Жак-Ив Кусто - В мире безмолвия

• Название: В мире безмолвия
• Автор: Жак-Ив Кусто
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016766-0, 5-271-04887-Х

Известный французский исследователь Мирового океана Жак-Ив Кусто и его единомышленники в своих книгах рассказывают о создании акваланга, о первых погружениях и об удивительных открытиях в таинственном подводном мире безмолвия.

---

В мире безмолвия

Глава первая. ЧЕЛОВЕКОРЫБЫ

Однажды утром в июне 1943 года я пришел на железнодорожную станцию Бандоль на Французской Ривьере и получил деревянный ящик, присланный багажом из Парижа. Он содержал новое многообещающее изобретение, плод многолетних трудов и мечтаний – автоматический дыхательный аппарат для подводных исследований, работающий на сжатом воздухе. «Акваланг» – «подводные легкие», – как мы назвали аппарат, был создан мною в сотрудничестве с инженером Эмилем Ганьяном.

Я поспешил на виллу Барри, где меня ожидали мои товарищи: Филипп Тайе и Фредерик Дюма. Ни один мальчишка не испытывал такого волнения, разбирая рождественские подарки, какое переживали мы, когда распаковывали первый акваланг. Если аппарат действует, то это будет означать подлинную революцию в подводных работах!

Мы увидели батарею из трех небольших баллонов, наполненных сжатым воздухом и соединенных с регулятором, напоминающим формой и величиной обычный будильник. От регулятора отходили две гибкие трубки, они были прикреплены другим концом к специальному мундштуку. Навесив на спину этот аппарат, защитив нос и глаза водонепроницаемой маской со стеклянным окошечком и привязав к ногам резиновые «ласты», мы сможем свободно «парить» в морских глубинах.

Мы тут же направились в укромный заливчик, где можно было не опасаться любопытных купальщиков и итальянских солдат из оккупационных войск. Я проверил давление воздуха в баллонах – сто пятьдесят атмосфер. Сдерживая свое возбуждение, я старался спокойно обсуждать план первого испытания. Дюма, один из лучших ныряльщиков Франции, останется на берегу, сохраняя силы и тепло, готовый в случае необходимости броситься мне на помощь. Моя жена Симона будет плавать с обычной маской на поверхности и следить за мной, дыша через трубку. По первому же ее сигналу Дюма нырнет и сможет быть около меня буквально через несколько секунд, «Диди», как его звали на Ривьере, нырял без всякого снаряжения на глубину до шестидесяти футов [1].

Друзья навьючили мне на спину батарею из трех баллонов. Регулятор пришелся как раз против затылка, трубки изогнулись над головой. Я поплевал на внутреннюю сторону небьющегося стекла резиновой маски и сполоснул его в море, чтобы оно не потело при нырянии. Затем плотно натянул маску на лоб и скулы и заложил в рот мундштук. Небольшой клапан, величиной с канцелярскую скрепку, должен был обеспечить под водой приток свежего воздуха и вывод выдыхаемого. Шатаясь под пятидесятифунтовой [2] тяжестью, я заковылял, словно Чарли Чаплин, в воду. Предполагалось, что дыхательный аппарат будет обладать некоторой плавучестью. Я окунулся в прохладную воду, чтобы убедиться, в какой степени на меня повлияет известный закон Архимеда, согласно которому на всякое тело, погруженное в жидкость, действует подъемная сила, равная весу вытесненной жидкости. Дюма примирил меня с Архимедом, подвесив к моему поясу свинцовый груз весом в семь фунтов, Я медленно опустился на песчаное дно. Мои легкие без усилия вдыхали чистый, свежий воздух.

При вдохе раздавался слабый свист, при выдохе – негромкое журчание пузырьков. Регулятор подавал ровно столько воздуха, сколько было необходимо.

Я глянул вниз, чувствуя себя посторонним, вторгающимся в чужие владения. Подо мной впереди тянулось нечто вроде оврага, склоны которого были покрыты темно-зеленой травкой, черными морскими ежами и мелкими, напоминающими цветы белыми водорослями. Тут же паслась рыбья молодь. Песчаные откосы уходили вниз, теряясь в глубокой пучине. Солнце сияло так ярко, что мне приходилось щуриться.

Прижав руки к бокам, я слегка оттолкнулся ножными ластами и двинулся с нарастающей скоростью вглубь. Затем перестал работать ногами: теперь мое тело двигалось по инерции, совершая удивительный полет. Наконец скольжение прекратилось. Я медленно выдохнул – объем моего тела уменьшился, соответственно уменьшилась подъемная сила воды, и я стал плавно опускаться вниз, словно в волшебном сне. Глубокий вдох – меня влечет обратно вверх.

Мои легкие приобрели совершенно новую функцию: теперь они играли еще и роль чувствительной балансирующей системы. Дыша спокойно и размеренно, я наклонил голову и погрузился до глубины тридцати футов. Я не ощущал возросшего давления, хотя оно на этой глубине вдвое больше обычного. Акваланг автоматически подавал более плотный воздух, уравновешивая рост наружного давления. Через тонкую ткань легкого это контрдавление передавалось в кровь и немедленно распределялось по всему организму. В мозг не поступало никаких сигналов, которые говорили бы о возросшей нагрузке. Я чувствовал себя превосходно, если не считать легкого болезненного ощущения в среднем ухе и улитке. Я несколько раз глотнул, как это делают в самолете, чтобы открыть евстахиевы трубы; боль исчезла. (Я никогда не ныряю с затычками в ушах – это очень опасно. Такие затычки оставляют между собою и барабанной перепонкой воздушную подушку. Когда давление в евстахиевых трубах возрастает, воздух напирает изнутри на перепонки с такой силой, что может разорвать их.)

Мною овладело чувство особой приподнятости. Вот я достиг дна. Целая стайка камбал, круглых и плоских, как тарелки, плыла среди нагромождений камней. Я глянул вверх – там мутным зеркалом светилась поверхность моря. В центре моего стеклянного окошечка виднелся маленький – не больше куколки – четкий силуэт Симоны. Я помахал рукой – куколка замахала в ответ.

Потом мое внимание привлек выдыхаемый воздух. Сплющенные напором плотной среды, воздушные пузырьки постепенно росли в объеме, поднимаясь в слои с меньшим давлением, но сохраняли причудливую форму. Они тянулись из регулятора непрерывной цепочкой, скрашивая мое одиночество. Я подумал о том, какое важное значение будут иметь для нас в дальнейшем эти пузыри. Покуда они продолжают булькать на поверхности, внизу все в порядке. Исчезнут пузыри – начнется беспокойство, спешные розыски, мрачные предположения.

Я поплыл над камнями и нашел, что вполне могу сравниться с камбалами. Плавать на рыбий лад, горизонтально, было наиболее естественным методом передвижения в среде, превосходящей воздух по плотности в восемьсот раз. Это было словно в грезах: я мог остановиться и повиснуть в пространстве, ни обо что не опираясь, не привязанный ни к каким шлангам или трубкам. Мне часто снилось раньше, что я лечу, расправив руки-крылья. И вот теперь я парил в самом деле, только без крыльев. (После первого «полета» с аквалангом я уже больше никогда не летал во сне.) Я представил на своем месте передвигающегося с большим трудом водолаза с его громоздкими калошами, привязанного к длинной кишке и облаченного в медный колпак. Мне не раз приходилось наблюдать, как напрягается водолаз, чтобы сделать шаг: калека в чужой стране. Отныне мы сможем проплывать милю за милей над неизведанным миром, свободные и ничем не связанные, чувствуя себя как рыба в воде.

Я совершал всевозможные маневры: петлял, кувыркался, крутил сальто. Вот я стал вверх ногами, опираясь на один палец, и расхохотался сам. Странно прозвучал этот смех под водой. И что бы я ни выдумывал, воздух поступал ровно и бесперебойно. Я парил в пространстве, словно перестал существовать закон тяготения. Совершенно не двигая руками, я мог развивать скорость до двух узлов. Вот я поднимаюсь вертикально вверх, обгоняя собственные пузыри, а вот опять спускаюсь на глубину шестидесяти футов. Мы часто бывали на этой глубине и без дыхательных аппаратов, однако не знали, что ожидает нас ниже этого рубежа. Каких глубин сможем мы достичь с помощью чудесного аппарата?

Прошло уже пятнадцать минут с тех пор, как я покинул берег маленького залива. Регулятор продолжал неутомимо шепелявить что-то; запас воздуха позволял мне оставаться под водой около часа. Я решил не подниматься, пока не замерзну. Меня привлекали расщелины, которые до сих пор дразнили нас своей недоступностью. Я проник в темный тесный тоннель, задевая грудью дно; воздушные баллоны стукались с легким звоном о свод. В подобных случаях человек находится во власти двойственного чувства. С одной стороны, его манит к себе загадка, с другой стороны, он помнит о том, что наделен здравым смыслом, который способен сохранить ему жизнь, если только им не пренебрегать. Меня прижимало к своду тоннеля: израсходовав треть запасенного воздуха, я несколько потерял в весе. Разум подсказал мне, что подобное безрассудство может привести к повреждению соединительных трубок. Я повернул и поплыл на спине обратно. Весь свод грота был усеян омарами на тонких ножках, напоминавшими огромных мух. Их головы и усы были обращены в сторону входа. Я старался дышать осторожно, чтобы не задеть их грудью.

…Там, наверху, – живущая впроголодь оккупированная Франция. Я подумал о сотнях калорий, которые ныряльщик теряет в воде; облюбовал себе пару омаров в фунт весом и осторожно снял их со свода, стараясь не задеть колючки. Затем я выбрался из грота и направился со своей добычей к поверхности.