Владимир Войнович - Деревянное яблоко свободы

• Название: Деревянное яблоко свободы
• Автор: Владимир Войнович
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-31854-4

«Деревянное яблоко свободы» – историческая повесть Владимира Войновича о Вере Фигнер, «пламенной революционерке», покушавшейся на Александра II, красавице и первой русской эмансипе. В советское время эта повесть выходила многомиллионными тиражами под другим названием – «Степень доверия». Написанная от лица мужа Фигнер–Алексея Филиппова, – она и есть рассказ о той степени доверия, которую ищут, находят и утрачивают близкие люди. Супруги и родные, – при том, что это люди необыкновенные, героические и надмирные, какие рождаются только в эпохи великих перемен и катаклизмов. И проносятся, как метеоры, по небу цивилизации. Что движет молодой, образованной, полной жизни женщиной, когда она становится террористкой? Стоит ли Социалистическая Идея того, чтобы отказаться от радости материнства и простого женского счастья? Владимир Войнович пишет о людях давнего прошлого так, будто они живут с нами рядом. И это в наши дни происходит их выбор: между мечтой и любовью, между призванием и свободой. Издается впервые после многолетнего перерыва.

---

Владимир Войнович Деревянное яблоко свободы

Предисловие

Книжная серия «Пламенные революционеры» была задумана и запущена Политиздатом в 1968 году для, как я предполагаю, отвлечения некоторых свободомыслящих писателей от злободневных тем. Приглашаемым к участию авторам, среди которых оказался и я, предлагался список рекомендованных ЦК КПСС и Институтом марксизма-ленинизма революционеров всех времен и народов, включая, разумеется, русских. Русские в списке составляли, естественно, большинство. Я в то время уже писал роман о солдате Чонкине, и мне не очень хотелось влезать в далекую историю, тем более что никакой склонности к историческому жанру я в себе не ощущал. Но, понимая, что Чонкин на том этапе вряд ли меня прокормит, я согласился принять участие в серии. Из предложенных кандидатур выбрал Веру Фигнер, потому что она не была большевичкой, потому что интересовался историей организованного террора в России и потому что о добольшевистских временах можно было писать более или менее правдиво. Руководил серией замечательный человек Владимир Новохатко, который оберегал авторов от слишком бесцеремонных вмешательств в то, что называется художественной тканью.

Заключив договор, я долго не приступал к работе и даже подумывал, не вернуть ли аванс. Но начиная с того же 1968 года все, что я написал до того, оказалось под тотальным запретом, оставалась надежда только на эту книгу, и я ее в конце концов написал. Поскольку в самом деле речь шла не о большевиках, к книге больших придирок не было, не считая того, что редактор книги просила меня убрать слово «геморрой», считая его неприличным. «Геморрой» мне отстоять удалось, но кто-то должностью выше счел, что название «Деревянное яблоко свободы» звучит двусмысленно, в нем есть то, что тогда стало называться неконтролируемым подтекстом. После некоторой безуспешной борьбы я заменил название на «Степень доверия», и книга вышла обыкновенным для Политиздата начальным тиражом 200 000 экземпляров. Но вскоре и ее запретили. После крушения советской власти я ее однажды переиздал в неизменном виде, но все собирался и наконец дозрел до того, чтобы пересмотреть весь текст, кое-что уточнить и что-то поправить с точки моего сегодняшнего видения тех событий и людей, их совершавших. Мне кажется, сегодня задуматься о том, чем был народовольческий период в российском революционном движении, довольно важно для всех, кто интересуется отечественной историей.

Террор в истории человечества применялся одними людьми против других всегда, начиная с Каина. Но народовольцы стали родоначальниками террора организованного. Эти люди, по словам Ленина, страшно далекие от народа, были первыми, кто поставили политические убийства на поток, сделали их главным смыслом своей борьбы и готовы были расплачиваться за содеянное собственными жизнями. Народовольцы были романтиками, склонными, естественно, к возвышенной романтической фразеологии. Им не хотелось называть своими словами то, чем они занимались, поэтому они политические убийства именовали красиво: борьбой по способу Вильгельма Телля и Шарлоты Корде. А вот их индийские последователи то же самое уже называли русским способом. Будучи предтечей нынешних террористов, народовольцы были тоже вполне безжалостны, но все же не столь неразборчивы в средствах и целях. Они не приводили в действие заряды в местах скопления мирных жителей, не подрывали жилые дома и пассажирские средства передвижения, не захватывали заложников, не отрезали им головы и не убивали детей.

Убийство ими Александра II вопреки их ожиданиям привело только к ужесточению режима при Александре III и усилению репрессий против революционно настроенных граждан. Но этим же убийством царской власти был нанесен такой удар, после которого она уже никогда не сумела оправиться. Нынешние историки, писатели и другие люди, думающие, что знают историю, спорят о том, что привело к гибели российское государство в семнадцатом году. Называют разные причины. Война, слабость царя, гемофилия царевича, суеверие его матери, Распутин, Ленин в пломбированном вагоне, Германия, подкармливавшая большевиков. И так далее. Некоторые рассматривают эти причины в комплексе, другие разделяют их по степени главности. Но на самом деле к семнадцатому году российская государственность была обречена. Война такая или другая случилась бы все равно. А остальное – несущественные детали. Если бы царь был покрепче характером, а цесаревич ничем не болел, если бы Распутина утопить во младенчестве и пустить пломбированный вагон с немецким шпионом Лениным под откос, дело бы все равно кончилось крахом. Потому что до Ленина и большевиков было столетнее революционное движение, начало которому положили декабристы. С тех пор силы, враждебные государственному строю России, атаковали эту твердыню непрерывно и в конце концов настолько ее ослабили, что ей не осталось ничего другого, как рухнуть.

В девятнадцатом веке, как известно, по Европе бродил призрак коммунизма. Но материализовался он только в России. Потому что Европа, у которой мы высокомерно отказывались и отказываемся учиться, оказалась более гибкой, понявшей, что революционное движение – результат не просто случайного помутнения умов, но рождено назревшими требованиями времени, с которыми надо считаться и искать компромиссные решения.

Царская же власть, как правильно отмечали ее критики, на компромисс если и шла (освобождение крестьян, судебная реформа, манифест 1905 года), то с опозданием и оговорками, сводившими на нет объявленные свободы. С крамолой же власть боролось руками жандармов, казенных прокуроров и судей, тупых, лживых, коварных и беспринципных, таких же, как и их советские преемники. Тем временем революционное движение росло и захватило огромные народные массы. В конце концов оно стало просто модным, а мода – это величайшая сила. Бывают времена, когда модно быть патриотом, охранителем устоев, бывают, когда модно разрушать государство или бежать из него. Уже в царствование Александра II мода на революционность дошла до того, что революционной молодежью любой царь независимо от его личных человеческих достоинств воспринимался безусловным врагом. Не зря молодой Герман Лопатин написал Александру II примерно такие (цитирую по памяти) слова: «Ваше величество! Если вы встретите молодого образованного человека с умным лицом и открытым взглядом, знайте, это ваш враг».

К семнадцатому году уже вся образованная часть населения и многие рабочие были пронизаны духом нигилизма. Никакие компромиссные решения спасти власть уже не могли. Примерно то же случилось и с советской властью в 1991 году. До сих пор у нас многие тупо твердят, что Советский Союз разрушили Горбачев или Ельцин. Утверждение крайне глупое. Жизнеспособное государство ни одному человеку, ни двум, ни десяткам и сотням разрушить невозможно. Краху советской системы способствовали отчасти ее враги (например, диссиденты), но главная заслуга тут принадлежит самым яростным защитникам системы, ее наиболее твердолобым вождям и карательным органам, которые долго старались и сделали все, чтобы эта система стала негибкой и нежизнеспособной.

На этом я свой доморощенный анализ давних и недавних событий закончу и скажу несколько слов о книге, которую вы раскрыли.

Я вовсе не думаю, что эта книга или любая другая может повлиять на ход исторических событий и чему-нибудь научить общество. Я просто старался написать ее по возможности занимательно, изобразить героиню и ее товарищей и изложить события такими, какими я себе их представляю, и вставить между строк несколько собственных соображений.

Часть первая

Глава 1

Был конец ноября или начало декабря (точно не помню), когда от отца моего, проживавшего в родовом имении Филипповке, получилось известие, что в скором времени в Казань прибудет Николай Александрович Фигнер со взрослой дочерью.

«Николай Александрович, – писал отец, – мой однокашник еще по Корпусу Лесничих, ныне, как и я, служит мировым посредником в Тетюшском уезде. Посему советую тебе быть к нему и его дочери внимательным и гостеприимным, как это всегда водилось в нашем роду, и не докучать своими откровениями, которые среди нынешней молодежи называются правдой в глаза, а в наши времена называлися просто хамством. Будь снисходителен к слабостям других, ибо никто из нас не совершенен». Затем следовали коротко семейные новости и просьба: «В книжном магазине Дубровина спроси книгу „Нет более геморроя!!!“ Зейберлинга. В газетах пишут, что книга сия знакомит с сущностью страдания доселе невыясненного геморроя и научит избавиться от него безо всяких последствий».

Хотя батюшка ни словом не обмолвился о цели путешествия своего однокашника, мне эта цель была вполне очевидною. «Ясно, – думал я, – едет старый хрен из провинции в губернский город, чтобы сбыть залежалый товар, будто в губернском городе живут дураки». Впрочем, дураков в нашем городе, действительно, хватало вполне. Мне в ту пору было двадцать шесть лет. Окончивши с отличием Казанский университет, я получил звание кандидата прав и служил следователем в окружном суде. Работа эта, при всех ее теневых сторонах, казалась мне крайне важной, особенно в нашем тридевятом царстве, весьма отсталом в правовом отношении, и отвечала моим стремлениям быть необходимым и полезным членом общества. Судебная реформа, тогда только что дошедшая до нашей губернии, открывала перед молодым и честолюбивым человеком весьма приятные перспективы.