Владимир Валуцкий - Первая встреча, последняя встреча...

• Название: Первая встреча, последняя встреча...
• Автор: Владимир Валуцкий
• Издательство: Сеанс, Амфора
• Жанр: Драматургия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901585-15-0, 978-5-367-00672-8

В сборник вошли сценарии и статьи известного российского кинодраматурга Владимира Валуцкого, в том числе сценарии к фильмам «Начальник Чукотки», «Ярославна, королева Франции», «Зимняя вишня» и др.

---

— Что вы, что вы, — понеслись со всех сторон протестующие возгласы, — это так интересно!

А усатая дама, на протяжении всего рассказа Нестора Эммануиловича делавшая знаки стенографистке записывать, дабы ни одно великое слово не пропало для потомства, воскликнула:

— Феноменально! Феноменально!

Нестор Эммануилович молча согласился с тем, что рассказ его феноменален, расстегнул байковую куртку, достал из кармана мундштук, вставил в него коротенькую сигарету, прикурил у подбежавшего Ладушкина и сказал:

— В худсовет одной восточной студии ввели знаменитого акына. («Феноменально!» — воскликнула дама.) Он приходил на заседания с домброй и, сопровождая свои выступления игрой на этом замечательном инструменте, пел интересно, но долго. Не будем же ему уподобляться! Поэтому, опоздав на первый вопрос, постараюсь искупить свою вину, кратко и неутомительно высказавшись по вопросу второму. (От неожиданности перехода я похолодел.) Сегодня у нас на второе?.. — улыбнулся Нестор Эммануилович с очаровательным полувопросом и устремил взгляд на редактора. Последовала заминка.

— Мы собирались обсудить сценарий молодого автора… — начал главный редактор.

— …с трепетом ждущего решения своей судьбы, — подхватил Нестор Эммануилович, безошибочно вперяясь ласковой улыбкой в меня.

— Сценарий предназначен для Антона Ионыча, но…

— Неуемный Антон! — покачав головой, молвил Нестор Эммануилович с дружеской теплотой в голосе. — Кстати, запамятовал, как будет называться его новый опус?

Редактор опять замялся и беспомощно поглядел на Олю.

— «Десять часов двенадцать минут», — произнесла Оля в гробовой тишине, и по этой тишине я понял, что назревает что-то ужасное, и оно созрело в следующую секунду.

— Я получил сценарий «Десять часов двенадцать минут» и прочитал его, — сказал Нестор Эммануилович.

То, что Нестор Эммануилович с первого взгляда признал автора во мне, свидетельствовало о том, что он действительно великий человек. Но дальнейшее выходило за всякие рамки реальности…

— Я прочитал сценарий, — продолжал Нестор Эммануилович. — И надо сказать, прочитал не без интереса.

В полной растерянности я глядел на Олю. Оля с недоумением глядела на главного редактора. Тот замыкал круг, глядя на Нестора Эммануиловича с изумлением. Но Нестор Эммануилович не замечал смятения, собою произведенного, и, не спеша выбивая мундштук, говорил:

— …что же привлекает нас в этом, еще не очень ловко скроенном, еще нетвердо ступающем младенческой ногой по терра инкогнита драматургии сочинении? Великие реалии? Их нет. Исключительность фабулы? Нет и нет, как сказал бы Проспер Мериме. Привлекает нас естественность простоты, та истина, которую столь ценил Буало в третьей части своей «Поэтики». О чем, в сущности, сценарий? Не боясь нескромности, которую мне простит молодой автор, смею утверждать, что сценарий биографичен: история первой любви, первые радости и горести человека, вступающего в жизнь, его раздумья о друзьях, о товарищах по работе…

Украдкой я оглядел лица членов худсовета. Я ожидал увидеть насмешливые взгляды, тайные перемигивания — но большинство, напротив, слушало прилежно, некоторые даже согласно кивали, а стенографистка записывала… Самое же непостижимое заключалось в том, что Нестор Эммануилович, который никак не мог получить и, следовательно, прочитать увезенный сценарий, говорил о нем сущую правду — и говорил почти теми же словами, которыми когда-то пытался сформулировать его существо я! Про «великий эпизод» с самолетом он, правда, ничего не сказал.

Потом Нестор Эммануилович совершил блистательный экскурс в историю автобиографических произведений, предостерег автора от следования отжившей теории ослабленной драматургии, посоветовал работать над диалогом и в заключение поприветствовал приход в кинематограф способного молодого автора.

Больше желающих выступить не оказалось. Тогда, не веря себе, я увидел, как встал главный редактор и, многозначительно переглянувшись с Олей (Оля кивнула), заключил заседание следующим образом:

— Предлагаю поблагодарить Нестора Эммануиловича за его содержательное выступление и, поскольку оно совпадает с мнением Антона Ионыча, мнением очень существенным, так как это мнение будущего постановщика сценария, сценарий принять.

— Доверившись, так сказать, маэстро! — прибавил Нестор Эммануилович и ласково обратился ко мне: — У кого учились, молодой человек?

— Я… — выкатилось у меня и застряло в горле, но Нестор Эммануилович все понял и кивнул.

— У матери-природы — тем похвальней, — молвил он, поднимаясь из кресла. — Только вот вам мой совет: не доверяйте первому успеху, учитесь у мастеров — и в первую очередь, читайте… («Евтихиана»… — бухнуло в моем воспаленном мозгу.)

— …Михеева. А теперь простите великодушно, — поклонился Нестор Эммануилович собранию, объяснил, что опаздывает на ученый совет в Институте прикладного искусства, и торжественно покинул кабинет.

С уходом великого старца множество любопытных глаз обратилось на меня; сидя с опущенной головой, я этих взглядов не видел, но чувствовал пламенеющими щеками.

«Вот сейчас все и начнется», — подумал я.

Но ничего не началось. Главный редактор поздравил меня, объявил заседание закрытым, попросил задержаться Олю, и все начали подниматься.

Схоронившись от постыдного триумфа, я курил на лестничной площадке, проклинал Олю, которая все не выходила, и прикладывал холодную ладонь к щекам.

— Что случилось? — Явившаяся наконец очень веселенькая Оля остановилась, глядя на мои щеки.

— У вас все сценарии так принимают? — отвечал я неожиданно глухим и злобным голосом.

— Если бы все. А вы недовольны?

— Я в восхищении! Я бы вообще давно ушел отсюда!.. Если бы помнил, где здесь выход…

— Хорошо, — перестав веселиться, согласилась Оля и, крепко взяв за руку, повела меня — но, как выяснилось, не к выходу, а к ближайшей двери; распахнув ее, она втолкнула меня в комнату и сказала:

— Сядь и успокойся.

Черт возьми, откуда у меня за такой короткий срок появилось необъяснимое доверие к этой решительной женщине? Бунт во мне поутих, и я сел. Комната оказалась рабочим кабинетом Николая Андреевича, о чем я догадался по торчащим из кружки обугленным трубкам.

— Ну, допустим, успокоился, — сказал я. — Но ведь он же не читал сценария! Все это поняли!

— Ну и что? — невозмутимо ответила Оля.

— Как — ну и что?.. Как?..

— Так. Во-первых, поняли не все. Большинство решили, что им просто не хватило экземпляров. Во-вторых, Нестор Эммануилович уже лет тридцать не читает сценариев. За предыдущие тридцать лет он прочел их миллион и знает, что ничего нового не напишут. Скажи — он ошибся?

— В общем… не знаю… нет…

Оля кивнула так, будто не предвидела другого ответа, и в кивке ее была явная гордость за Нестора Эммануиловича, а также вообще за кино, в котором она работает.

— Для нас важно одно: Нестор Эммануилович высказался. И высказался положительно. Это нужно для формальной стороны дела. Для заключения, которое…

— Постойте, погодите, — замотал я головой, осознав наконец-то главное, что заставило пять минут назад пламенеть мои щеки и что теперь противилось убедительным выкладкам Оли. — Я все понял. У вас свои игры. А я?.. А чужому каково играть в этом цирке? Забавный номер под названием «Поручик Киже»! — воскликнул я, волнуясь. — Ведь даже вы не знаете, что я написал! Никто не знает! Я сам не знаю!

Оля слушала, кивая с сочувствием.

— Бедный вы бедный, — проговорила она, но на челе ее одновременно обозначилось какое-то внезапное озарение. — Я вас понимаю. Понимаю, — повторила Оля уже рассеянно, занятая созревающей мыслью. Вынашивая ее, она ходила по комнате, а мне говорила следующее:

— Но и вы должны понять, что дело не в вас. Дело, Саша, в Антоне Ионыче. Если он решил ставить ваш сценарий, он все равно будет его ставить, что бы ни решил худсовет. Потому что Антон Ионыч — классик, а худсоветы — не для таких, как Антон Ионыч… Вот что, — обернулась ко мне Оля, и по заблестевшим ее глазам я понял, что озарение вылилось наконец в решение. — Пойдемте.

— Куда? — вздрогнул я.

— Пойдемте, — приказала Оля твердо. — Есть одна мысль.

Мы снова оказались в предбаннике главного редактора, и Оля, попросив меня подождать минутку, исчезла за дверью. Секретарша печатала на машинке, заглядывая в неряшливо начириканный оригинал. Щеки у меня по-прежнему горели. «О боги, боги, — думал я, почему-то переходя на высокий стиль. — С каким наслаждением („жандармской кастой“, — продолжил неуправляемый мозг, но касту я выпихнул, напрягши волю), — с каким наслаждением я выпрыгнул бы сейчас в это вот окошко, на этот вот желтеющий газон, перемахнул бы через этот вон чугунный забор — и помчался бы прочь по тем вон липовым аллеям, как Каштанка из цирка, обратно, в уютное вчера, к каталогам, к Василию Васильевичу, к Савве, который все предсказывал правильно, к Наташе — или в „Оку“, куда, конечно, не ходят ни главный редактор, ни Нестор Эммануилович, но где…»