Адель Паркс - Жена моего мужа

• Название: Жена моего мужа
• Автор: Адель Паркс
• Издательство: ЗАО Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4338-9

Несколько лет назад ослепительная и удачливая Люси, подруга младшей сестры, увела у Роуз мужа, красавца Питера. Однако в жизни обеих женщин нет гармонии. Роуз ревнует и слишком рано поставила на себе крест, хотя остается по-своему привлекательной. Люси не может найти себя в роли жены и матери, к тому же страдает от комплекса «второй жены». Ей кажется, что Питер охладел и к ней.

Ситуацию переворачивает корпоративная вечеринка. Наконец-то Роуз может взять реванш — у нее есть доказательства, что Люси не верна мужу. Теперь жизнь героинь переполнена страхом разоблачения, мстительным торжеством, раскаянием, сочувствием и новыми надеждами на счастье.

---

— Существует миллион вещей, которые я могла бы сейчас делать: выписывать счета, смотреть по телевизору «Билла», гладить.

Ладно, если она выбрала такой путь, я не стану нажимать на нее, но все же я прерываю ее, прежде чем она успевает включить в список необходимых дел штопку носков.

— Ах да, ты же теперь мать. Как ты со всем этим справляешься? Кто у тебя? Девочка и мальчик? Полный комплект?

— Две девочки. Ты же видел их, помнишь?

Я прекрасно помню, но делаю вид, будто мне абсолютно неинтересно.

— Может, заведем и третьего, — добавляет она.

Женщины порой говорят нечто подобное, когда хотят сказать: «Мы счастливы. У нас с мужем нормальная сексуальная жизнь. Отойди прочь». Но это не всегда правда.

— Черт побери, Грини. В чем дело? Вы что, собираетесь заселить Западный Лондон?

Наверное, могла бы, материнство ей идет.

Лицо Конни стало тоньше, чем было. Возраст порой так влияет на женщин. Кожа у нее почти прозрачная, она выглядит хрупкой, утонченной. Годы не лишили ее свежести и так далее, и так далее. Настоящая Клеопатра, с годами становится все более ослепительной. Она была дерзкой и кокетливой, и это привлекало. Теперь она стала глубже, более совершенной, и это отражается на ее лице. Теперь она кажется мне просто неотразимой, я мог бы смотреть на нее часами.

— Позволь мне заказать тебе выпить что-нибудь более подходящее, Конни. Бутылку шампанского. В память прежних времен.

Она смотрит на свой апельсиновый сок с выражением, напоминающим безысходность и скуку, — выражение, которое и прежде часто пробегало по лицу Конни.

— Давай. Выпью бокал, но не в память прежних времен, а чтобы отпраздновать тот факт, что ты наконец-то назвал меня Конни.

Я игнорирую ее просьбу заказать бокал и требую бутылку. Она была известна под именем Грин — королева шампанского. Никогда не могла отказаться от шампанского. По правде говоря, Конни вообще не может устоять против соблазнов.

Стоило ей только сделать глоток шампанского, как она вырвалась из узды, словно лошадь из западни, и пустилась галопом. Мне с трудом удается не отставать от нее. Она принимается болтать по поводу материнства, как будто приняла мой небрежный вопрос за искренний интерес. Она рассказывает мне о своей работе фотографа, рассказывает о двух своих подругах, которых я когда-то случайно встречал. Время от времени она упоминает своего мужа, и его имя звучит совершенно естественно, словно она не помнит, что мы ему когда-то наставляли рога. Она ни о чем меня не спрашивает. Неужели ей совершенно неинтересно?

Я всегда ее немного побаивался. Можете себе представить такое? Чтобы я боялся? Дело в том, что я видел ее именно такой, какой она была, слишком похожей на меня, слишком необузданной и эгоистичной. Она использовала меня точно так же, как я ее, хотя никогда не призналась бы в этом.

Да, мы веселились. Она бывала забавной по части воображения, и это меня по-настоящему возбуждало. И, боже мой, она была совершенно уникальна в своей счастливой готовности вытворять все, что угодно, в постели и не только в постели. Она была намного храбрее, чем я. С готовностью опускалась на колени где-нибудь в укромной аллее, стоило мне только изъявить желание спустить брюки. Обычно мне не хватало смелости на подобного рода вещи в трезвом состоянии, но тогда мы часто бывали пьяными. Дело в том, что я жертва излишней стыдливости, присущей жителям трущоб. Старомодный рабочий класс обладает слишком высокими нравственными устоями, когда дело касается занятий сексом в общественных местах и всего такого прочего. Мы не можем подвергать себя подобному риску и предпочитаем заниматься порнографией в уединении собственной спальни. И только абсолютно неотесанные деревенщины и шлюхи позволяют себе трахаться прямо в барах Ибицы. Но Конни-то не шлюха, и никогда не была. У нее подобные поступки не казались развратом, а были естественной необходимостью, каким-то животным инстинктом.

Но любила ли она меня когда-нибудь? Я теперь постоянно возвращаюсь к этому вопросу. Черт бы побрал Крейга. Никогда прежде я не задумывался над этим. Что этот парень наделал? Теперь я не могу выбросить его вопрос из головы, и мне очень хочется узнать. Очень хочется узнать, любила ли меня Конни когда-нибудь. Мне просто необходимо это знать.

Конни — яркая, страстная женщина, творческая натура, которой трудно угодить. И теперь, когда я вижу, как она так и светится, излучая удовлетворение и чертово счастье, я задумываюсь, смог ли бы я принести ей его. Смог ли бы я заставить ее отказаться от флирта и рискованных похождений, как это сделал Льюк? Я всегда считал его настоящим олухом, но, может, он лучше меня. Может, она выбрала его.

Я сам бросил Конни, и хочу, чтобы это было отмечено в нашей истории. Она оказалась слишком прилипчивой, увлекающейся и была способна внести слишком много беспорядка в мою жизнь — просто перевернуть все вверх дном, поэтому-то мне и пришлось сказать — довольно. Однажды ночью она звонила мне восемь раз. Я сказал, что хочу с ней увидеться, и пригласил приехать к себе, а она не смогла найти мою квартиру. Она никогда не записывала мой адрес и никогда не приезжала ко мне в трезвом состоянии. Боже мой, сообщения, которые она мне присылала, казалось, принадлежали безумной. В первом она обвиняла меня в том, что я будто бы в ожидании ее трахаю другую. Будто у меня есть на это силы! Во втором она, казалось, была на грани слез. В третьем она истерически кричала, что мне не удастся от нее избавиться, и требовала, чтобы я перезвонил ей и объяснил, как найти квартиру. В своем восьмом сообщении она переменила тактику и холодно заявила, что хотя я и хорош в постели, но не настолько (это неправда!), чтобы она в поисках меня весь вечер таскалась по Восточному Лондону.

Глупая корова!

Она умудрилась учинить настоящую ссору со мной и прошла через весь спектр эмоций, а я даже не брал телефонную трубку.

А было время, когда я посылал ей сообщения, шутливые, игривые сообщения, в которых просил ее о встрече, а она даже не отвечала. Холодная как лед или безумная, как Шляпник? Эти два состояния разделяет тонкая линия.

Мы подолгу беседовали. Кое-что из того, что она мне сказала, останется со мной навсегда. Ее наблюдения были такими точными, казалось, она постигла самую суть меня. Временами мне казалось, будто никто в целом мире не знал меня лучше, чем она. Даже я сам. Казалось, она была способна докопаться до моих глубочайших опасений, самых сильных моих страстей, жизненных моментов, которыми я гордился, и тех, которые заставляли меня корчиться от стыда.

— Ты была в меня влюблена, Конни?

Она тотчас же отстраняется от меня, и на ее лице появляется такое выражение, будто я только что плюнул в нее.

Мы никогда не говорили о любви. Мы рассуждали о сексе, желании, опыте, фильмах, семьях, мечтах — обо всей этой ерунде, которой пользуются как утешением, опорой и отвлекающим маневром, когда каждый живет своей жизнью, особенно когда мы оказываемся в чужих постелях. Запутавшись в простынях, все в поту, мы выкрикивали: «Трахни меня!», «Черт, как хорошо!». Но мы никогда не произносили это по-настоящему непристойное слово из шести букв — «любовь».

Она не смотрит мне в глаза. Говорят, лжецы не могут смотреть окружающим в глаза. В моей компании мы больше всего стыдимся, когда говорим правду.

— Мои друзья считают, что я испытывала вожделение, — наконец говорит она, и голос ее кажется незнакомым, и дышит она учащенно.

— Ты никогда не прислушивалась к мнению других, — говорю я, пытаясь докопаться до истины и одновременно делая комплимент независимости ее духа.

Конни довольно тщеславна и отвечает именно так, как я и предполагал:

— Да, не прислушивалась.

— Итак?

Она все молчит и молчит, ожидание длится почти миллион лет, наконец она произносит:

— Да, я была влюблена в тебя.

Теперь, когда слова произнесены вслух, она может посмотреть мне в глаза. Слова правды сказаны. Она пристально смотрит на меня, словно бросая вызов, и ждет моего ответа. Я ничего не говорю, и она продолжает:

— Я была сильно влюблена в тебя в течение короткого периода времени. Я испытала все это по полной программе: не могла ни спать, ни есть, ни работать. — Обычно она говорит очень быстро, так что не всегда можно разобрать все слова, но сейчас хочет изъясниться как можно проще и понятнее, поэтому говорит медленно. Грудь ее вздымается. — Я просыпалась и засыпала с мыслью о тебе. Весь день я каждое мгновение думала о тебе. А ночью ты присутствовал в моих снах. Был момент, когда я готова была сделать для тебя все, что угодно, даже бросить мужа. Я верю ей.

— Ты заговорил о судьбе, Джон, ты прав, я действительно верю в судьбу. Тебе было суждено войти в мою жизнь. Ты все изменил. Ты пробудил меня. До Парижа я шла по жизни словно лунатик, жила только вполсилы, не видела, чем обладала, не знала, чего хотела.