.

Рассчитана на широкий круг любителей шахмат.

---

За всеми этими организационными и коммерческими проектами скрывается моя натура мечтателя-практика. Я хочу пропагандировать шахматы всеми доступными мне средствами — партиями, книгами, новыми формами соревнований. Первая новинка в этом плане — матч по активным шахматам с Найджелом Шортом, сыгранный мною зимой 1987 года на движущейся сцене лондонского ипподрома. Я готов экспериментировать даже с такими формами шахмат, хотя они носят, конечно, в основном развлекательный характер.

В пропагандистском плане матчи и турниры по активным шахматам желательны, а для досуга любителей — и вовсе хороши. Что касается гроссмейстеров, то форма соревнований, которую мы нашли в Мадриде, кажется мне наиболее подходящей. С одной стороны, это развлечение для зрителей, с другой — польза для всего мира, когда участники все призовые деньги отдают на благотворительные цели. Однако даже в страшном сне мне не могло привидеться, что активные шахматы можно как-то связать с розыгрышем чемпионского титула либо использовать для введения новых гроссмейстерских званий…

На беду, руководство ФИДЕ быстро сообразило, как можно использовать активные шахматы в борьбе с профессионалами-гроссмейстерами. Стало ясно, что новые титулы и звания, которые могут быть присвоены шахматистам, играющим порой в силу кандидатов в мастера, — это подрыв сложившейся в классических шахматах иерархии, разрушение всей системы ценностей шахматного мира.

Надеюсь все же, что нам удастся справиться с этой новой и очень «активной» угрозой со стороны ФИДЕ.

Вернемся, однако, к событиям 1987 года. Даже поглощенный делами Ассоциации и внутренней борьбой с Госкомспортом, я не мог не думать о главном — о предстоящем осенью матче на первенство мира. После того как Соколов проиграл суперфинальный матч в Линаресе, выяснилось, что мне снова предстоит единоборство с Карповым — уже четвертое за три года! Никогда еще за всю историю шахмат чемпиону не приходилось так неоправданно часто доказывать свое превосходство.

Когда встал вопрос о месте проведения матча, вновь выплыли Арабские Эмираты. После Олимпиады в Дубае не оставалось сомнений, что здесь мне нечего рассчитывать на гостеприимство организаторов, продолжавших открыто поддерживать Кампоманеса. Неудивительно, что Карпов отдал свое предпочтение столице ОАЭ — Абу-Даби в качестве места проведения нашего матча. Альянс продолжал действовать.

Это решение превращало всю процедуру выбора в фарс, поскольку по новым правилам Кампоманеса каждый игрок имел право выбрать лишь один город; при несовпадении же мнений права автоматически передаются городу, предложившему самый большой денежный приз. Коль скоро моя позиция в отношении Абу-Даби была хорошо известна, мне не имело смысла вообще объявлять свой выбор. В принципе меня устроил бы любой город, кроме Абу-Даби; прежде всего Сиэтл — сам факт борьбы двух советских шахматистов за мировую корону в Америке, учитывая нынешний уровень взаимоотношений между нашими странами, казался мне весьма символичным. Такой матч дал бы очень многое для популяризации шахмат на потенциально крупнейшем шахматном рынке, каким являются Соединенные Штаты. И Севилье, на которую пал окончательный выбор, я бы предпочел Мадрид. Впрочем, Севилья меня очень хорошо приняла, когда я побывал там с ознакомительным визитом в августе 1987 года. Испания — страна шахматная, в ней много любителей древней игры, и она вполне заслужила того, чтобы провести у себя чемпионат мира.

Перед матчем в Севилье произошла очевидная перегруппировка сил. Госкомспорт и часть руководящих работников, до поры до времени относившихся ко мне терпимо, с начала 1987 года резко изменили свое отношение. Причина этого понятна: выступив в Дубае против избрания Кампоманеса, я стал первым советским спортсменом, который осмелился открыто нарушить директиву Госкомспорта. Дальше — больше: через три месяца, на XVIII съезде профсоюзов, я с трибуны Кремлевского Дворца съездов заявил о необходимости введения в стране профессионального спорта как единственного способа спасти от развала советское спортивное движение. Тем самым я выступил против официальной позиции Госкомспорта, который категорически отрицает возможность введения статуса профессионального спортсмена в нашей стране. Речь шла о предоставлении законных прав спортсменам, находящимся в унизительной зависимости от спортивных чиновников, а в более широком смысле — о ликвидации государственной монополии на личность. Сейчас это многими уже воспринимается спокойно, но на том этапе перестройки высказывание подобных мыслей немедленно прибавило мне недругов в аппарате управления.

В ФИДЕ тоже поняли, что надеяться на мое мирное сосуществование с Кампоманесом бессмысленно.

Таким образом, открытие второго фронта в шахматах и в спорте привело к созданию мощной коалиции, участники которой считали необходимым как можно быстрее остановить «разрушительную деятельность» Каспарова.

«Нечистая сила»

Наверное, психологически матч в Севилье оказался для меня наиболее трудным из всех четырех поединков с Карповым. Хотя на первый взгляд такое утверждение выглядит парадоксальным. Ведь позади были и запредельные нагрузки первого матча, когда в течение двух месяцев приходилось выходить на сцену под угрозой последнего поражения, и ни с чем не сравнимое эмоциональное напряжение второго матча, когда цель стала так обжигающе близка, и потрясение на финише матч-реванша в Ленинграде после истории с Владимировым.

Тем не менее Севилья стала для меня самым тяжелым жизненным испытанием. Одних терзаний в ночь между 23-й и 24-й партиями хватило бы на весь матч. У меня до сих пор такое ощущение, будто я заглянул в бездну. Довольно хорошо изучив своих противников, я ничуть не сомневался в том, что их не удовлетворит чисто шахматный триумф. Весьма вероятно, что на случай победы Карпова у них был заготовлен план, как публично расправиться со мной. И дело тогда не ограничилось бы серией залпов, произведенных рядом газет в начале 1988 года, а вылилось бы в масштабную кампанию против меня. К счастью, этого не случилось — титул чемпиона мира уберег меня от самого худшего…

Но не только, а точнее — не столько, мрачные мысли о собственном будущем угнетали меня в ту страшную ночь. В конце концов, вырываясь «за флажки», я отчетливо сознавал, чем может грозить лично мне конфронтация с могущественным аппаратом. Но я не мог не думать и о тех, кто, поверив в меня, активно включился в борьбу за перемены в шахматном мире. Вернись Карпов на престол, ростки нового будут безжалостно затоптаны, а сторонников реформ ожидает примерное наказание. События минувшего года одно за другим всплывали в моем сознании, а я все не мог понять, как, имея громадный опыт единоборств на высшем уровне и убедительно победив в двух последних матчах, я вновь, как и три года назад, оказался на краю пропасти…

Я до сих пор убежден, что моего шахматного превосходства перед севильским матчем было достаточно для победы. Однако реализовать его я не смог. Объяснение нужно искать вне шахмат, и в первую очередь — в моем тогдашнем психологическом состоянии. Победа в матч-реванше в какой-то степени разоружила меня. Выигрыш казался окончательным, а следующий матч с Карповым — не столь уж очевидным: ему предстояло еще играть с Соколовым. Кроме того, промежуток между матчами составлял почти год.

К сожалению, отпущенное время мне не удалось использовать плодотворно для шахматной подготовки. Пожалуй, на сегодня я могу считать тот год самым безликим в творческом отношении.

Помимо борьбы со спортивной бюрократией была масса других важных и интересных дел: работа в детской шахматной школе, попытка организации совместного советско-английского шахматного издательства и шахматного журнала, содействие компьютеризации в нашей стране — например, создание Московского детского клуба «Компьютер», президентом которого я являюсь и где все работают исключительно на общественных началах. Только за первые два года деятельности клуба в нем прошли обучение более 500 детей в возрасте от шести до шестнадцати лет. Из каждой зарубежной поездки я привожу ребятам программы и дискеты; регулярно подписываю клуб на иностранные компьютерные журналы. Кстати, именно отсюда по телекоммуникационным линиям связи передавались ходы первого в истории сеанса «Звездных шахмат» (с центром в городе Канн), в котором я играл одновременно с десятью городами планеты.

Кто мог предположить, что даже детский клуб Госкомспорт умудрится превратить в арену борьбы со мной! Началось все с рекламного контракта, который я заключил в 1986 году с фирмой «Atari». Весь гонорар фирма по условию выплатила компьютерами. Так вот, из полусотни полученных восьмиразрядных персональных компьютеров комитет упорно пытался половину присвоить себе. Поскольку контракт был заключен через Госкомспорт, то, формально являясь грузополучателем, он в продолжение двух лет не оформлял документы на передачу компьютеров клубу. А так как сами компьютеры уже находились в клубе и забрать их у детей без скандала было невозможно, то в Госкомспорте просто не подписывали чисто формальный приказ о передаче. Это покажется смешным, но с просьбами решить этот вопрос к руководству Госкомспорта обращались вице-президент АН СССР Е. Велихов, первый секретарь ЦК ВЛКСМ В.Мироненко, директор Экономико-математического института В. Макаров. Никому из них не отказывали, просто не подписывали приказ — и все.