Николай Романов - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Николай Романов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Встреча с границей» — это повесть о людях, которым доверено самое дорогое — охрана священных рубежей нашей Родины. Вместе с главным героем молодым солдатом Николаем Ивановым, от имени которого идет повествование, мы знакомимся с боевыми буднями одной из отдаленных пограничных застав, буднями, полными напряженного труда, юношеских дерзаний, настоящей романтики.

Граница требовательна, строга к каждому, кто связал свою судьбу с ней. Здесь заслужить «аттестат зрелости» нелегко. Нужна большая сила воли, мужество, стойкий характер, мастерство, чтобы быстро и вовремя пресекать происки империалистических разведок и их агентуры.

О том, как с помощью товарищей и коллектива молодые солдаты становятся опытными воинами, как закаляется их характер в борьбе с трудностями, проявляется подлинная доблесть в схватках с врагами Родины, и рассказывается в книге. С большой любовью, теплым лиризмом рисуются образы солдат, говорится о чистоте и искренности их чувств, благородстве помыслов, высоких духовных идеалах.

Автор повести — Н. А. Романов, генерал-лейтенант запаса, член Союза журналистов.

---

Мне нравился этот парень — резкий, прямой, бескомпромиссный. Говорили, что до прихода в погранвойска он был секретарем комитета комсомола крупного завода, хотя сам он избегал этих разговоров. Он все схватывал быстро, по любому вопросу имел свои суждения и высказывал их смело.

Но на этот раз я не мог согласиться с ним. Наверное, Иванов-второй не видел Стручкова в строю. Да и меня тоже. Ванюха Лягутин шагал лучше, зато споткнулся на спортивном коне: растянул сухожилия обеих рук. Но никому не пожаловался и, превозмогая страшную боль, продолжал прыгать через эту треклятую, набитую опилками скотину.

У каждого новобранца что-то не ладилось, и от этого портилось настроение, росло чувство неуверенности, беспомощности: таких пускать на границу рановато.

* * *

Сегодняшнее утро началось не с физической зарядки, как всю прошлую неделю, а с генеральной уборки палаток. В нашей старшине Аверчуку не понравился самодельный столик.

— Что он болтается, как пьяный?

— Земля круглая! — доложил Стручков.

— Такая же круглая, как твоя голова! — отрезал Аверчук.

В другое время старшина добавил бы еще что-нибудь не очень приятное для земляка, но сегодня ему недосуг. Он придирчиво осматривал заправку коек, проверял, не насовано ли что под подушки, как пришиты подворотнички, начищены сапоги, пригнано обмундирование.

Ожидали начальника отряда. Правда, заранее об этом никто не оповещал, но здесь тоже работал беспроволочный телеграф. И старшине хотелось показать нас, ну и себя конечно, в самом лучшем виде.

Я был дневальным по палаткам. Аверчук заставлял меня именовать его полковником и отдавать рапорт. Голос мой с каждым заходом все больше крепчал, становился увереннее, и старшина, кажется, остался доволен.

— Значит, помни: без всяких запятых. Запятые в рапорте все равно что противотанковые надолбы на шоссе. Тренируйся!

Можно было не предупреждать. Уж теперь-то, товарищ полковник, вы признаете своих земляков. Признаете! Я напомню! И не как-нибудь, а в присутствии всех. Подойду, нет, пожалуй, подбегу, резко остановлюсь, вскину руку к фуражке, щелкну каблуками и громко, на весь лагерь: «Товарищ...»

От зеленых фуражек зарябило в глазах. На меня надвигались офицеры. Шли медленно, молча, со строгими лицами. Я, не чуя земли под ногами, пустился бегом навстречу идущим. Остановился. По инерции качнулся вперед.

— Товарищ полковник! Дежурный, виноват, дневальный... рядовой, рядовой...

И все. Заело. Так и не произнес свои десять слов, которые твердил все утро.

Начальник отряда улыбнулся одним краешком губ и прошел мимо. За ним безмолвно проследовала свита.

Старшина Аверчук сжигал меня остановившимися, помутневшими от гнева глазами. Но уже гореть было нечему — все спалено дотла...

СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ

Меня вызвали к начальнику отряда. Старшина Аверчук молча поправил на мне фуражку, заставил повернуться, одернул сзади гимнастерку, передвинул пряжку поясного ремня и проворчал:

— Беги скорее, чего доброго опоздаешь.

Я припустился бегом к зданию штаба.

В коридоре нашел табличку с надписью: «Начальник отряда». Отдышался. Еще раз проверил заправку, прошелся носовым платком по головкам сапог, сглотнул комок, подступивший к горлу, и взялся за ручку двери. В кабинете сидел офицер в фуражке, при оружии, с красной повязкой на рукаве. Я понял, это дежурный, представился:

— Рядовой Иванов по вызову начальника отряда прибыл!

Офицер пожал плечами.

— Полковник не приходил. Какая-то ошибка.

— Никак нет. Посыльный прибегал.

— Кто?

— Ефрейтор со значками связиста.

— А по какому делу?

— Не могу знать.

— Из молодых?

— Так точно! — Я старался отвечать коротко, невольно подражая старшине Аверчуку.

Дежурный улыбнулся.

— Разыграли, — сказал он. — С молодыми это бывает.

Я опешил: разве можно так опасно шутить? Но тут влетел в комнату запыхавшийся связист-ефрейтор.

— Разрешите, товарищ капитан? Иванов, давай быстрее к полковнику на квартиру!

— Кто приказал? — спросил дежурный.

— Сам полковник! Звонил на узел связи!

— Идите! — разрешил капитан.

— Бегом! — приказал ефрейтор. — Жду у палаток, чтобы проводить, а тебя невесть куда черти унесли. Какие вы все нескладные, новобранцы, — продолжал он уже на бегу. — Погодите, старшина Аверчук из вас пыль повытряхнет.

Прибежали на квартиру, как на пожар.

— Что, у вас кросс? — открывая дверь, спросил полковник. — Вы свободны, — отпустил он связиста. — Ну, земляк, как оно рапортуется?

Я обомлел: рядом с полковником стояла Люба.

— Папа! — умоляюще сказала она. — Ты обещал...

«Значит, здесь уже обсуждались мои подвиги», — со страхом подумал я. Мельком взглянул на девушку и совсем растерялся: еще красивее стала!

— Проходите, садитесь, рядовой Иванов. — Я вошел и, кажется, сел.

— Чаю хотите?

— Да вы снимите фуражку, — посочувствовала Люба.

«И она на «вы»?» — удивился я. За три месяца, видно, много воды утекло в нашем лесном ручейке, если так все изменилось. Зазвонил телефон. Я вздохнул с облегчением: можно хоть немного передохнуть, собраться с мыслями. Полковник снял трубку и стал кого-то допрашивать с пристрастием: поднимет ли груз одна автомашина, да кто назначен старшим, да хорошо ли проинструктирован этот старший?..

— Что пишут из дому?

Это, кажется, уже не по телефону, это — ко мне.

— Мама спрашивает, как кормят, берегу ли себя от простуды и от шпионов.

Шутка получилась вымученная. Собеседники постарались не заметить ее. Полковник продолжал:

— Небось критиковали меня с дружками? В Володятине, мол, приглашал на границу, а здесь не признал. Начальство, шестом головы не достанешь. — Я удивленно посмотрел на Павла Александровича: что он, подслушал слова Петьки Стручкова? — Ну что молчишь? Было такое?

— Было, — признался я.

— В строю как-то не принято говорить о личных делах. Приду к вам, непременно приду. И не раз. Успокой земляков. А что будешь матери отвечать? Каким показался хлеб солдатский? Только откровенно, секретарь.

— Все хорошо, товарищ полковник.

— А вот этому — не верю. Присмотрись-ка ко всему повнимательнее, этаким острым комсомольским взглядом. Рядовой-то ты рядовой, но мысли и дела твои необязательно должны быть рядовыми... Люба, если ты категорически не хочешь поить нас чаем, тащи фрукты.

— Хорошо, папа, — с неожиданной покорностью отозвалась девушка и вышла.

— Значит, по-твоему, все идет отлично? — вернулся Павел Александрович к прерванному разговору. — И другие земляки так же думают?

— Не все, — неуверенно ответил я.

Полковник как-то незаметно заставил меня рассказать про этих «не всех». Про Стручкова, собравшегося в обоз, про Ванюху Лягутина с растянутыми сухожилиями, про Иванова-второго, грозящего прийти к начальству в спортивных тапочках, про одиночную строевую подготовку, про учебную винтовку образца прошлого века...

Павел Александрович слушал внимательно, а мне становилось не по себе. Получалось и хвастливо (мне, мол, все нипочем, только друзья ноют), и мелко (распинаюсь о вещах, которые может решить командир отделения). И еще больше смутился, когда полковник спросил:

— А встреча с начальством все-таки напугала?

— Напугала, — признался я.

— Ничего, ничего, это пройдет. Спроси меня, спроси кого хочешь — у каждого в свое время заедало. Да и сейчас еще бывает.

Вошла Люба с большой стеклянной вазой, наполненной яблоками, и поставила ее передо мной. Я мельком взглянул на девушку: радует ее или огорчает мое общество? И, как назло, нечаянно увидел себя в зеркале. Подворотничок смялся, только уголки торчат, гимнастерка в складках. А щеки, щеки — будто красный стручковый перец.

— Угощайся, угощайся! — подбадривал меня Павел Александрович.

Снова зазвонил телефон. Из разговора можно было понять, что приехали какие-то представители из округа и ожидают начальника отряда в штабе. Полковник начал собираться. Я тоже заторопился уходить. Люба успела шепнуть:

— Встретимся в кино! Запомни: среда и воскресенье!..

Всего две фразы, произнесенные шепотом, а какая в них сила! Наконец-то я почувствовал твердую почву под ногами. Шагалось легко, весело. Из уличного динамика вырвалась радостная музыка, подхватила меня, понесла на своих крыльях, да так лихо, что я чуть не пролетел мимо старшины.

— Кхы, кхы... — прокашлял Аверчук, озадаченный моим поведением. — Улыбаешься? Выходит, понравилось это самое втирание?

Я не знал, что такое втирание, и на всякий случай утвердительно кивнул головой. Темные глаза Аверчука недобро засверкали. Он навел их на меня, как дула двуствольного ружья. Мне даже почудилось, что вот-вот грянет залп!..