Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 4

• Название: Кривая империя. Книга 4
• Автор: Сергей Кравченко
• Жанр: Историческая проза

Введите сюда краткую аннотацию

---

Возникает вопрос. Чего ж они лезли во власть, раз она такая коварная? А, думали, именно меня пронесет! Я же верный и хороший! Но так рассуждали только озабоченные мыслители. Все прочие перли нахрапом — чисто инстинктивно. Инстинкты у нас, слава богу, не утрачены. Считаем дальше.

4. Сталин не давал мышам дремать. За ленинским НЭПом грянула Индустриализация 1929 года. Под крылом ЧК-ГПУ-НКВД работалось легко, все были при деле, оборотные средства прокручивались с огромной частотой, — не то что теперь! Страна хорошела. Чекисты добивали врагов Революции по всему миру. Белый конь не мог спастись ни в какой европейской или мексиканской конюшне. Везде его настигал мозолистый кулак пролетарской мести. Везде доставал чекистский ледоруб. Благополучно восстанавливалось крепостное право на селе. Даже мои однокурсники приехали поступать в институт из деревень в 1969 году без паспортов, — со справками об освобождении из колхоза! Народ кристаллизовался в единое, монолитное сообщество. Тут Сталин применил лучшее из опыта Петра и Павла Первых.

5. Армия формировалась соответственно — «по-суворовски», читай «по-павловски» (неудобно было поминать добрым словом члена покойной династии Романовых). Офицерский кадр рекрутировался на 25 лет. Солдат автоматически принимали в комсомол, офицеров — в партию. Войсковая структура строилась в понятиях десятичной системы Чингиз-хана. Беглецов с поля боя по завету рыжебородого завоевателя спокойно расстреливали заградотрядовские гвардейцы.

6. Сама Партия теперь писалась с большой буквы. Принадлежность к ней стала необходимым и достаточным условием карьерного роста. Это было позаимствовано у Петра и Ивана Грозного.

7. Опричнина восстала из пепла! Идея опричного бытия обрела совершенство! Гений Сталина объединил опричнину военно-партийную с канцелярией тайной. ЧК-ГПУ-МГБ-КГБ воздвигли опричные города, лагеря, заводы и научные центры. На закате Гражданской войны в Питере, Москве, Киеве, других крупных поселениях для чекистов освобождались целые улицы, микрорайоны, кварталы. Каждая такая слобода имела свои особые магазины, кинотеатры, парикмахерские. Ну, и места для созидательного труда у поселенцев были под боком — застенки, тюрьмы, зоны. Это снова — Грозный!

Так. Что еще хорошего для Империи мы с товарищем Сталиным не забыли? Вот.

8. Религия должна у нас быть монотеистская и автокефальная. То есть, в ней должны присутствовать:

8.1. Бог на земле — 1шт. (лично тов. И.В.Сталин).

8.2. Бог на небе — 1 шт. (покойный тов. В.И. Ленин).

8.3. Апостолы живые и мертвые, ангелы светлые и темные — уже убитые и еще живые соратники двух вождей — имя им легион.

8.4. «Дом мой — домом молитвы нареченный» — это Коммунистический Интернационал в реальных домах ЦК, обкомы, губкомы, райкомы. Соответственно, другие церкви и культы загоняются в бутылку и праведно нам прислуживают, чтоб только имя свое сохранить, да шкуры вместе с рясами на растерять. Это мы позаимствовали опять у Великого Петра.

9. Главное чуть не забыли! Забрать-таки назад Царьград! Мы могли это сделать легко. Прямо в 1945 году, вместе с Курильскими островами. Но не стали. Ибо идея православного креста над проливами расширилась у нас необъятно, воссияла красным солнышком над всей планетой (а не только над вонючими проливами), взмахнула над ошалевшим человечеством секущим серпом и долбящим молотом. Атрибуты идеи Мировой Революции мы и сейчас можем разобрать на любой монете советских времен.

Авторы Девятого пункта — классики марксизма-ленинизма, лично товарищи Ленин и Троцкий, православные великомученники и страстотерпцы, все Рюриковы и Романовы во всех наших веках и весях. Ну, и все мы, в Русской земле крещеные и от креста уцелевшие, от сего грешного соавторства не отрекаемся.

10. Теперь наше православно-куренное строительство нужно было надежно укрыть от постороннего глаза. А пуще того, свои глаза под их пограничные покровы не вылуплять. Границы закрыть насмерть. Запугать доверчивое население рогатыми призраками капитализма, насадить привычку к аскетизму, внушить надежды на скорое загробное безделие и сытую послевоенную жизнь. Аминь!

Теперь посмотрим, что товарищ Сталин делал неправильно...

Так. Пока ничего не находится...

Думай, голова, думай...

Да не спи, не спи!

Засыпает...

И снится Голове, что это она что-то сделала неправильно, чем-то нарушила волю Вождя, в чем-то ошиблась, не дотянулась извилиной до гениального замысла, провалила все имперское дело. И теперь должна отвечать.

И идет заседание Страшного Суда.

И все, как у людей, — за длинным суконным столом восседают апостолы в нимбах с подклеенными буклями; преступники — азраилы и гамалеилы какие-то — затравленно вертят головами и лихорадочными глазами из-за полированного барьера. И наша Голова — среди них. Прокурор, штатный громовержец, несет отъявленную околесицу. Зал — битком, президиум переполнен, и только главное кресло с высокой спинкой пустует. Где же Председатель Суда? Где наш Император?

— Вот он — подсматривает за процессом через щель в занавеске. Он желает наблюдать не только Суд, не только корчи подсудимых, но и истерику публики, страсти народа в зале.

— Какого еще народа?

— Нашего, российского, советского народа!

— А кто же допустил этот славный народ на собрание небесное? Кто разрешил этому невполне одетому, поверхностно умытому сообществу наблюдать тайную постановку? Кто удостоил его такой чести?

— Конечно, он, Император!

Теперь с глубоким, поджелудочным восторгом смотрит он, как прокатывается волна народного гнева от партерной Москвы до галерного Магадана, как вспыхивают праведным возмущением миллионы честных лиц, как дружно и восторженно вопят зрители под чтение приговора! Вот это спектакль! Вот это Режиссер! Вот это Император! Вот это Бог, снизошедший к людям!

Зачем ему это? А чтобы создать в народе гордость небывалую. Чтобы овцы поверили в свою избранность (на шашлык), чтобы дружно блеяли в поддержку исторических решений (о строительстве скотобойни), чтобы гордо выступали под руководством передового козла к своему светлому (от сторожевых прожекторов) и окончательному (по сути) будущему...

Голова кругом идет!

Вернее, летит по проходу от трибуны (огромной дубовой колоды) — до середины зала. Потом катится назад и замечает, что зеленая ковровая дорожка становится красной, что меркнет свет, пустеет зал.

Куда-то исчезают навсегда миллионы зрителей, и только прохладный северо-восточный колымский сквознячок шевелит на сцене черные, окровавленные куриные перья падших и ощипанных ангелов.

Император выходит из-за занавески и в гулкой тишине задает сам себе единственный вопрос, достойный Большого Театра:

— Ну, а дальше-то что?..

А дальше, вы скажете, Империя все-равно погибла. И вина за это на товарища Сталина тоже распространяется. Вы будете почти правы. Но ваше «почти» — не считается. В этот раз Империю погубили не дурные привычки царя, не сумеречность его рассудка, не гнилой строительный материал. Российскую Империю в 20-м веке погубило Время. Все эти технические прогрессы навалились на нас с такой силой и скоростью, таким тяжким непониманием легли на наш коллективный разум, что лучше бы нам стоять насмерть на Калке и Непрядве. А тут мы не выдержали.

Но это потом.

А сперва нам предстоял экзамен на аттестат имперской зрелости.

И мы стали готовиться денно и нощно.

Стал товарищ Сталин нас собирать воедино, рассаживать (простите за двусмысленность) по разным местам, вдалбливать нам прописные истины.

Метод его поучения прост, понятен, красив в своем аскетизме.

Вот речь вождя на XVI съезде партии. Съезд этот летом 1930 года был тем хорош и знаменит, что посвящался началу развернутого наступления социал-большевизма на всех и каждого. Причем наступление это уже шло, и очень успешно. Но многие его не замечали. Нэпманы еще вели свои бухгалтерские книги и бегали от налогов. Кулаки деревенские надеялись собрать засеянное по весне. Мыслительный класс позволял себе некоторые мысли.

Товарищ Сталин решительно все это прекратил. Он приказал отобрать землю, скот и инструменты у кулаков. Все это отдал колхозам. Получилось 400 миллионов инвестиций в сельское хозяйство. Сразу резко улучшилось соотношение между производством зерна вообще и товарного зерна в частности. То есть, как посеяли кулачки столько-то пудов, так и собрали колхознички столько-же. Зато себе не смогли оставить ничего, — почти все ушло «в товар» — в ларьки и закрома социалистической страны. Народ заголодал воодушевленно.

Я бы мог продолжать описание опытов нашего гения и далее, но суть не в опытах, они известны. Суть в методах. И главный метод — не лагерное воспитание, как мы подумали сначала, а устное и письменное зомбирование, кодирование доверчивого населения. Не мог же товарищ Сталин лично переколоть острым посохом десятки своих политбюрошников — троцких, каменевых, зиновьевых. Не мог лично сварить в котлах многотысячное дворянство. Не мог четвертовать десятки тысяч идейных уклонистов. Бессилен был усадить в теплушки сотни тысяч и миллионы ново-сибирских поселенцев. Нужно было, чтобы народ помог своему вождю, своевременно написал соответствующие доносы, дал чистосердечные свидетельские показания, вынес суровые приговоры, уволок извивающихся подонков в преисподние подвалы и неустанно жал на курок. А потом еще поэтично все это оформил.