Эрик Гарсиа - Великолепная афера

• Название: Великолепная афера
• Автор: Эрик Гарсиа
• Издательство: Амфора
• Жанр: Триллер
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-532-5, 0-8129-6821-2

Они питаются наивностью и доверчивостью недалеких обывателей. Они легко «облапошивают» глупых граждан, которые с готовностью отдают им кровно нажитые сбережения.

Познакомьтесь с Роем и Фрэнком — мошенниками экстра-класса, — людьми тонкими, интеллигентными и, по-своему, очень милыми. Наши герои — ребята скромные, за решетку не спешат и зарабатывают себе на жизнь маленькими, аккуратными и изящными аферами. Но вот на горизонте соблазнительно появилось настоящее большое дело, провернув которое можно получить по-настоящему большой куш. Устоять было невозможно, тем более что у напарников внезапно появился новый помощник — 14-летняя дочь Роя, девушка весьма сообразительная и страстно желающая пойти по стопам своего отца.

Книга легла в основу сценария одноименного фильма с Николасом Кейджем, Сэмом Рокуэллом и Элисон Ломан в главных ролях. 

---

— Научи меня чему-нибудь.

— Прекрати, Анджела.

— Ну почему, научи.

— Ты что, совсем… я не собираюсь тебя ничему учить.

У Роя пропадает аппетит и желание доедать китайскую пищу. Ему хочется почувствовать, как желчь подкатывает к горлу. Хочется разозлиться на дочь. Она не должна была задавать эти вопросы. Не должна была изъявлять желания обучаться мошенничеству. Но желчь к горлу не подкатывает. И голову не давит.

— Ну хоть одному трюку, — канючит она. — Одному, чтобы я могла применить его в школе.

— Господи, ну прекрати. Я сказал, нет.

— Ну хорошо, я не буду применять его в школе. Я вообще нигде не буду его применять. Клянусь, я просто хочу знать. Я хочу знать, как ты это делаешь, ведь это же так круто…

— Послушай, — говорит он, приподнимая ее со стула и притягивая ближе к себе. Его рука, обвившаяся вокруг ее тела, чувствует мягкость и тепло ее плоти. Пальцы чувствуют упругость ее маленьких бицепсов. — То, что я делаю, вовсе не круто. Вовсе не смешно. Я отбираю деньги у людей настолько глупых, что их деньги сами просятся в руки. А ты слишком хорошая… ты хорошая девочка, и я не собираюсь обучать тебя подобным делам.

Он отпускает ее. Но она не отодвигается назад. На лице недовольная гримаса, надутые губы. Она не опускается на стул, не принимается за еду. Недовольная гримаса, надутые губы.

— Ну все, — говорит он. — Садись и ешь.

Она даже не шевелится, руки безжизненно болтаются вдоль тела, плечи обвисли. Глаза смотрят сквозь него.

— Ладно, — машет рукой Рой, склоняясь над тарелкой с ло мейн. — Продолжай в том же духе. И с тем же лицом. А я голоден.

Не раньше, чем они сели в машину и отъехали от ресторана на четыре квартала, Рой понял, что его точно так же, как когда-то, подвергают наказанию, не разговаривая с ним. А ведь прошли годы. По крайней мере, пятнадцать лет. Он уже едва мог вспомнить, как его наказывали молчанием. Анджела сидит рядом с ним; руки скрещены на груди; неподвижный взгляд устремлен вперед на дорогу. Ни недовольной гримасы, ни надутых губ, только застывший взгляд.

— Куда бы ты хотела поехать еще?

Никакого ответа. Хотя для него молчание — вполне понятный ответ.

— Может, включить радио?

Она даже не шевельнулась. Рой вовлечен в действо. Он сгибается над приборной доской и включает приемник. Крутит ручку настройки. Находит станцию, передающую классическую музыку. Он не любит классику, но уверен, что Анджела любит ее еще меньше. Прибавляет громкость. Музыка заполняет весь салон.

— Если хочешь, я убавлю громкость, — кричит он, перекрикивая музыку, — только скажи.

Ни слова. Рой делает новую попытку.

— Может, опустить стекла? Я могу опустить стекла.

Не дождавшись ответа, он с размаху грохает по выключателю. В машину врывается поток воздуха. Волосы Анджелы развеваются, чуть ли не дыбом встают. Ветер дует ей прямо в лицо, в глаза. Никакой реакции. Чудо, а не ребенок. Ее мамаша давно бы уже закатила грандиозный скандал. Кричала бы, визжала, хохотала — Рой согласен на любой из трех вариантов. Но с Анджелой все иначе. Она гордая, гордая на свой лад.

Рой ведет ее в кино. На комедию. Люди в зале смеются, смеются так громко и так много, что им не хватает воздуха. Лицо девочки вытянуто, и на нем ничего не отражается. Рой бросает в нее горсть попкорна; несколько зерен застревают у нее в волосах. Она взмахом руки стряхивает их с головы. Снова складывает руки на груди. Недовольная гримаса и надутые губы.

В обед продолжается все то же самое. Обедали дома, заказав спагетти в соседнем итальянском кафе. На середине трапезы Рой выключил телевизор в надежде, что она заговорит. Она не заговорила. Он обратно включил телевизор. Ему хотелось, чтобы вокруг был хоть какой-то пум, чтобы хоть что-то происходило. Ничего, все тихо. Вечером, когда он провожает ее в постель, она не задает ему ни одного вопроса. Она не желает напоминать ему о своем существовании. Она не целует его в лоб. Она не делает ничего из того, что делала прежняя Анджела. Она не желает ему спокойной ночи.

Рой отправляется спать, внушая себе, что к утру она образумится. Она упряма, упрямство ее изощренное, но, по сути дела, она еще маленькая девочка. Она должна заговорить как бы невзначай. Рано или поздно она сдастся.

Завтрак проходит в молчании. Вокруг словно вакуум какой-то. Рой предпринимает попытки, энергичные попытки.

— Ладно, — наконец говорит он, отодвигая от себя тарелку с кашей.

Анджела сидит за столом напротив Роя. Она все еще в ночной рубашке.

— Ладно, в эту игру могут играть двое.

И тут Рой начинает наказывать ее собственным молчанием. Теперь он молчит. Но и она молчит. Они сидят над нетронутыми тарелками с кашей, уставившись друг на друга. Сцепились глазами. Воля Анджелы против воли Роя.

* * *

Малый, стоящий за прилавком этого работающего допоздна магазинчика, только что получил отставку у своей девушки, у девушки, которая однажды уже разрешила ему зайти дальше дозволенного… Джессика. Его Джессика. Она носила очки, и ее поцелуи были немного слюнявыми, и она была среди продвинутых учеников, но она принадлежала ему. А он… шестнадцатилетний, костлявый, прыщавый, да к тому же с ненавистью относящийся к своей нынешней работе. Это была единственная работа, на которую его взяли, а если бы не взяли, то пришлось бы и дальше пахать фасовщиком в бакалейной лавке неподалеку от дома. Но ему не хотелось, чтобы кто-нибудь из его школы видел, как он стоит за прилавком, а этот магазинчик расположен довольно далеко от его дома. Работу свою он ненавидел, но любил деньги, которые получал за нее. С этими деньгами он мог ходить на свидания. Если, конечно, было с кем.

Часы показывали почти полдень, когда эта девушка вошла в магазин. Она влетает в зал, не дожидаясь, пока дверь полностью откроется, и, пританцовывая, идет по проходу. Первокурсница, подумал он. Или второкурсница. Симпатичная. Каштановые волосы с рыжеватым отливом спадают ниже талии, почти как у Джессики. Фигура лучше, чем у Джессики. Тоненькая. Ноги длинные, стройные. Прелестные губы.

Анджела пролетает проход, ловит на себе заинтересованный взгляд парня. Крутится перед прилавком, перебирает пальцами блоки жевательной резинки, разложенные на открытой витрине.

— Какая ваша любимая? — обращается она к юноше.

— Любимая жвачка?

— Да. Хочу купить, но не знаю какую. Может, вы посоветуете?

Продавец откашливается. Никто еще не спрашивал у него совета.

— Мне нравится "Дентайн", — говорит он.

— "Дентайн"! Ясное дело, я тоже люблю "Дентайн", — она смеется. В ее смехе чувствуется какая-то преднамеренность. — Здесь наши вкусы сходятся.

Продавец согласно кивает. Улыбается. Он не знает, что у нее на уме, но пока все, что происходит, ему нравится.

— Сколько она стоит? Вроде сорок пять центов?

Он знает, что пачка стоит пятьдесят центов, но ему хочется показать, как он работает. Хочется произвести впечатление. Поэтому он проводит пачкой по сканеру, и на экране появляется цена.

— Пятьдесят центов, — произносит он ломающимся голосом. — Пятьдесят.

Анджела, вертя попкой, роется в карманах в поисках мелочи. Мальчик силится отвести взгляд от выреза на ее блузке, из которого прямо на него смотрят округлые прелестные грудки. Он смотрит в сторону, за нее, в проход. Снова ей в лицо. Концентрирует взгляд на ее лице.

— Нет мелочи, — говорит она, вынимая руки из карманов. — Вот только это. — И она, сконфуженно улыбаясь, протягивает ему двадцатидолларовую купюру. — Понимаю, что глупо давать вам двадцать долларов за то, что стоит пятьдесят центов.

Он успокаивает ее жестом руки.

— Не переживайте. Это обычное явление. Бывает, сюда заглядывают парни, чтобы купить банку воды, а протягивают сто долларов.

Со щелчком он открывает ящик кассового аппарата, вынимает из него сдачу. Подает девушке девятнадцать долларов и пятьдесят центов, пытаясь при этом прикоснуться к ее ладони. Она мягкая, такая, как он и ожидал.

— Благодарю, — говорит она и кладет сдачу в карман.

Ленточка на упаковке сорвана, пластинка жвачки отправлена в рот. Она наклоняется над прилавком, ее лицо в каких-нибудь двух футах от его лица.

— А ты, наверное, где-то учишься?

Юноша сглатывает слюну; молится про себя, чтобы голос его звучал по-мужски, и отвечает:

— Вроде того. Я учусь в Гамильтоне.

— Что ты говоришь? Здорово. Я дружила с ребятами оттуда и частенько ездила с ними на игры. Послушай… вот где я тебя видела. Ты же играл в их футбольной команде, так?

Краснеть он не желает. Что угодно, только не краснеть. Пытается не дышать, чтобы не покраснеть.

— Нет, — отвечает он. Ему так хочется приврать, приукрасить себя, но он не может. — Нет.

— Ты правду говоришь?

— Правду… да, я… понимаете, я участвовал в отборочных соревнованиях в команду, но… понимаете… но у меня были другие дела.